Лабиринт Минотавра - Владимир Леонов

О чем думал в эти минуты Барон?

Внезапно мелодичный звонок телефона вывел его из задумчивости. Не спеша, Барон включил телефон, который так и оставался в его руке, и так же, не спеша, проговорил:

– Говори, Саша, я слушаю. Нет, не надо, уже запомнил. Спасибо, ромалэ.

– Едут, это наши вернулись, – проговорил один из молодых людей.

Все разом, как по команде, повернули головы в сторону главной аллеи, которая где – то в самом ее начале обозначалась едва видимыми огнями, освещавшими главный въезд на кладбище. Через какое – то время послышались голоса, затем появились темные силуэты мужчин. По мере их приближения можно было уже различить отдельные фразы.

Барон не шевелился. Молча стоял и ждал, когда эти люди сами подойдут ближе. Он знал, что те, кого привез его брат с племянником, ничем им не помогут. Но надо же как – то это все правильно оформить? С чего – то надо начинать?

– Ну, и что тут у вас случилось, кого вы тут поймали, кого напугали, кто тут и что рыл, что тут такое у вас произошло? – без лишних церемоний, не успев остановиться, с ходу спросил один из двух милиционеров, видимо, старший из тех, кого привезли с собой цыгане.

– И, вообще, что это вы тут делали в три часа ночи? – пулеметной очередью выпалил свои вопросы страж порядка и остановился, так как посчитал, видимо, что задал все свои вопросы.

Цыгане, как по команде, посмотрели на Барона. Тот молчал. Одним взглядом, обращенным к брату, Барон дал понять, что говорить и объяснять что – либо он не будет, пусть это сделает он, Василий.

Василий, видимо, устав уже от дурацких вопросов, все же вновь рассказал о том, что они сегодня по случаю рождения сына у Барона, по обычаю цыган, решили навестить недавно похороненного родного брата.

– Нас было три брата! – заметно нервничая, объяснял он. – Двое из них – вот они, мы, здесь. А третьего нет, он вот здесь, в этом склепе лежит. Мы приехали сюда, сказать ему, нашему брату, что у него родился племянник, которого назвали Петром, понятно?

Василий уже не говорил, он почти кричал, со свойственной ему горячностью быстро заводиться, если его кто – то не понимает. Или не хочет понимать.

– Когда мы пришли сюда, – громче обычного продолжал Василий, здесь кто – то был, причем не один. Но все убежали. А убежали потому, что мы им помешали вскрыть склеп, – с той же интонацией подытожил Василий, считая, что этим убедил милиционеров, причем сразу обоих, один из которых все время молчал.

– Ну, мало ли кто был здесь. Может, бичи, бомжи приходили… Видишь, как здесь тихо, красиво, притом никто не мешает? – с улыбкой предположил тот, кому ранее были обращены пояснения Василия. – Вон и стаканы валяются, закуска на столе.

Василий, у которого уже не было слов, в отчаянии от непонятливости этого блюстителя порядка, вытянул вперед руку и спросил:

– А это что?

Милиционер подошел ближе к указанным Василием предметам, лежавшим слева от памятника. Здесь он разглядел то, что было оставлено, со слов цыгана, неизвестными кладоискателями. Приподнял один конец тряпки, посмотрел, зачем – то понюхал ее. Обойдя вокруг памятника, поднял голову и, придерживая одной рукой шапку (видимо, чтобы не упала), внимательно и изучающее смотрел на него. Что он там нашел интересного?

Молча, обошел весь периметр чугунного литья изгороди. Все это время смотрел куда – то вверх. Что он там искал? Этого тоже никто не знал.

Все присутствующие молча наблюдали за милиционером, боясь помешать ему найти то, что он, видимо, там, наверху, искал.

– Ну и что? – неизвестно к кому обратился работник милиции. – Что из этого следует?

И тут же сам ответил на свои вопросы.

– Из этого следует, что кто – то из местных бичей либо бомжей здесь был. Они пили водку, но им помешали. Они испугались и убежали. А что венки вне ограды, так мало ли что не сделают разгулявшиеся бомжи? Никакого криминала в этом не вижу. Так что давайте, граждане цыгане, по домам. Дома надо водку пить, а не в…

Что этим хотел сказать представитель доблестной милиции? Где именно надо пить водку? Может, он хотел продолжить – не в общественных местах? Но вовремя остановился. Действительно, разве можно погост назвать местом общественного пользования?

Главное, вызов принят, милиция отреагировала, выехала на место предполагаемого… а кто это сказал – преступления? Какого преступления? Милиция выехала на место предполагаемого происшествия. Все. Точка. Его, преступления, не было. Ложный вызов пьяных цыган. Да пусть они спасибо скажут, что этот ложный вызов сделан в его дежурство, он добрый, простит их.

Вновь наступило минутное молчание. Причин тому было немало. Кто – то молчал от сознания «честно выполненного долга», от предвкушения скорого окончания смены – конца дежурству. Кто – то по иным причинам. Например, по причине удивления профессионально быстрым проведением следствия по факту ложного вызова.

Вдруг все разом повернулись в сторону Барона. Он с кем – то говорил по телефону. Говорил тихо, но всем, кто был рядом, было понятно, о чем он говорил. И что именно он говорил, одновременно отвечая на чьи – то вопросы.

– Да, Владимир, я все понял. Факт обращения в милицию зафиксирован официально в дежурной части РОВД. Моим братом и племянником. Вот и милиция здесь. Двое. Нет, мы никуда отсюда не уйдем до Вашего приезда. Что? Зачем? Понятно. Мы ждем Вас.

Закончив разговор, Барон тихо закрыл крышку телефона и на сей раз убрал его во внутренний карман своего кожаного пальто. Лицо его было вновь спокойным.

– Все, ромалэ, по очереди греться в машину. Скоро рассвет. Ждем одного человека. Давай, Василий, распорядись, а то промерзли все.

Старший из двух милиционеров, который так быстро провел свое расследование, вдруг отчетливо понял, что его дежурство не закончено. Видимо, оно только начинается. Это значит, что домой сегодня утром он уже не вернется. Начинался зыбкий, пробиваясь сквозь морозный туман, рассвет…

Бегство вандалов. Страшит возмездие

Никогда не тревожьте беду, пока он вас не потревожит.

Машина мчалась с бешеной скоростью. Четверо мужчин, один из которых вел машину, давя до отказа на педаль газа, молчали. Трое – это те, которые так быстро покинули место захоронения цыгана, что не успели даже забрать свои вещи, оставленные там, у не вскрытого ими склепа.

– Куда? – только и спросил водитель автомобиля. – К нему?

– Да, – так же коротко ответил Кривой.

Остальные продолжали молчать.

Минут через пятнадцать – двадцать быстрой езды по ночным, неосвещенным улицам одного из районов города, машина остановилась. Из нее вышел Кривой и направился к последнему подъезду жилого многоэтажного дома. Здесь, на первом этаже, находился опорный пункт милиции. Подойдя к одному из окон, Кривой трижды резко постучал в стекло.

– Чего так быстро, случилось что? Я ждал тебя утром.

– Давай, Картавин, открывай.

В одной из трех комнат опорного пункта милиции, находившегося на первом этаже обыкновенной «хрущевки» сидели Кривой и Картавин.

Обычно в этой, давно не имевшей даже какого – либо косметического ремонта комнате, участковый принимает граждан, выслушивает их, заполняет протоколы. Эта комната не отличается от иных, по своему содержанию подобных опорных пунктов милиции, которых в городе десятки. Те же стенды с фотографиями пропавших, которых кто – то ищет, кто – то догоняет, а те не хотят, чтобы их нашли либо догнали. Есть такие фото, не раз пропущенные через ксерокс, затем переданные факсом, что сразу и не разберешь, пока не прочитаешь, женщина это или мужчина. Попробуй, не угадаешь. А вот Картавин рискнул бы угадать даже не с трех, а с двух раз, если ему за это пообещали бы приз.

И он всегда приходил в уныние, когда под одной из таких фотографий, словно в насмешку, было обещано солидное вознаграждение, причем с гарантией, что никто об этом не узнает, но с условием, если угадавший назовет и укажет место нахождения разыскиваемого.

– И как по ним можно найти кого – то? – не раз задавал себе Картавин этот вопрос, когда ему случалось видеть такие фотографии.

Здесь, в этой комнате, стояли старые, видавшие виды письменные столы, с кипами пожелтевших от времени протоколов, жалоб, заявлений и прочей рабочей, но никому не интересной, чепухой. Разные не только по своему прямому назначению, но и по возрасту стулья, среди которых, как память застойных времен, табурет, на котором стоит грязная с кучей окурков пепельница. Причем здесь же, на самом видном месте, висит изрядно надоевший своим юмором плакат. На нем изображен запрещающий знак ПДД на фоне папиросы. Бывает, наоборот. Папироса – на фоне запрещающего знака.

Две другие комнаты, двери которых всегда были закрыты для посторонних, имели иное, далеко не служебное назначение. Об этом знали не многие, могли лишь догадываться.