Старик прячется в тень - Аркадий Минчковский

А в саду за забором перед Митрей уже возникли хозяин дома и его гость.

— Тубо, Альберт! Что тут такое случилось? А-я!.. — Ян Савельевич быстро оглядел непрезентабельный костюм Митри. — Через забор, конечно?.. Тубо, Альберт!

Но Альберт туже и без команды перестал лаять. Однако он не спускал красных подслеповатых глаз с нарушителя.

— Это Митря, — смело выступил вперед раскрасневшийся Ромчик. — Он ко мне пришел, дядя…

— К тебе?! Очень интересно… А почему через забор? Разве так удобнее? Постойте, постойте!.. По-моему, мы сегодня уже виделись… А что это у твоего товарища за пазухой?

Митря вытащил из-под рубахи единственное яблоко, которое он поднял с земли по пути. Он бросил яблоко.

— Хороши у тебя гости, Рома, нечего сказать, подобрал приятелей…

— Никакой я не гость. Зря это он… Яблок я хотел набрать. Только и начал… — потупясь, выпалил Митря.

— Неправда! Он не за тем… — вырвалось у Адриана.

— За тем! — твердо сказал Митря. Адриан осекся, поняв, что, выручая товарища, чуть не выдал тайны.

— В милицию сдать надо, — спокойно произнес человек с трубкой. — Отправят в колонию малолетних преступников. Там научат уважать чужую собственность. Начинают вот так, с яблок, а потом грабежи со взломом…

— Не надо в милицию, дядя Ян! Он больше не будет! — просил Ромчик.

Но Ян Савельевич не поддержал приезжего коммерсанта. Он предпочитал иметь поменьше дела с милицией. Кроме того, Сожич, видно, был так доволен удачно завершившейся сделкой, что решил быть великодушным.

— Ну, вот что, сказал он. — Ступай отсюда поскорей, разбойник. На этот раз я тебя отпускаю. Но попадешься еще раз, не порадуешься. Имей в виду, эта собака может разорвать любого. И клочков не останется. — Сожич мотнул головой в сторону уже совершенно по-домашнему улегшегося на землю Альберта и продолжал, наступая на мальчишку: — И чтобы духу твоего тут не было!

Митря покорно последовал в указанном ему направлении. Ян Савельевич и его гость пошли за нарушителем. За ними Ромчик и Адриан. Позади всех, тяжело дыша, плелся бульдог.

Во дворе Сожич остановился, чтобы проследить, как нарушитель покинет его дом. Ромчик воспользовался моментом и догнал Митрю.

— Ну, чего ты полез? Я бы тебе сам нарвал яблок. Каких хочешь… Эх, ты!..

Митря ничего не ответил. Он уже взялся за железную скобу калитки.

Глава третья

Все утро Валентин Курчо посвятил обдумыванию плана действий. Оставив велосипед дома — когда ходишь пешком, думается лучше — Валентин бродил по тихим окраинным улицам Крутова. Но сколько он ни думал, а ничего, кроме идеи проверить всех подозрительных хозяев на букву «С», в голову не пришло.

В середине дня, проголодавшись, он прибыл на стацию Крутов-1. Валентин любил бывать на вокзале, прогуливаться по перрону, встречать и провожать поезда. Станция Крутов-1 связывала его с оставленным на севере Ленинградом. Здесь он мечтал о том, когда снова взбежит по вагонным ступеням и под удары медного колокола укатит на запад.

В кармане Валентина Курчо был рубль. Один из тех рублей, которые он заработал, обучая Адриана премудростям основ перспективы. Этот рубль Валентин полагал сейчас потратить с толком и вкусом.

Ах, как нравилось ему сидеть за столиком в вокзальном ресторане, просматривать позавчерашний номер московской газеты, ожидать, пока принесут заказ, и воображать себя человеком вполне независимым. Ведь известно, что куда интереснее есть невкусную котлету в ресторане, чем самое вкусное блюдо дома.

Валентин зашел в ресторан и удобно расположиться за столом под старой пальмой. Он дважды перечитал карточку и заказал полпорции отбивной и бутылку лимонада.

Проворный старичок с потертым бантиком на шее сбегал в буфету, принес толстенькую бутылочку, откупорил и налил шипящего лимонада в высокую стопку, поставленную перед Валентином. Затем старичок учтиво, но с достоинством поклонился и исчез за перегородкой.

Довольный таким обхождением Валечка взял в руки «Известия». Но не успел он прочитать сообщение из Лондона об антисоветской речи английского премьера Чемберлена, как внезапно над его ухом послышалось хрипловатое:

— Здравствуйте, коллега!

Валентин оторвался от газеты. Перед ним было худощавое усатое лицо с печально опущенным носом.

— Не протестуете, коллега? — продолжал подошедший и, не ожидая ответа Валентина, сел напротив. Сняв большую помятую шляпу, он бросил ее на свободный стул и, тряхнув длинными нечесаными волосами, представился:

— Чикильдеев Эраст Игнатьевич. По-старому внеклассный художник.

— Валентин Курчо. Студент Академии, — несколько смутившись, проговорил в ответ Валентин.

— По классу живописи?

— По живописи. У профессора Савина…

— Не слышал такого, — помотал головой усач. — Русь изучать приехали?

— Да нет, не совсем. К тете, — объяснил студент. — Я тут давно. И про вас слышал.

— Про Чикильдеева кто не знает! Самый большой талант в Крутове, — сказал художник и поднял палец.

Валентин чувствовал себя не особенно удобно. Он не знал, следует ли что-нибудь предложить крутовскому художнику. Но тот сам пришел на помощь.

— Разрешите заказать пивка, коллега? Хочется охладиться, жара, а деньги дома позабыл.

Валечка согласно закивал головой и нащупал в кармане единственный рубль.

— Гарсон!.. Гарсон!.. — крикнул усач за перегородку, куда исчез старичок. И как только тот показался, скомандовал:

— Бутылку холодного пива и пару раков… Лучших. Понятно?

Заказывал он это таким образом, будто обладал несметным количеством денег. Но Валентин уже знал: платить придется ему. Правда, он рассчитывал, что после посещения вокзального ресторана у него еще что-то останется от рубля, но что было делать.

— Значит, в академии изволите обучаться, — продолжал Чикильдеев. — А в каком стиле пишете?

— В обыкновенном, современном. Ищу новые формы, — несмело произнес Валентин.

— Урбанист или экспрессионист?

— Да нет же… — студент несколько растерялся.

Валентин уже был готов раскрыть этюдник и показать художнику, в каком стиле он пишет картины, но тот, видно, не особенно интересовался его творчеством.

— А я все школы живописи прошел, — сказал он. — В товариществе «Бубновый валет» состоял. Слыхали? Не сошелся. Выставили… Кубистом и то был. А на черта? Никто тут в этом ничего не соображает. Ну, и бросил. Теперь пишу вывески. В самом понятном духе, — Чикильдеев чуть помолчал и продолжал уже более миролюбиво: — Вот вокзалы люблю… Поезда приходят и уходят, а все тут… Если б я жил в Париже или в Москве, давно бы уже был знаменитым… А как вы думаете, коллега? Согласны?

Валентин слегка пожал плечами. Крутовский художник был изрядно пьян.

Старичок с бантиком притащил бутылку пива и тарелочку, на которой лежали два красных, как свежевыкрашенная крыша, разляпистых рака. Открывая бутылку, он выразительно взглянул на молодого человека и учтиво сказал:

— Котлетка готовится. Сей минут…

— Новый. Приехал откуда-то. Не было его тут раньше, — мрачно сказал Чикильдеев вслед старичку, как только тот отошел от столика. — Тоже, знаете ли, живописью интересуется. Два дня назад спрашивал меня, кто тут в Крутове держит картины. Слово-то какое: «держит»! Серость!.. Тут, говорит, был у вас какой-то любитель. Не то Сидоров, не то Савельев… Очень, говорит, хотелось бы мне его картины посмотреть… Чудак — рыбак!.. Какие здесь картины?! Разве живопись им нужна? — и Чикильдеев хрипло засмеялся.

А Валентин Курчо от этого известия чуть не поперхнулся лимонадом и замер за стопкой. Нет, не послышалось ему! Старичок с бантиком искал какого-то владельца картин и именно с фамилией, начинавшейся на букву «С». И был он человеком, откуда-то недавно приехавшим.

— Вы говорите, ценителей живописи здесь нет? — с трудом, стараясь казаться безразличным, проговорил студент.

— Какие тут ценители, молодой человек?! Жулики тут те, кто деньги имеет. Вот и все! — пробурчал Чикильдеев, одним глотком опустошая стопку. — Кончились меценаты, фю-и-ить!.. Вот раков здесь варят, это да! Умеют, собаки.

С раками он расправился с поразительной ловкостью. Не успел Валентин, что называется, и оглянуться, остались только старательно высосанные ошметки. И бутылка пива была уже почти пустой. Чикильдеев, вероятно, догадался о финансовых возможностях студента, потому что вдруг как-то потерял к нему интерес и умолк, начав клевать носом. Но тут он увидел, как за столик у противоположной стены уселся высокий человек с гладко выбритым лицом. Усаживаясь, он отставил в сторону тяжелую трость и повесил на нее соломенную панаму с полосатой, как флаг, лентой.

— Иван Саввич, вот это компания!.. Когда прибыли?