К вящей славе человеческой - Вера Камша

– Нет, сеньор. Не было такого уговору, чтобы внутрь на ночь глядя соваться.

– Твое дело. – Если замок пуст, он как-нибудь переночует, а если Диего укрылся в родовом гнезде, лишний свидетель им ни к чему. – Деньги ты получил, мы в расчете.

– Оно так, – подтвердил проводник, – только непростое это место, может, и не дурное, только мало ли… Голова у всех одна, а душа тем более. Поглядели да повернули, пока светло. Реку перейдем да заночуем у новых крестов, все безопасней…

– Моей душе ничего не грозит, – усмехнулся Хайме, – а ты поезжай. Я за себя как-нибудь отвечу.

– Как сеньору угодно. Мое дело сторона.

Туторец хлестанул явно недовольную таким оборотом кобылку и исчез в сумерках. Знал бы он, что седой сеньор со шрамом, которого он за два реала подрядился довести до Гуальдо, не кто иной, как глава Муэнского трибунала, удравший из Сургоса как раз в день Пречистой Девы Муэнской! Означенный глава усмехнулся и поправил седельную сумку, в которой засел соизволивший скрыть свое присутствие Коломбо.

Хайме так и не понял, что накатило на фидусьяра и где его носило в ночь убийства Арбусто. Папский голубь вел себя на удивление смирно, а в ответ на все расспросы нес тоскливую чушь про падший мир и зло, в котором кто-то погряз. Хайме не вытерпел и отступился, а на подъезде к Муэне Коломбо забрался импарсиалу за пазуху. Вечером, с отвращением обозрев изгаженную рясу, святой отец признал, что мир таки погряз, и потребовал холщовую сумку, в которую Коломбо и забился. Голубь выбирался наружу только на церемониях, и то под угрозой вытряхивания. Когда первое удивление миновало, Хайме от всей души возблагодарил неведомое зло и замыслил бегство, благо слова Бенеро подтвердились. Припадки не вернулись, ни когда Хайме рискнул сесть на коня, ни когда, ссылаясь на спешку, преодолел весь путь от Доньидо до Сургоса верхом. Отвыкшее от седла тело побунтовало и подчинилось, и в жизнь импарсиала вернулись цокот подков и ветер в лицо. И еще к нему вернулась радость, тем более неуместная, что ничего хорошего в Онсии не происходило.

– Хайме! – Де Гуальдо выскочил навстречу гостю раньше слуг. – Здесь?! Браво!

– Прости, не предупредил. – Де Реваль прижал палец к губам, и Леон быстро кивнул. – Куда поставить лошадь?

– Куда хочешь, – засмеялся хозяин, – места хватит. Фарабундо!

– Тут я! – Белоголовый великан уже возвышался в проеме ворот. Он мало изменился, до странности мало.

– Смотри, кто приехал! Узнаешь?

– Сеньор де Реваль, – с ходу решил слуга, – больше некому.

– Возьми жеребца, – велел Диего. – Как его зовут?

– Нуэс. – Хайме поколебался и протянул Фарабундо мешок. – Отнеси в мою комнату, только не развязывай. Там… птица. Я так тебя и не поблагодарил…

– Не за что, сеньор. – Гигант улыбнулся не как слуга, как друг. – Кто-то ведь должен был уцелеть, как же иначе? Давайте мешок. Не бойтесь, не улетит.

Диего с ужасно озабоченным видом увел Бенеро к Мариите, которая внезапно почувствовала странную слабость и головокружение. Как бы не так! Если Мария что и чувствовала, так это боязнь показаться на глаза мужчине, который видел ее без корсета. Застигнутая появлением брата у подруги Инес знала это твердо, но ничего более умного Диего сочинить не успел. Бенеро с безмятежным видом, за который хотелось придушить, выслушал сбивчивое описание коварного недуга и неторопливо вышел вслед за озабоченным любовником. Брат и сестра остались вдвоем.

– Где твой голубь? – холодно спросила Инес. – Ты оставил Святую Импарцию?

– Напротив, – пожал плечами Хайме, – я назначен главой Священного Трибунала Муэны, а Коломбо в моей комнате. Он устал.

– Священный Трибунал? – с вежливым любопытством переспросила Инья. – Никогда не слышала. Что это такое?

– Священный Трибунал Онсии во главе с Верховным Импарсиалом создан его святейшеством по представлению онсийской короны, – охотно объяснил брат. – Но, будучи учрежден Папой, во всех своих действиях подотчетен лишь ее величеству. Иными словами, никому.

– И Фарагуандо на это согласился? – Господи, как же далеки все эти трибуналы от старого замка у реки, далеки, никому не нужны и не страшны.

– Разумеется, согласился, – пожал плечами Хайме, – ведь он и есть Верховный Импарсиал и в таковом качестве назначает провинциальных судей из числа импарсиалов. Мне досталась Муэна со всеми ее «белолобыми», теперь я засяду в Сургосе, выслеживая истинных хаммериан и не давая гонять мнимых. Кстати, да будет тебе известно, за тебя молится вся Онсия со «святым Мартином» во главе. И она же ловит развратницу Марию с любовником и отравителем.

– Когда я смогу вернуться? – не сочла нужным вдаваться в подробности Инес. Она никогда не любила слушать о неприятном, Хайме, впрочем, тоже.

– Не раньше чем дона Диего с маркизой или хотя бы Бенеро увидят в Миттельрайхе или Аббенине. Камоса знает, что ты не заложница?

– Нет, – с непонятным удовлетворением произнесла сестра, – видел бы ты, как он трясся, когда Диего его схватил, зато потом… Он мечтает вернуть меня королеве и получить дворянство.

– Разумеется, – усмехнулся Хайме, – ведь деньги у него уже есть. Донос на Бенеро не первый его подвиг во славу веры.

– А что этот Камоса узнал про сеньора Бенеро? – Инес равнодушно поправила позабывшие о мантилье волосы. – Они ведь едва кланялись.

– Ты можешь спросить у него самого, – сощурился братец, – я ознакомил сеньора Бенеро со всеми обвинениями.

– Не хочу быть любопытной, – отрезала Инес.

– Разве? – удивился Хайме. – Не подумал бы. Бенеро был виновен в одном – у него водились деньги. Деньги, книги и знатные пациенты, на которых точили зубы как доносчики, так и Пленилунья. Не сам, разумеется, но Государственный Совет желал наследовать еретикам и чернокнижникам, а Импарция мешала. Впрочем, Бенеро я бы Пленилунье отдал, сей достойный суадит слишком упрям, чтобы прислушаться к моим советам, а ломать из-за него шею я не собирался.

– Ты ее собрался ломать из-за Хенильи. – Как непривычно видеть брата без петрианского балахона и голубя, но это ничего не значит. Импарсиал остается импарсиалом даже во сне. – Из-за мерзавца, пославшего всех вас на смерть!

– А, так ты уже знаешь? Я был лучшего мнения, скажем так, о доне Диего.

– Он должен был сказать! Мария так мучилась, что все вышло из-за нее. Мы с Диего едва ее убедили, что она не виновата. Хенилью убила его собственная подлость, жаль, не только его! Девочка выходила замуж за Орла Онсии, а не за стервятника…

– Любопытная точка зрения. – Взгляд Хайме стал еще пристальней. – Готов поклясться, что первый тезис принадлежит Бенеро, а второй – тебе.