Темное прошлое прекрасного принца - Ольга Хмельницкая

– Ха-ха три раза, – сказала Алена, – это ты сейчас так говоришь. Попробуй он действительно уйти! Да ты руками, ногами и зубами в него вцепишься.

В этот момент позвонили в дверь.

– Это он, твой герой-любовник. Сигареты принес, – процедила Алена и пошла открывать.

С самой зверской, мрачной, презрительной физиономией она распахнула дверь, и у нее перехватило дыхание. Это был не рыжий Рома с сигаретами наперевес. На лестничной площадке, прислонившись широким плечом к дверному косяку, стоял Аленин голубоглазый сосед, воплощение ее девичьих грез.

Большинство людей не понимает, как можно рыдать за рулем дорогого автомобиля. Во всяком случае, Полина рыдала. От нее, о ужас, ушел муж. К бывшей лучшей подруге!

– Ах она, паршивка! – прокричала Полина и стукнула кулачками по рулю, сделанному из древесины ценных сортов.

Руль жалобно хрюкнул.

На самом деле муж ушел уже неделю назад, но тоска девушки по этому поводу не только не утихала, но и становилась все острее. Сейчас Полина чувствовала себя просто невыносимо.

Машина, чудо техники, напичканное электроникой по самую крышу, держала трассу ровно и четко, проходила повороты – даже несмотря на то, что за рулем сидела совершенно зареванная женщина, почти не видевшая дороги из-за слез.

– Убью паразитку! – снова закричала Полина. – Расстреляю! Отравлю! Утоплю в унитазе! Перееду асфальтовым катком! Сделаю бифштекс и скормлю диким тиграм!

Диких тигров, впрочем, Полина видела только в зоопарке да по телевизору. Девушка выключила в машине кондиционер, открыла окно, и в салон автомобиля влетел порыв свежего ветра. Воздух дул очень сильно, он буквально бил в лицо, размазывая слезы прозрачными струйками. Полина взглянула на небо. Все оно было затянуто тучами, и только на западе виднелись звезды, да и то еле-еле.

«Ой, какой у ночного неба красивый черный цвет! Купить бы такую бархатную блузочку», – подумала Полина, на секунду отвлекаясь от кровожадных мыслей, но тут воспоминания о неверном супруге и подлой разлучнице снова обрушились на нее.

– Нет, я так просто этого не оставлю, – сказала Полина сама себе. – Я ее в порошок сотру, с шестнадцатого этажа сброшу, привяжу к подводной лодке, пошедшей на погружение, запру в квартире и выброшу ключи, пусть с голоду помрет! – воинственно выкрикнула дочь Василисы Николаевны и Петра Петровича Сусаниных. Сама она носила фамилию Тряпкина. – Да-да, пусть она помрет с голоду! – воскликнула Полина, вытерла слезы и повернула машину направо, во двор. Она направлялась к дому своих родителей.

Василиса Николаевна вышла из квартиры, тихонько притворив за собой дверь, и побежала вниз по лестнице, слегка покачиваясь на высоких каблуках. Под мышкой она держала папку с калькуляцией убытков, причиненных продюсерской компании Рема Ксенией Дюк. Работая с большим рвением, Сусанина сделала также и прогноз – во сколько обойдется предприятию любовь певицы, если она завтра же не встанет к мартену… ой, к микрофону.

– Сколько стоит любовь, – бормотала Василиса Николаевна, спускаясь по гулкой и абсолютно пустой лестнице, – теперь мы это знаем точно.

В такое время все уже давно спали, даже собачники, иногда выводившие питомцев в очень позднее время. Поэтому Сусанина очень удивилась, когда внизу в подъезде хлопнула дверь. А еще двумя пролетами ниже Василиса Николаевна нос к носу столкнулась с собственной зареванной дочерью.

– Мама! – закричала Полина. – Мама, я не могу больше, я завтра подкараулю эту заразу по дороге на работу и перееду ее своим «Мерседесом» туда и обратно три раза! Ты бы знала, как я ее ненавижу!

– Тише, тише, – в ужасе зашипела Василиса, – вдруг тебя соседи услышат!

Полина села на ступеньки и разразилась потоками слез.

– Пойдем, дорогая, – сказала Сусанина, взяла свою дочь под руку и повела наверх, в квартиру. – Выспись, отдохни у нас. Утро вечера мудренее. Психологи вообще говорят, что вероятность верного решения выше всего в десять часов утра. Так что ничего не решай сейчас окончательно.

Полина пошла за матерью, продолжая громко ругаться. Дома Василиса Николаевна вытащила из сумки, которую сняла с плеча, пузырек с валерьянкой, напоила дочь и уложила в постель.

– А куда это ты собиралась? – удивилась Полина, слегка придя в себя.

– На работу. У нас большие неприятности с Ксенией Дюк. Очень большие.

– Сейчас же ночь, – удивилась Тряпкина.

Громоподобный храп Петра Петровича, казалось, был слышен не только в квартире, но и во всем квартале.

– Что делать… Завтра – то есть уже сегодня – в десять утра Дюк должна прийти в студию и начать работать над альбомом, на который у нас подписан контракт со звукозаписывающей компанией. Если она не появится и все сорвется, то у нас будут неприятности ровно на один миллион четыреста семнадцать тысяч сто одиннадцать долларов. Плюс пятьдесят две тысячи убытков, в которые уже обошлись сорванные ею концерты.

– Ого!

– Вот-вот. Я только что посчитала, во сколько нам обойдется эта страсть.

При слове «страсть» Полина страдальчески сморщилась. У нее было узкое, почти треугольное капризное лицо с маленьким подбородком.

– То есть вам надо что-то придумать до утра, – сказала она.

– Да. То есть не нам, а Рему Яковлевичу.

– Вашему боссу? Он будет придумывать?

– Именно.

– А почему бы не продиктовать ему цифру по телефону?

– Потому что ему нужны расчеты.

– А-а… Ну давай, мама, езжай, – сказала Полина, устраиваясь на диванчике, – и будь осторожна, машины по дорогам ночью гоняют просто бешено.

– Знаю, – махнула рукой Сусанина.

Василиса Николаевна вышла из дома во второй раз. Храп Петра Петровича был слышен даже на лестнице.

Ксения Дюк никак не могла заснуть. Она долго смотрела телевизор, который отчасти помогал ей отвлечься от тяжелых мыслей. Сначала девушка слушала передачу, в которой толстая тетенька в медицинской шапочке рассказывала о наследственности, интеллекте и перспективах жизненного преуспевания.

– Известно, – сурово говорила тетенька, – что люди с низким интеллектом пополняют ряды бедняков в пятнадцать раз чаще! Поэтому многие считают, что правительство не должно поощрять рождение детей теми, кто имеет невысокий уровень умственного развития.

– Кошмар, – ужаснулась Ксения, – это же почти фашизм получается!

– Некоторые скажут, что это похоже на фашизм, – продолжала тетя, поправляя свою медицинскую шапочку, – но если учесть, что низкоинтеллектуальные граждане активно пополняют ряды уголовных и деклассированных элементов, то понятно, что подобное ограничение привело бы к снижению уровня криминогенности в обществе.

– А как же воспитание и образование? – рассердилась Дюк. – Это что, вообще лишнее? Так давайте все школы закроем, в детские сады будем брать только тех, кто может отличить бегемота от гиппопотама, а университеты превратим в пункты по расстрелу всех, кто не может разгадать кроссворд за десять минут. И никакой криминогенности в обществе, все будут заняты подсчетом IQ у себя и у соседей!

– Это не значит, что человек с низким индексом интеллектуального развития – потенциальный преступник, – вякнула тетя, – но у него риск больше.

– Ах, вот как! – закричала Ксения, показав тетеньке кулак. – А если у меня по математике были одни тройки, двойки и колы, а в музыкальной школе – одни пятерки, кто я тогда? А Игорь, он до сих пор с ошибками пишет!

Вспомнив об Игоре, Дюк опять заплакала.

Увидев своего голубоглазого соседа, Алена так испугалась, что несколько секунд не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Так и стояла с открытым ртом.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался он. – Вы не могли бы одолжить мне ложку кофе и немного сахара?

У него был низкий, красивый, очень мужской голос.

– Конечно, – ответила Ватрушкина после секундного замешательства, – заходите. Могу просто налить чашку кофе, если вас это устроит. У нас еще и торт есть, – добавила она.

Он зашел в Аленину кухню, невысокий, коротко остриженный и очень широкий в плечах.

– Знакомьтесь, моя сестра Майя, – сказала Алена.

– Очень приятно. Олег, – представился сосед.

У него был исследующий, острый взгляд. Почти как рентген. Казалось, что он всех видит насквозь, но это почему-то Алену совершенно не раздражало.

Поплакав, Ксения поплотнее укуталась в плед и опять уставилась в телевизор. Бесконечный поток передач, мелькающий на экране, вызывал к ней странное отупение, но как только телевизор выключался, душевная боль и тоска по Игорю накрывали Ксению с головой, как цунами.

– Конечно, никто не спорит, что одаренность может быть разная, – продолжала вещать с экрана тетенька, раздувая полные, как у хомяка, щеки, – некоторые исследователи выделяют до семи различных видов одаренности, включая музыкальную, художественную, двигательную, эмоциональную и другие. Но мы, российские ученые, все же считаем, что основная, интеллектуальная одаренность все же считается определяющей.