Дама из Амстердама - Анна Данилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Следователь: Каким именно?
6
Она проснулась среди ночи от голосов. Еще к ним примешивался шум. Даже не шум, а возня и какая-то странная музыка, словно через комнату от спальни, где находилась Лара, расположились музыканты со своими удивительными электрическими инструментами. Только музыка была приглушенной, а вот звуки, накладывающиеся на музыку, оказались, как она вскоре поняла, песней любви, иначе и не назовешь характерное буханье кроватной спинки о стену… Видимо, в квартире появился тот самый парень, о котором говорила Вика, причем не один. Но и это не все. Голоса, которые проступали сквозь громыханье кровати и музыку, больше походившую на современную аранжировку средневековых религиозных песнопений, были голосами Луки и Вики. Они говорили на повышенных тонах. Или же ей это только показалось?
Набросив на плечи джемпер и завязав рукава узлом на груди, Лариса в мужской пижаме «от Луки» вышла из спальни и, оказавшись в темном, расчерченном голубыми и черными тенями оконных рам коридоре, двинулась на голоса… Дошла до комнаты, где должен был спать Лука, и, охваченная любопытством, замерла, прислонившись спиной к стене, и вся обратилась в слух. И хотя она слышала далеко не все, основной смысл фраз она все же могла уловить.
Лука:…Мне просто вспомнилась одна история. С тех пор прошло… прошло ровно тринадцать лет… Я шел по университетскому городку в Небраске с красивой темно-рыжей девушкой… Ее отец был не последней спицей в колеснице государства.
Лариса разве что не присвистнула. Лука в чем-то признавался, но почему-то говорил быстро, как заведенный, словно у него на все про все было всего несколько секунд…
Лука:… Мы с этой девушкой были… мы очень сблизились за то лето, и я сказал ей, что должен бросить университет, у меня нет родных и нечем платить за учение. Следующий день – день моего рождения – был самым счастливым в моей жизни: мне дали стипендию… Я смог учиться дальше и вот – стал адвокатом.
Значит, Вика солгала или что-то перепутала, когда сказала, что Лука занимается бизнесом.
Вика (более трогательным тоном): Это и вся ваша история?
Лука: Та девушка стала моей женой.
Вика (хмуро): У вас есть жена?
С каких это пор они на «вы»?
Лука: Была. Она меня бросила.
Вика: О! Значит, и вас тоже?..
И ее тоже, подумала Лара. Что-то нас всех бросают.
Лука: И меня тоже. Перед самой свадьбой я узнал, что стипендию мне дали только под нажимом Люцифера (Лара плохо разобрала, но ей показалось, что именно Люцифера, уж слишком зловеще звучали в темноте квартиры любые слова, произнесенные за дверью), ее отца. И знаете, что я тогда сделал?
Вика: Что?
Лука: Ничего. Это абсолютно верно то, что вы сказали. Вы совершенно правы.
Вика: В чем права?
Лука: Я выклянчиваю подачки. Так оно и есть. Никогда этого не понимал, а сейчас вдруг понял.
Вика: Лука, мать твою, куда же ты отправился? Тьфу ты… Но куда же вы идете? Оставайся в комнате! Нельзя же понимать так буквально…
Лука: Обратно, в свое одиночество. Опять будет то же самое.
Вика: Так не уходите. В самом деле, раз вам опостылела ваша комната, раз вам не хочется возвращаться к себе в день рождения – оставайтесь тут. Я лягу на диванчике в кухне, а вы – здесь. Может, если вы хорошо выспитесь, утром вам будет полегче, а? Оставайтесь, если хотите.
Лука: Остаться?
Лара стояла возле стены, совершенно сбитая с толку. Так чья это квартира и почему они разговаривают как совершенно чужие люди? Ей вдруг стало страшно…
Вика: По крайней мере, выспитесь. А утром вам будет лучше.
Лука: И выставить вас вон?
Вика: Ну почему же вон! Я на том диванчике отлично улягусь. А вы… у вас такие длинные ноги…
Лука: Да. И правая, и левая.
Вика: Ладно, я пока что… Ничего, если я оставлю вам свою простыню?
Я вчера только постелила чистую и мылась в ванне.
Они сумасшедшие.
Лука: Конечно, ничего. Очень мило, что вы предложили мне ночевать у вас. Нелепо, правда, но…
Вика: Почему нелепо? У вас паршивая кровать, завтра вы купите керосину и промажете все щели в стене…
Керосин – это уже слишком. Лара решительно постучала в дверь. Сразу стало тихо.
– Эй, вы там… Я все слышала… Лука!
И она, забыв все приличия, надавила на дверь и буквально ввалилась в комнату. При свете лампы она увидела развалившегося на подушках Луку с пачкой листов в руках. Он был, как и она, Лара, в пижаме, Вика же сидела в его ногах, закутанная в темную вязаную шаль, и тоже держала в руках какие-то листы.
И тут Ларису точно током ударило. Так стыдно ей не было еще никогда. И хотя она до последнего момента воспринимала этот диалог как ночной разговор Луки и Вики, ее мозг продолжал искать в узких и сложных лабиринтах своей памяти похожие фразы, образы, и когда эта самая память услужливо ударила ей в нос запахом театральной пыли и свежего кофе – так всегда пахнет в фойе старых театров, – на табло ее подсознания засветилась неоновыми буквами фраза: «Двое на качелях» и потом черно-белый текст в программке «Уильям Гибсон». Гитель и Джерри. Влюбленная и отчаявшаяся Гитель и влюбленный и еще более отчаявшийся Джерри… Они репетировали пьесу Гибсона, а она помешала им. Но какова Вика? Использует Луку на всю катушку! Мало того, что живет в его квартире на его деньги, так еще и заставляет Луку ночью помогать ей учить роль, исполнять роль Джерри!
– Лариса? – Лука стыдливо потянул на себя одеяло. – Мы тебя разбудили? Извини…
– Да это не мы ее разбудили, а этот твой Манцов, снова трахается с очередной подружкой… а музыка?! Нет, вы только послушайте, под какую извращенческую музыку они все это проделывают?!
– Да брось, Вика, Виктор талантливый человек и сочиняет неплохую музыку. Просто у него нет своей студии, хорошего синтезатора… его никто не рекламирует, не раскручивает…
– Ну, давай-давай, раскрути его, помоги, протяни руку помощи… Бесстыжий! Нахал! Человек болен, и он пользуется этим… – И Вика, шумно дыша своей полной грудью, обтянутой шалью, смачно выругалась.
– А давайте пить чай, – вдруг предложил Лука. – Вставай, вставай, Викуся, нечего Манцова ругать, ему сейчас нелегко… За него только радоваться можно, что у него все с женщинами получается, а вот с меня что взять? У меня руки от слабости до сих пор дрожат, не то что остальное… Я раскис, разболелся… Хорошо, что вы, девочки, рядом со мной… Про работу и думать не хочу, так тошно сразу становится… Мне бы другим чем заняться…
– Это чем же, к примеру? – Вика помогла Луке подняться и как-то нежно, по-матерински, прижала его голову к своей груди. – Уж не ландшафтным ли проектированием?
– Именно! Не вижу в этом ничего смешного, – возмутился Лука. – Отвари мне яйцо. Хочу крутое яйцо с майонезом. Умираю.
Лара, глядя на эту парочку, вдруг почувствовала себя лишней.
– Слушайте, ребята, а не пора ли мне домой?
Сказала и тотчас пожалела об этом. Куда домой? Там же занято. В ее квартире теперь живет Чемберлен, быть может, до сих пор не спит и работает за компьютером. Приехать ночью к маме? Притащиться к ней посреди ночи: здрасьте, я приехала, не ждали? У мамы будет перепуганное лицо, влажные от слез глаза… Она такая чувствительная, вечно всего боится. И придется ей рассказать про квартиранта…
– Как это домой? – Лука схватил ее за руку и притянул к себе. – Мы так не договаривались. Разве тебе у нас плохо?
– Хорошо, да только что мне здесь делать? Я думала, что смогу помочь тебе, а тут Вика, и вы так прекрасно ладите.
– Лариса, ведь тебя все равно дома никто не ждет, – довольно бесцеремонно, но точно заметила Вика, глядя на нее чуть ли не с сочувствием. – Если бы тебя ждал, к примеру, муж, которого ты любишь, или ребенок, по которому ты соскучилась, тебя никто бы не остановил…
– Вика, тебе бы в прокуратуре работать… – пожурил ее Лука. – Разве можно вот так… жестоко?
И тут Лара вспомнила, как выдала Луке на-гора, еще там, в кондитерской, всю свою печальную историю о муже, который бросил ее ради одноклассницы. Первому, что называется, встречному. А он сказал ей, что хотел бы иметь такой нос, как у нее… Неужели все это было? Какой стыд…
– Меня действительно никто не ждет, я живу одна, – сказала она. – Здесь не надо быть психологом, чтобы понять это… Вот только до сих пор не могу взять в толк, как я тут оказалась… Наверное, мне было плохо, так плохо, что я уцепилась за Луку… Это ему показалось, что я пожалела его, а на самом деле это он пожалел меня… А теперь мне пора…
Она знала, что ее станут уговаривать остаться, и она в конечном итоге осталась. Они позавтракали в четыре часа вареными яйцами и кофе, а потом разошлись по своим комнатам. И снился ей Чемберлен, в рясе, торжественно-спокойный, даже величественный, сидящий за компьютером, на экране которого пузырилась свежая кровь…
