Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие - Вудхаус Пэлем Грэнвил

– С чего ты взял, – с жаром спросил он, – что можешь учить меня гольфу?

Бредбери Фишер усмехнулся про себя. Все шло в точности по его коварному плану.

– Друг мой, – ответил он, – я просто хотел помочь.

– Каков нахал! Да я разнесу тебя в пух и прах – только дай.

– Легко сказать.

– Я тебя дважды обыграл за неделю до твоего отъезда в Англию.

– Конечно, кто же станет играть в полную силу, когда на кону лишь несколько тысяч долларов. Ты не посмеешь сыграть со мной на что-нибудь стоящее.

– Когда угодно и на что угодно.

– Прекрасно. Сыграем на Близзарда?

– А ты что поставишь?

– Все равно. Пара железных дорог подойдет?

– Лучше три.

– Договорились.

– Как насчет следующей пятницы?

– Отлично, – ответил Бредбери Фишер.

Ему казалось, что все неприятности позади. Как и все гольфисты с гандикапом двадцать четыре, он ничуть не сомневался, что легко одолеет любого игрока своего уровня. А уж от Глэдстона Ботта он не оставит и мокрого места – стоит лишь заманить его на поле.

Однако когда наступило утро судьбоносного матча, Бредбери Фишер неожиданно почувствовал себя не в своей тарелке. Слабаком он никогда не был. Его хладнокровие в ответственные минуты давно стало легендой на Уолл-стрит. Во время известных событий, когда Б. и Г., объединившись, напали на В. и Д., и Фишеру, чтобы не упустить из рук Л. и М., пришлось скупать акции С. и Т., он и бровью не повел. А вот сейчас, за завтраком, пытаясь подцепить вилкой кусок бекона, он дважды промахнулся мимо тарелки, а на третий раз чуть не проткнул себе щеку. Один вид Близзарда – такого спокойного, такого уверенного, во всех отношениях превосходнейшего дворецкого, – окончательно лишил Бредбери присутствия духа.

– Я сегодня сам не свой, Близзард, – сказал он, натужно улыбнувшись.

– Да, сэр. Вы действительно выглядите обеспокоенным.

– Точно. Играю сегодня в гольф – очень важный матч.

– В самом деле, сэр?

– Надо взять себя в руки, Близзард.

– Да, сэр. Если позволите, осмелюсь дать совет: во время игры постарайтесь ровно держать голову и смотреть прямо на мяч.

– Обязательно, Близзард, обязательно, – ответил Бредбери Фишер, расчувствовавшись. – Спасибо за совет, Близзард.

– Не за что, сэр.

– Как спина, Близзард?

– Немного лучше. Благодарю вас, сэр.

– А икота?

– В последнее время отмечается небольшое, быть может, временное, облегчение, сэр.

– Хорошо, – сказал Бредбери Фишер.

Твердым шагом он вышел из комнаты и направился в библиотеку – немного почитать Джеймса Брейда[6], а именно замечательную главу об игре в ветреную погоду. Утро выдалось ясным и солнечным, но лучше быть готовым к неожиданностям. Затем с чувством выполненного долга Бредбери Фишер велел подать машину и отправился в клуб.

Глэдстон Ботт с двумя кэдди уже дожидался его. Соперники обменялись приветствиями, и Ботт, которому выпал жребий начинать игру, отправился выполнять первый удар.

Среди гольфистов с гандикапом двадцать четыре существует великое множество разновидностей, не все из которых до конца изучены наукой, однако в самом широком смысле выделяются два типа – безрассудные и осторожные. Первые бесстрашно стараются сыграть любую лунку одним блестящим ударом. Другие раз за разом предпочитают довольствоваться скромной девяткой. Глэдстон Ботт был из когорты осторожных. Он потоптался на месте, будто курица на заднем дворе, а потом несильным ударом послал мяч на семьдесят метров точно вдоль фервея. Затем настал черед Бредбери Фишера.

Вообще-то Бредбери Фишер всегда предпочитал рискованную манеру игры. Как правило, при замахе он отрывал от земли левую ногу, сильно отклонялся назад, перенося вес на правую, затем резко подавался вперед и яростно рассекал воздух клюшкой в надежде попасть по мячу. Временами такая техника приводила к успеху, хотя ее очевидным недостатком была некоторая ненадежность. Во всем клубе только Бредбери Фишеру да местному чемпиону когда-либо удавалось попасть на грин второго поля всего одним ударом. С другой стороны, только Бредбери Фишер сумел однажды послать мяч со стартовой отметки одиннадцатого поля прямиком к шестнадцатой лунке.

Однако в этот день из-за чрезвычайной важности матча в нем произошли чудесные перемены. Твердо стоя на обеих ногах, он колдовал над мячом, будто боялся его сломать. Замах Бредбери походил на замах Глэдстона Ботта, и мяч тоже пролетел семьдесят метров по красивой аккуратной дуге. Ботт ответил ударом метров на восемьдесят. Бредбери не отставал. Так, медленно прокладывая путь через поле, они добрались до грина, где Бредбери, ловко орудуя паттером, поразил цель третьим ударом, и счет остался ничейным.

Вторая лунка была точной копией первой, а третья и четвертая – второй. Однако на грине пятого поля ветер удачи переменился. Чтобы выиграть лунку, Глэдстону Ботту нужно было попасть метров с шести. Как и во всех предыдущих розыгрышах, его удар был направлен куда угодно, только не к лунке. Но мяч подпрыгнул на неприметном бугорке, ушел на пару метров влево, снова наткнулся на бугорок, отклонился вправо, затем отскочил от сучка и опять покатился налево и вскоре затрепетал в лунке.

– Один – ноль, – объявил Ботт, – ну и хитрые же тут поля. Такой рельеф, что смотри в оба.

На шестой лунке Ботт готовился выполнить удар с границы грина, как вдруг где-то неподалеку пронзительно заревел осел. Ботт вздрогнул от неожиданности и непроизвольным движением руки, державшей клюшку, послал мяч точно в цель.

– Отлично, – сказал Глэдстон Ботт.

Седьмая лунка была короткой, но путь к ней стерегли две большие ловушки, между которыми пролегала узкая полоска дерна. Удару Глэдстона Ботта не хватило силы, но мяч прошел по самому краю оврага, затем повернул в сторону грина, набрал скорость, удачно скатившись с какого-то взгорка, и мгновением позже упал в лунку.

– Уф, чуть не промахнулся, – вздохнул Глэдстон Ботт с облегчением.

В глазах Бредбери Фишера все плыло и плясало. Ничего подобного он не ожидал. Если так пойдет дальше, то, чего доброго, лунки, словно стая голодных собак, сами начнут охотиться за мячами Ботта по всему полю.

– Три – ноль, – подвел итог Глэдстон Ботт.

Бредбери Фишер стиснул зубы и попробовал успокоиться. Положение стало критическим. Он понял, что совершил ошибку, сделав ставку на аккуратную игру. Он не был рожден расчетливым гольфистом, и ему не пристало вести себя словно ожившая иллюстрация из книги Вардона, при замахе отводить клюшку как можно дальше назад, вести головку параллельно земле, прижимать правый локоть к боку, прежде чем плавным движением поднять клюшку по правильной дуге, вовремя поворачивать корпус и отслеживать переворот кистей и движения бедер, то есть делать все, как и рекомендуется в учебнике.

Все это чепуха! Может, все это и хорошо, но не для него. В гольфе Бредбери всегда считал себя отчаянным рубакой, готовым очертя голову броситься вперед и смести все на своем пути. И только сметая все на своем пути так, как никогда еще не сметал, мог он надеяться на восстановление утраченных позиций.

Успех отнюдь не вскружил голову Глэдстону Ботту. Его драйв на восьмом поле был по-прежнему короток и точен. Однако теперь Бредбери Фишер и не думал никому подражать. На семи предыдущих лунках он подавлял инстинкты, но уж теперь вложил в удар всю накопившуюся за время воздержания страсть.

Секунду-другую он неподвижно стоял на одной ноге, будто аист, затем что-то со свистом рассекло воздух, и раздался щелчок. Мяч устремился прямо по курсу, перелетел через все ловушки, ударился о землю и остановился в двадцати метрах от грина.

Бредбери зловеще улыбнулся и расправил плечи. Глэдстону Ботту понадобится никак не меньше семи ударов. Сам же Бредбери в худшем случае уложится в пять.

– Три – один, – сказал он несколько минут спустя, и Глэдстон Ботт угрюмо кивнул в знак согласия.