Русская литература в 1842 году - Виссарион Белинский

Творение, которое возбудило столько толков и споров, разделило на котерии и литераторов и публику, приобрело себе и жарких поклонников, и ожесточенных врагов, на долгое время сделалось предметом суждений и споров общества; творение, которое прочтено и перечтено не только теми людьми, которые читают всякую новую книгу или всякое новое произведение, сколько-нибудь возбудившее общее внимание, но и такими лицами, у которых нет ни времени, ни охоты читать стишки и сказочки, где несчастные любовники соединяются законными узами брака по претерпении разных бедствий, и в довольстве, почете и счастии проводят остальное время жизни; творение, которое, в числе почти 3 000 экземпляров, все разошлось в какие-нибудь полгода: – такое творение не может не быть неизмеримо выше всего, что в состоянии представить современная литература, не может не произвести важного влияния на литературу.

Полное собрание стихотворений покойного Лермонтова вышло в последней половине декабря прошлого года и должно быть причислено к литературным явлениям нового года.

Сборниками стихотворений прошлый год очень небогат. Самым лучшим и приятнейшим явлением в этом роде, без всякого сомнения, была книжка «Стихотворений Аполлона Майкова». Этот молодой поэт одарен от природы живым сочувствием к эллинской музе; он овладел всею полнотою, всею свежестию и роскошью антологического созерцания, пластическою художественностию антологического стиха, – так что антологические стихотворения г. Майкова не только не уступают в достоинстве антологическим стихотворениям Пушкина, но еще едва ли и не превосходят их. Это большое приобретение для русской поэзии, важный факт в истории его развития. Но жаль было бы, если б только на этом остановился г. Майков. Антологические стихотворения, как бы ни были хороши, – не более как пробный камень артистического элемента в поэте. Их можно сравнить с ножкою Психеи, рукою Венеры, головою Фавна, превосходно высеченными из мрамора. Конечно, превосходно сделанная ножка, ручка, грудь или головка, каждая из этих деталей может служить доказательством необыкновенных скульптурных дарований, чувства пластики, изучения древнего искусства; но еще не составляет скульптуры, как искусства, и превосходно сделать ножку, ручку, грудь или головку далеко не то, что создать целую статую. Сверх того исключительная преданность древнему миру (и притом далеко не вполне понятому), без всякого живого, кровного сочувствия к современному миру, не может сделать великим или особенно замечательным поэта нашего времени. К этому еще должно присовокупить, что одно да одно, теряя прелесть новости, теряет и свою цену. Итак, мы желали бы, чтобы г. Майков или предался основательному и обширному изучению древности и передавал на русский язык, своим дивным стихом, вечные, неумирающие создания эллинского искусства, или обрел в тайнике духа своего те сердечные, задушевные вдохновения, на которые радостно и приветливо отзывается поэту современность. Покоряясь требованиям справедливости, мы не можем не повторить здесь уже сказанного нами в статье о стихотворениях г. Майкова, что почти все его неантологические стихотворения пока еще не обещают в будущем ничего особенного. Нам было бы очень приятно ошибиться в этом приговоре, – и мы первые вспомнили бы с радостию о своей ошибке, если б г. Майков подарил русскую публику такими стихотворениями, которые обнаружили бы в нем столь же примечательного и столь же многообещающего в будущем современного поэта, сколько и антологического. Антологическая муза г. Майкова не ослабела ни в силе, ни в деятельности, и после выхода книжки его стихотворений публика прочла в «Отечественных записках» и «Библиотеке для чтения» несколько прелестнейших его стихотворений в любимом его антологическом роде, но они уже не возбудили в ней прежнего восторга. А между тем, повторяем, они так же прекрасны, как и прежние, в доказательство чего достаточно привести из них следующие – «Барельеф»:

Вот безжизненный отрубокСеребра: стопи егоИ вместительный мне кубокСлей искусно из него.Ни кипридиных голубок,Ни медведиц, ни плеядНе лепи по стенкам длинным:Нарисуй в саду пустынном,Между роз, толпы менад,Выжимающих созрелый,Налитой и пожелтелыйС пышной ветки виноград;Вкруг сидят умно и чинноДети перед бочкой винной;Фавны с хмелем на челе,Вакх под тигровою кожей,И Силен румянорожийНа споткнувшемся осле.

Зато вот еще одно из последних стихотворений г. Майкова, доказывающих, что чуть только выйдет он из сферы антологического созерцания, как из его стихотворения тотчас же ничего не выйдет:

Море бурно, небо в тучах.Он примчался на конеПрямо к брызгам вод кипучих.«Старый! чолн скорее мне!» —

И старик затылок чешет…– Плохо будет, господин!Полно, барин (?!), беса тешить (??!!..)Наших, в море не один (?).

«Пусть их гибнут! Под водоюРыбе рыбьи и гроба! —Знай, я Цезарь: а со мною,Мне послушна и судьба!»

Странная фантазия – свести Цезаря с русским мужиком и заставить его объясняться до такой степени посредственными стихами…

«Сумерки», маленькая книжка г. Баратынского, заключающая в себе едва ли не последние стихотворения этого поэта, тоже принадлежит к немногим примечательнейшим явлениям по части поэзии в прошлом году. По поводу ее мы в последней книжке «Отечественных записок» обозрели всю поэтическую деятельность г. Баратынского.{20} Теперь же прибавим только, что едва ли это и действительно не последние стихотворения знаменитого поэта; вот пьеса из «Сумерок», доказывающая это:

На что вы, дни? юдольный мир явленьяСвои не изменит!Все ведомы и только повтореньяГрядущее сулит.Недаром ты металась и кипела,Развитием спеша,Свой подвиг ты свершила прежде тела,Бессмертная душа!И тесный круг подлунных впечатленийСомкнувшая давно,Под веяньем возвратных сновиденийТы дремлешь; а оноБессмысленно глядит, как утро встанет,Без нужды ночь сменя;Как в мрак холодный вечер канет,Венец пустого дня!

Страшно чувство, которым внушено это выстраданное стихотворение! не обещает оно новых и живых вдохновений; и лучше совсем не писать поэту, чем писать такие, например, стихотворения:

Сначала мысль воплощенаВ поэму сжатую поэта,Как дева юная темнаДля невнимательного света,Потом осмелившись, онаУже увертлива, речиста,Со всех сторон своих видна,Как искушенная жена,В свободной прозе романиста;Болтунья старая, затемОна, подъемля крик нахальный,Плодит в полемике журнальнойДавно уж ведомое всем.

Что это такое? неужели стихи, поэзия, мысль?..

Вышедшая в прошлом же году маленькая книжечка стихотворений Полежаева под названием «Часы выздоровления», подала нам повод, в отдельной критической статье, обозреть всю поэтическую деятельность этого замечательного поэта.{21}

Первая часть стихотворений г. Бенедиктова, изданная в 1835 году, достигла второго издания в прошлом 1842 году. Наше мнение об этом поэте известно публике.{22}

Чтоб не возвращаться более к стихам, скажем теперь же и о тех, которыми наполнялись журналы наши в продолжение прошлого года. В «Отечественных записках» с начала года и до отпечатания вышедшего теперь полного собрания стихотворений Лермонтова были помещены (кроме следующих пьес, не принадлежащих к лучшим произведениям Лермонтова: «Сосна», «Ты помнишь ли», «Умирающий гладиатор», «Два великана», «В альбом автору «Курдюковой», «М. П. Соломирской») драгоценнейшие перлы созданий этого поэта: «На светские цепи», «Соседка», «Договор», отрывки из поэмы «Демон», поэма «Боярин Орша» и лучшее, самое зрелое из всех его произведений – «Сказка для детей». В первых двух книжках «Отечественных записок» были напечатаны два стихотворения покойного Кольцова. – в этой книжке печатаются некоторые из последних его стихотворений… Стихотворениями г. Огарева постоянно украшались исключительно «Отечественные записки». Стихотворения г. Майкова являлись и в «Отечественных записках» и в «Библиотеке для чтения». Стихотворения г. Фета печатались и в «Отечественных записках» и в «Москвитянине». К замечательнейшим стихотворным пьесам прошлого года принадлежит напечатанное в 7 № «Отечественных записок» стихотворение г. Л. П. «Петр Великий».{23}

Вообще прошлый год был не богат стихами, а будущий – это можно сказать смело, будет еще беднее… Лермонтова уже нет, а другого Лермонтова не предвидится… хоть совсем не пиши стихов… И их, в самом деле, пишут или по крайней мере печатают теперь меньше. Столичные поэты сделались как-то умереннее – оттого ли, что одни уже повыписались, а другие догадались, что стихи должны быть слишком и слишком хороши, чтоб их стали теперь читать, не только хвалить… Зато господа провинциальные поэты год от году становятся неутомимее. Публика ничего не знает о их пламенном усердии к делу истребления писчей бумаги; но журналисты – увы! – слишком знают этой дорого платят за это знание – платят деньгами за доставление к ним на дом этих страшных пакетов, платят временем, скукою и досадою, прочитывая эти груды рифмованного вздору…