Западный ветер или идти под солнцем по Земле - Алексей Павлов

- А Вы могли бы сказать, - спросил Алексей, уже не воспринимая дядьку всерьёз, так как к искусству был не причастен, - не могли бы Вы сказать, когда грозит тюрьма.

- Между тридцати семью и сорока годами. Если Вы благополучно переживете это время, считайте, что опасность миновала.

- Так я уже пережил.

- Да? Тогда всё в порядке! – обрадовался дядька. – Сколько же Вам тогда лет?

Вот он, тренинг.

В тот же день пришла долгожданная весть: прилетает Володя. Встретились в аэропорту. «Вот твой паспорт», - Володя протянул Алексею книжечку с украинским гербом на обложке. Ёлки зеленые, теперь Алексей зовется каким-то Алексеем Стеценко.

- И это что, настоящий или с переклеенным фото?

- Такой человек существует, но вместо его фотографии не переклеена, а вклеена твоя.

Фотография выглядела совершенно неестественно. С помощью компьютера уголовную рожу одели в костюм и галстук, на теперешнего Алексея совсем похоже не было.

- Не волнуйся, - сказал Володя, засовывая паспорт в нагрудный карман рубашки Алексея, - зато ты теперь человек. Это даже лучше, чем российский, безопаснее, а то на границе могут быть проблемы. В международном розыске тебя пока нет, но кто знает, когда подадут.

- Пожалуй, да, но с моим московским выговором за украинца сойти сложно. Украинцы на границе и задержат.

- Теперь спешить некуда. Поедем в Ужгород, там друзья, а у них знакомые на переходе в Словакию. А лучше, конечно, с этим паспортом дождаться российского и действовать по ситуации.

- Как же дождаться российского, если я в розыске?

- Вопрос времени и денег. Вадим платит.

Вадим – это не кто иной, как человек с Бермуд.

- Хорошо, увидим. Так что, в путь?

- Да, поехали. Машина здесь, ждёт.

Вот это дело. Наконец-то.

«Дорога, дорога, дорога, меня успокой хоть немного», - вспомнились слова песни.

Чудодейственное, целительное свойство имеет дорога. Быстро остался позади опостылевший Киев, умчалась тревога. Путь Володя выбрал не самый короткий, зато живописный, кругом леса, горы, долины. Постов нет, только на въезде в Ужгород остановил военный патруль, попросили открыть багажник, тем дело и кончилось. Ужгород Алексею не понравился – маленький, как Ахтырка, все как на ладони. Володины знакомые оказались посерьёзнее киевских, с бизнесом, с деньгами, связями.  Это успокоило, но паспорт всё же был ни к чёрту, чем дольше Алексей его разглядывал, тем больше сомневался в фотографии с размытыми контурами – явно переснята с другого отпечатка, и костюм как бы сам по себе. Нет, нельзя. Только с гарантией знакомых на переходе. Ребята разместили Алексея в квартире и разбежались по делам. А между тем, беспокойство стало нарастать и усиливаться. Сколько ни просил Алексей не оставлять его одного – бесполезно – ребята пожимали  плечами: чего бояться, их все тут знают, да и через пару часов они вернуться. Но не прошло и часа, как судьба постучалась в двери. Несколько длинных настойчивых звонков свидетельствовали о том, что это не друзья. Что оставалось делать? Не открывать – значит дождаться прихода хозяев и подробной ментовской проверки, а это конец. Алексей быстро разделся догола, обернул бёдра полотенцем и пошёл открывать. Два украинских мента за дверью уже беседовали с соседями, а дверь немедленно заблокировали, чтобы не захлопнул. Дело принимало паршивый оборот. «Вы здесь живёте?» - последовал вопрос. Вот оно и приехало. Конечно, Алексей слегка насобачился в украинском акценте, но эти ребята говорили нарочито на чистом украинском, так что и понять было трудно. На несколько длинных вопросов Алексей ответил кивками - да, нет, понимая смысл только по интонации. Выход был только один – ввести мужиков в смущение, поэтому Алексей нарочито молчал, типа ожидая, когда у людей проснётся совесть – всё-таки голый человек средь бела дня должен иметь причины, чтоб быть в таком виде. Но печальней всего, что Алексей оказался не способен ответить, кто живёт в этой квартире, пожав плечами в ответ на вопрос. Менты всполошились, и вот уже ударил в колокол первый набат, а рука стража порядка потянулась к наручникам. «Кто живет в этой квартире?» - спросил второй мент соседа, выглядывавшего из дверей. «Не знаю» - ответил тот. Мент задумался и потребовал у Алексея паспорт. Павлов молча, с полным параличом в груди, повернулся и ушёл  в комнаты. Менты дёрнулись за ним, но он деликатно закрыл дверь в прихожей – нечего мол вторгаться в частную жизнь. Вернувшись, молча подал злосчастный паспорт в совершенной уверенности, что теперь – воронок, ментовка, проверка, экстрадиция, Бутырка. Но ментов паспорт устроил.  «Откуда Вы?» - прозвучал вопрос. «Да с Киева!» - в этот ответ Алексей вложил максимум украинской, на его взгляд совершенно нелепой интонации. Менты обрадовались – наконец-то заговорил, уверенно захлопнули паспорт, вручили Павлову и не попрощавшись пошли вниз по лестнице. Не стал прощаться и Алексей. Тут не то что слова – междометия было достаточно, чтобы понять, что обладатель нового загранпаспорта  не украинец.

В этот же день из Ужгорода уехали. Ребята сказали, что и знакомые не помогут: Павлов уже на крючке. Выезжали поочерёдно на нескольких машинах, пока не убедились, что хвоста нет. Так Алексей снова оказался в Киеве с Вовкой и Семёном, а Володя уехал в Москву дальше решать паспортный вопрос. Киев встретил Алексея негостеприимно, у Семёна и Ивана Михайловича проблемы достигли апогея. Семён решил уехать в Харьков, а Алексея определил на постой к своему брату. Сначала Алексей обрадовался большому двухэтажному дому, в котором живёт холостой мужчина с десятилетним сыном. Мужик тоже обрадовался, особенно после того, как выпили коньячку вечерком на бульваре, но радость была не долгой. Во-первых, Семёнов брат оказался ментом, только что уволившимся из органов, во-вторых, каждый божий день к нему ходили бывшие сослуживцы, и каждого интересовало, кто такой Павлов. «Не знаю, - уже раздражённо отвечал мужик, – Семен привёл». Деньги, которыми Алексей пытался задобрить хозяина, стали вызывать только зависть и неприязнь, а с сыном вышло и того хуже. Паренёк в свои десять лет жил как взрослый – отец не давал ему ни гривны. Парень путешествовал по Украине как бездомный, был умный, самостоятельный  и месяцами не появлялся дома, ночуя по подвалам и чердакам, добывая средства не воровством, а случайной работой. Настоящий герой Джека Лондона. После того, как Алексей дал парню денег, а папа узнал об этом, стало ясно, что дни Павлова в этом доме сочтены. А прошёл между тем уже месяц. Оперативники стали заглядывать и вечером и утром. Один усатый был особенно злобен, настальгировал по Андропову, говорил, что доверять нельзя никому, даже себе, и подбирался к вопросу о документах Алексея. Но кумовство на Украине большая сила, а Семён представил Алексея московским бизнесменом, и держаться ещё было можно, тем более, что по ходу дела Алексей познакомился с полковником таможни, с которым летними днями ходили в парк кушать под дубовый шелест шашлык по-гусарски и обсуждать, может ли начальник продвинуть состав контрабанды в Россию. Полковник утверждал, что может, только деньги должны быть соответствующие. Алексей вошел в роль и чувствовал себя уверенно и весело. Но критический момент настал. Вечером в дом пришёл опер, и Алексей чутьём арестанта понял, что сегодня будет поднят вопрос документов. Сначала усатый ментяра разразился старыми речами, потом рассказал, что на общаке в киевской тюрьме места живого нет, внимательно глядя на реакцию Павлова; что так мол и надо гноить преступников, и когда в глазах усатого уже мелькнули две серебряные плахи с золотыми топориками и с губ почти слетели слова «а покажите Ваши документы», Алексей весело и спокойно прервал опера:

- Правильно говорите! Сто раз правильно. Знаете, как Ленин зашёл  к Дзержинскому и спросил, почему на стене висит портрет Пушкина?

- Нет, - удивился опер.

- Ленин говорит: «Феликс Эдмундович, это почему у Вас на стене портрет Пушкина?»

- А как же, Владимир Ильич, - отвечает Дзержинский, - это же наш первый чекист.

- Почему?

- А кто сказал первый «души прекрасные порывы»?

Опер замялся, не зная как реагировать, а Павлов неспешно пройдя по комнатам, спустился на первый этаж, взял сумку и ушёл навсегда из этого дома.

Вызвонив Вовку, сообщил, что надо немедленно ехать в Ужгород. Будь что будет, кругом капканы. С ментами и паспортом прошло, может и теперь обойдётся. И вот уже два разгильдяя, приняв по стакану, курят в тамбуре скорого поезда под стук колёс, а Алексей подначивает молодого ухаря из поездных бандитов, что водятся в каждом поезде дальнего следования. Заветный паспорт так и лежит в нагрудном кармане, грея душу надеждой. Алексей возбуждён и весел и сыплет на пацана тюремные шутки. Тот недоумевает, позвать ли братву и скинуть чудака с поезда или поступить иначе, и уходит. А дальше происходит такое, о чём Павлов только слышал или видел в кино. А именно. Они с Вовкой идут в вагон-ресторан, хотя и не собирались. По вагону туда-сюда ходит известный хлопец и какая-то братва, уже ясно, что дошутились, но ребята все не крепкие, а Вовка – здоровенный мужик. Алексей садится у окна, к нему не подойти сразу. Идя в очередной раз по проходу между столами, паренёк, над которым шутил Алексей, внимательно посмотрел Павлову в глаза и пошёл дальше. Только потом, через несколько дней, Алексей вспомнил, как рука его сама полезла за паспортом и сунула его в батарею отопления, и мелькнула мысль: а после заберу.