Двадцать три ступени вниз - Марк Касвинов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все эти и другие подобные им телеграммы Распутина прошли тогда через руки Б. В. Похвиснева, бывшего министра почт и телеграфа с 1913 по 1917 год. В эмиграции он показывал:
"По установившемуся порядку все телеграммы, подававшиеся на имя государя и государыни, представлялись мне в копиях. Поэтому они все были мне известны. Их было очень много... Громадное влияние Распутина у государя и государыни содержанием телеграмм устанавливается с полной очевидностью". По существу же этой корреспонденции Похвиснев показал: "Все эти телеграммы всегда заключали в себе элемент религиозный и своей туманностью, каким-то сумбуром и хаосом всегда порождали при чтении их тягостное чувство чего-то психопатологического. В то же время они были затемнены условными выражениями, понятными только адресатам" (115).
До конца пребывания в звании императрицы не ослабляет свою бурную деятельность и Александра Федоровна.
На протяжении 23 лет и до минуты краха пронизывает эту деятельность истерия - политическая, религиозная и будничная, бытовая.
Истеричны и страх ее, и радость, и горесть, и любовь. Почти ни в чем не знает она золотой середины сдержанности и трезвого суждения. Крайностями всегда были ее и "да", и "нет". И дружба, и вражда ее - пароксизм. Даже супруг как-то заинтересовался ее состоянием и попросил дворцового доктора Фишера представить справку на сей предмет. Она нашла справку в столе мужа и выгнала незадачливого доктора вон.
Надвигающуюся угрозу революции Александра Федоровна пытается приостановить заклинаниями и проклятьями в типичном для дармштадтских бюргеров духе презрения к "славянскому быдлу" (116).
"Дорогой, - пишет она Николаю в канун февральского переворота, - будь тверд, покажи властную руку, вот что надо русским... Дай им теперь почувствовать твой кулак. Они сами просят этого - сколь многие недавно говорили мне: нам нужен кнут. Это странно, но такова славянская натура величайшая твердость, даже жестокость и вместе с тем горячая любовь". Далее гессенская специалистка по секретам славянской натуры поучает супруга: "Я слишком хорошо знаю, как ведут себя ревущие толпы, когда ты находишься близко. Они еще боятся тебя. Они должны бояться тебя еще больше, так, чтобы, где бы ты ни был, их охватывала бы все та же дрожь".
В своем дармштадтском стиле характеризует она и политиков, даже тех из них, кто относился к ней неплохо:
"В Думе все дураки"; "В Ставке сплошь идиоты"; "В синоде одни только животные"; "Министры-мерзавцы"; "Дипломатов наших надо перевешать"; "Разгони всех, назначь Горемыкину новых министров... Прошу тебя, дружок, сделай это поскорее..."; "Только поскорей закрой Думу, прежде чем будут представлены их запросы"; "Газеты всем недовольны, черт бы их побрал"; "Думу надо прихлопнуть"; "Заставь их дрожать"; "Все они должны научиться дрожать перед тобой"; "Когда же ты, наконец, хватишь рукой по столу и накричишь?";
"Тебя должны бояться"; "покажи, что ты хозяин"; "Ты владыка, ты хозяин в России, помни это"; "Мы не конституционное государство, слава богу"; "Будь львом в борьбе против маленькой кучки негодяев и республиканцев"; "Будь Петром Великим, Иваном Грозным и Павлом Первым, сокруши их всех"; "Будь решительным и более самодержавным, показывай свой кулак там, где это необходимо"; "Докажи, что ты один властелин и обладаешь сильной волей"; "Будь строгим, это необходимо, они должны слышать твой голос и видеть недовольство в твоих глазах"; "Они должны, они должны дрожать перед тобой, иначе все будут на нас наседать, и надо теперь же положить этому конец"; "Довольно, мой дорогой, не заставляй меня попусту тратить слова"...
Вообще-то она не возражает, чтобы супруг уступал, но только двоим: ей и Григорию Ефимовичу. Из остальных ни один этого не заслуживает, потому что:
" Сазонов - дурак "; " Воейков - трус и дурак"; "Посол Демидов совершенный дурак"; "Самарин - настоящий дурак"; "Все министры - сплошь дураки"; "Я надеюсь, что Кедринского (то есть Керенского. - М.К.) из Думы повесят за его ужасную речь - это необходимо, и это было бы хорошим примером"; "Спокойно и с чистой совестью я сослала бы Львова в Сибирь"; "Я отняла бы чин у Самарина", "Милюкова, Гучкова и Поливанова - всех их надо тоже в Сибирь".
Раз зачислив Гучкова в революционеры, она с тех пор рвет и мечет при одном упоминании его имени. "Гучков - это скотина, хотя и умная, он начиняет всякими мерзостями Алексеева"; "Как отвратительно, что Гучков, Рябушинский, Вайнштейн, Лазарев и Жуковский избраны этими мерзавцами в Государственный совет". Однажды она спешит порадовать супруга светлой весточкой: "Гучков очень болен; желаю ему отправиться на тот свет". Увы, вскоре выяснилось, что Гучков на тот свет не собирается, какое разочарование: "Гучков поправляется". Ее комментарий: "По совести должна тебе сказать, мой ангел: выздоровление Гучкова - к нашему несчастью". Затем: "Правда ли, что собираются послать к тебе Гучкова и других с депутацией от Москвы? Тяжелая железнодорожная авария, в которой пострадал бы он один, была бы заслуженным божьим наказанием"; "Конечно, отделаться от Гучкова надо, но только как вот в чем вопрос. Теперь военное время - нельзя ли придраться к чему-нибудь такому, на основании чего можно было бы его засадить?"; "Гучкову место на суку высокого дерева"; "Ах, если бы только можно было повесить Гучкова!"
Это была истинная дочь дармштадтского бюргерства: поведав мужу в очередном письме свою заветную мечту о повешении Гучкова, она вместе с Вырубовой пробирается инкогнито в ресторан Ивана Ивановича Чванова на Петроградской стороне и вновь, как в первые дни царствования, слушает в исполнении румынского скрипача чувствительный романс и, пряча руки в муфту, заливается слезами под темной вуалью.
Накатывала в ресторанах меланхолия и на ее "Друга". Но этот и в такие минуты чуждался сантиментов, а больше соображал, что бы еще такое предпринять по государственно-политической части. В первых числах декабря 1916 года, например, Распутин узнал, что устранения Протопопова из правительства требует Государственный совет. На этот раз старец считает нужным перейти с языка заумно-божественного на суконно-канцелярский. Уединившись в кабинете ресторана "Медведь", за бутылкой мадеры Распутин и Протопопов составляют на имя царя телеграмму-иносказание:
"Не соглашайтесь на увольнение директора-распорядителя. После этой уступки потребуют увольнения всего правления. Тогда погибнет акционерное общество и потеряет должность даже его главный акционер" (117).
Телеграфная аллегория оказалась пророческой. Не прошло и трех месяцев, как "главный акционер" потерял должность. Одновременно прекратило свое существование и возглавлявшееся им "акционерное общество" под двуглавым орлом.
(1) О своем общении с Николаем II он рассказал в книге: Г. Шавельский. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота. Нью-Йорк, 1954.
(2) В слободе Покровской, близ Тюмени, откуда Распутин был родом, его еще в молодости считали нечистым на руку. Однажды ночью он был схвачен с поличным при попытке увести лошадей своего односельчанина Картавцева, при этом избит до потери сознания. В 1917 году 67- летний Картавцев вызывался в Петроград Временным правительством для дачи показаний о личности Распутина.
(3) В детстве были привезены в Россию и отданы на воспитание в Смольный институт Анастасия и Милица - дочери черногорского князя Николая Негоша. Впоследствии сестры оказались замужем за великими князьями Николаем Николаевичем и Петром Николаевичем. Черногорки стали подругами Алисы Гессенской по приезде ее в Россию. Всюду сопровождали ее, услужали ей. Витте называл их "горничными". В период распутинщины, однако, они превратились из подруг царицы в ее непримиримых врагов.
(4) Соlin Wilsоn. Rasputin and the fall of the Romanovs. Farrar and Straus, New York, 1964.
(5) Gualtiero Salvetti. Rasputin. Un monaco seduttore alia corte degli zar. De Vecchi, Milano, 1968.
(6) A. J. Spiridovitsch, russischer General. Rasputin. Hallwag, Bern-Stuttgart, 1939.
(7) Alexis Markow. Rasputin und die urn ihn. Konigsberg. 1928-1932.
(8) Борис Алмазов. Распутин и Россия. Славянское издательство, Прага, 1922-1932.
(9) "Die Quelle", 17.III.1970. S. 12.
(10) "Welt am Sonntag", No 28, 14.VII. 1968, S. 16.
(11) Таков, в частности, цветной фильм "Ich totete Rasputin" ("Я убил Распутина") в постановке режиссера Робера Оссеина по одноименной книге Ф. Ф. Юсупова.
(12) А.А. Блок. Последние дни императорской власти. Собрание сочинений. Изд-во "Правда", М., 1961, т. 6, стр. 335. Далее в сносках: "Блок, стр.". Значение данной работы Блока, цитируемой здесь и в дальнейшем, определяется тем, что поэт, будучи сотрудником Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства, принимал непосредственное участие в допросах бывших царских сановников и министров, готовил к изданию материалы о их прошлой деятельности и взаимоотношениях, о совершенных против народа преступлениях.
(13) Алексей от рождения страдал гемофилией - болезнью несвертываемости (неспекаемости) крови. Малейший ушиб, порез или царапина, обычно пустяковые для нормального ребенка, грозили царевичу смертью. Эту болезнь он унаследовал от гессенского рода - в Германии ее жертвами не раз становились ближайшие родственники Александры Федоровны. Не без ловкости Распутин колдовал над больным, с помощью различных фокусов и ухищрений внушив и ему, и родне, что является единственным и незаменимым его лекарем и спасителем.