Русская жена английского джентльмена - Лидия Николаевна Григорьева

мобайлфону

(как надоедливый петух —

шумит и возмущает дух!).

Но дома я его включаю.

Звони, любимая! Скучаю.

…По русски, как это, депеша(?)

пришла сегодня от Алеши…

С оказией передаю…

Ты – в Пюхтице?

Твой Джон.

Люблю…»

Само письмо – в нем разобрался кто б:

мозолили глаза все фразы разом…

Как-будто отправитель был «под газом»,

хоть и терзал услужливый «лап-топ».

…………………………………………………………..

«…посыл я убираю волевой…

Когда мы жили с ней на Беговой

в занюханной огромной коммуналке

(все страсти – от пальбы до перепалки!),

ей и тогда претило быть одной:

Петра любила, а жила со мной…

Она мне письма пишет, как в бреду:

рождественское длит колядованье

у вас под дверью, в розовом саду…

…Я на своей премьере, на Тайване,

в парную окунулся духоту…

…Войти в поток, не замутнив истока?

Пиеса не вошла в свои пазы:

ее перетолмачили (премного)

на мандаринский (неземной!) язык.

Да и актеры – странноватой масти…

А все ж – мои «Абстракции и Страсти»

и премией, и грантом увенчали

(восполнил московитские печали).

…Представь, здесь был А. М. (!)

(как сам сказал мне, кстати,

все десять дней торчал, как пень, на складе!).

Я с ним столкнулся (толстый стал, как овощ)

в музее императорских сокровищ,

где есть чем любопытство утолить…

Ну сколько можно эту пытку длить!

Есть пра-китайский сказ, с подтекстом и поддоном,

о рыбе-карп, желавшей стать драконом…

…Премьерный высылаю вам буклет —

богат, цветист, но – видишь ли? – букв нет!

Бес самохвальства остается в силе —

зри иероглиф: «Страсти по России»…

Реклама беспардонная весьма…

Аглая бьет фарфор? И бьет по нервам…

И ей и нам бы не сойти с ума

в году – от Рождества – две тыщи первом.

Я здесь российский ветер не посею…

Пиши: cumir.(собака)aleks.(ею)

P.S.

«Знатная дама, читающая любовное письмо»,[2]

в руке японский веер теребя…

…да знала ль ты? что я? любил тебя…

…я не хотел, но молвилось само…

Пятый (возвратный) комментарий

(в ночь на 18 декабря 2000 года)

Упрятать в стол, оставить на потом

их письма (словно записи в альбоме)…

Бесчинствует невиданный потоп

в давно уж не туманном Альбионе.

Вскипели горемычные моря,

шатается кумирня мушки шпанской,

и носит без ветрил и без руля

по миру – остов церкви англиканской.

Крушит, бушует и стрижет под ноль

природа не без веского резона…

Джон резко повернул тяжелый руль,

дабы не сбить роскошного фазана.

Циклон ли наводнением накрыл

фазаньи и звериные угодья,

он в свете фар забился и застыл:

нечаянная жертва непогодья.

Ночь Саввы и Варвары – лишь чуть-чуть

длиннее прежних, но черна, как деготь.

Похоже, что фазан лишился чувств,

поскольку даже дал себя потрогать!

Варвариных не счисля именин,

быв в Оксфорде (и вдалеке от дома)

Джон в «Общество» заехал «имени

Албания и Сергия (святого)».[3]

Посеяли тут русское зерно

лет семьдесят тому, пожалуй, с гаком

философы-изгнанники – Зернов,

Бердяев и отец Сергей Булгаков.

На чужине сумели не пропасть,

и основали «Общество», на равных

людей окрестных окормляя всласть

(приветливых и все же – инославных).

Ходить ли по дрова в заморский лес,

в парламенте ль «голосовать ногами»,[4]

чтоб голосов случился перевес…

Или потрафить чуду в Ноттингаме?[5]

Так думал Джон… И бурею влеком,

ополоумев от небесной качки,

покрытый водами едва ль не целиком,

метался остров, как больной в горячке.

Доехать бы до света и тепла,

«до хаты» их, которая – не с краю…

Он знает, что Варвара не легла,

что завтра ей встречать свою Аглаю.

…Она в родне потрафила не всем:

весьма сильна славянская начинка.

Судили: «То ли Джон с ней обрусел…

То ли колдунья – эта полтавчанка…

От злых ли тут упряталась годин,

зачем-то не меняет русский паспорт…»

Страна другая – только Бог един.

Не помню, кто сказал, возможно – Водстворт.

Таиться за замками за семью,

любить, не удостаивать ответом…

Еще одну фазанову семью

Джон обогнул, зависнув над кюветом.

Третья часть

Варвара в снегах

Действующие лица:

ВАРВАРА СУХОВЕЙ-СУПЕРСТОУН, АГЛАЯ ПОТОЦКАЯ, ДЖОН СУПЕРСТОУН, АЛЕКСЕЙ НАСЫРОВ, ПАВЕЛ ЭДОЯН, ПЕТР ПОНОМАРЕВ (упоминаемый посмертно).

НОВЫЕ ГЕРОИ:

ВЕНИАМИН ЛУЗГИН – театральный деятель всероссийского масштаба. Родом с Алтая. Субтильного сложения, подразумевающего хорошо развитую мускулатуру. Узкоглаз, длинноволос. Завоевав в Москве блестящую актерскую репутацию, неожиданно для всех на пике славы (начало 90-х), ушел работать в алтайское лесничество. Вернувшись в театральный мир, основал частный передвижной (всероссийский) театр «Гамаюн», кочующий по городам и весям. Его труд был замечен и увенчан многими российскими и международными наградами. Честолюбив. Агрессивен. Склонен к запойным депрессиям. Влюбчив. Раним и бессемеен. Опекает двоих внебрачных детей (в Москве и Омске), помогает им материально и забирает их на каникулы, несмотря на кочевой, неустроенный театральный быт.

РИТА КИМ – начинающая актриса, бывшая цирковая гимнастка, влюбленная в Вениамина и Варвару. Играет заглавную роль в пьесе Алексея Насырова «Яблоко – tree[6]– раздора», которую, по личному приглашению Лузгина, должна ставить в их театре Варвара Суховей.

Письмо