Волшебная сказка Нью-Йорка - Джеймс Данливи

Шагаю по городу на восток. Ветер кусается и взвивает в воздух песок и обрывки бумаги. Далеко впереди, где-то над Флашингом, он разрывает тучи, обнажая синее небо. Ребенком я думал, что это такой удивительный гигантский унитаз. В который какают великаны.

Как темно здесь, между домами. Машины подкидывает на выбоинах в асфальте. Толстые железные крышки люков лязгают, вздрагивая под колесами. И из-под них вырываются небольшие клубы пара. Пиджак остался без пуговицы. Для этого города — верный признак, что ты покатился вниз. А для друзей повод побыстрее найти себе новых знакомых.

Теперь вместо неоновой вывески, немного ниже нее, бронзовая доска. На ней огромными буквами «Вайн». Над именем слова помельче: «Погребальный Дом». Видать, дела у него идут лучше некуда. И совсем высоко «Инкорпорейтед». Высота, с которой он может отпустив трапецию, спланировать прямиком в огромную груду долларов.

Кристиан протискивается в сверкающие стеклянные двери. Красновато-желтый ковер. Под пальмой в горшке черная урна с белым песком, чтобы гасить сигареты. Стучу в дверь Вайна, главный декоративный мотив которой — роскошь в современном ее понимании. Зеленый свет, на прошлой неделе казавшийся теплым, заметно похолодал.

— Войдите. А, мистер Кристиан. Приятно видеть вас. Ну-ка, позвольте ваше пальто. Присаживайтесь. На улице нынче холодно.

— Холодно и ветрено.

— Ну что, мистер Кристиан, обжились на новом месте.

— Вроде бы да.

— Рад. Все требует времени. Вы молоды. Понемногу события жизни стирают самые мучительные из наших горестей. Будь это иначе, город заполнили бы плачущие калеки. Однако, вы, я полагаю, были бы не прочь обсудить ваше положение.

— Да.

Вайн в своем вращающемся кресле. Свет сбоку падает ему на лицо. Вайн клонит круглую голову набок. Встряхивает кистями рук, выпрастывая манжеты рубашки, такие белые, тугие. С искорками бриллиантов. Коротко остриженные волосы, чуть тронутые сединой, стоят торчком. Опрятный, подобранный, с мерцающими глазами, утопающий в кожаном кресле. Теребя пальцем пару кожаных перчаток у себя на столе. Мир почти неприметно оседает. На ковер, по которому ты беззвучно ступаешь, входя сюда с грязной улицы.

— Могу ли я задать вам всего один вопрос, Кристиан. Я хочу спросить вас, как мужчина мужчину. Здесь для вас найдется место. Говорю это совершенно серьезно. Жалование неплохое. Но это было бы только началом. А существует еще и будущее. Могу вас в этом заверить. Согласитесь ли вы работать у меня.

Кристиан склоняет голову. Поскольку вышедшие из-под контроля глаза, уставились в потолок. Быстро верни их на уровень горизонта. Рот заливают потоки слюны. Сглони и постарайся не пожимать плечами.

— Мистер Вайн, я пока не решил, чем собираюсь заняться. Когда я в первый раз услышал, что вы будете рады меня увидеть, я едва не выпалил, Господи, как хорошо, что есть кто-то, кто хочет видеть меня. Со времени похорон мне почти не приходилось разговаривать с кем бы то ни было.

— Ну что же, в таком случае, я рад вас видеть, мистер Кристиан.

— Мистер Вайн, я не знаю, сколько я вам должен. Но все мое достояние составляет сорок шесть долларов девяносто два цента. Я не могу оплатить даже присланный мне счет за перевозку, хранение и выгрузку моей жены с корабля. Так что мне остается полагаться лишь на ваше милосердие.

— Минутку, мистер Кристиан. Всего одну минутку, мой мальчик. Вам вовсе не нужно полагаться на мое милосердие. Это замечание мне не нравится.

— Ну, может, не на ваше. Но в милосердии я нуждаюсь.

— Возможно, вы в нем и нуждаетесь, однако на мое милосердие вам полагаться совершенно не нужно. Вам не следует даже мысли такой допускать. Я предлагаю вам возможность принять на себя определенную роль в рамках нашего возвышенного служения. Я сознаю, что людей заурядных это занятие не привлекает, но я вам вот что скажу. Я хорошо разбираюсь в людях. И я различаю в вас, Кристиан, творческие способности, которые позволят вам посвятить жизнь выполнению этой благородной миссии. Я убежден, что вы сможете добиться выдающегося положения.

— Вы хотите, чтобы я приходил сюда и возился здесь с мертвецами. С людьми, которых я даже не знаю.

— Если вы пожелаете посвятить себя этому священному ремеслу, я буду только рад. Но я предпочел бы, чтобы вы были как бы лицом нашего дома. Ну и возможно, внештатным помощником в студии.

— Внештатным помощником. Чтоб мне пропасть, мистер Вайн.

— Вы, может быть, удивитесь, мистер Кристиан, но именно эта часть моей работы наполняет меня величайшей гордостью, не говоря уж, — а большинству людей я бы этого и не сказал, — об удовольствии. Если вы найдете, что она лишает вас душевного покоя, я ни на чем настаивать не буду. Истинная природа ваших обязанностей здесь будет состоять в том, чтобы умерять горе осиротевших членов семьи. Исполнять своего рода благодетельные формальности, выказывая сочувствие, столь необходимое, когда перед семьей разверзается смертная бездна. Я знаю, вы человек искренний. Я знаю, что вам присуща культура и элегантность манер. Всем этим вы обладаете, Кристиан.

— Сколько я вам должен, мистер Вайн.

— Вам нет необходимости задавать мне этот вопрос.

— И все же, сколько.

— Четыреста восемьдесят шесть долларов, сорок два цента. Включая налоги.

— Мама родная.

— Мистер Кристиан, тут нет ничего страшного. Не надо так пугаться.

— А как вы хотите чтоб я пугался. Эти деньги вместе со ста восемьюдесятью шестью долларами, которые я должен пароходной компании, составляют почти семь сотен. Как я смогу их выплатить.

— Выслушайте меня, мистер Кристиан. Я уже говорил вам прежде и скажу еще раз. Я ни из кого денег клещами не тяну. В моем бизнесе большинство людей оплачивает свои счета. Назовите это суеверием, но люди не любят делать долги на смерти дорогого и близкого существа. А если существо близкое, но не так чтобы очень дорогое, они с тем большей радостью платят за избавление от него. Так что я не страдаю от недостатка средств и не требую от вас немедленной уплаты. У вас есть время. Много времени.

— Сколько.

— Шесть месяцев. Если потребуется, то и больше. Без процентов.

— Восемьдесят шесть долларов в месяц.

— Восемьдесят один, Кристиан, восемьдесят один доллар и семь центов.

— Да, но ко мне того и гляди заявится человек из пароходной компании.

— Вы можете без всяких затруднений получить аванс в счет жалованья.

— Я стану изгоем.

— Я был бы менее чем чистосердечен, если бы не признал, что люди не будут валиться один на другого, запинаясь о край ковра в спешке пожать вам руку или познакомиться с вами. Даже из друзей многие от вас отвернутся. Но вы бы удивились, если б узнали, насколько более глубокие связи с людьми порой дает эта профессия. Знаете, где я познакомился со своей женой. У прилавка аптеки, в которой подыскивал губную помаду нужного мне оттенка. Таковы факты. Я ходил тогда в учениках у владельца похоронного бюро. Она спросила меня в тон каким волосам и глазам я пытаюсь подобрать помаду. Перед этим я поднял коробочку с бикарбонатом соды, которую она обронила. В благодарность она указала мне нужный оттенок. Именно тот, который я выбрал сам. Мы вместе вышли на улицу. Никогда я не видел столь синих глаз и столь белой кожи. Я объяснил ей, зачем мне нужна помада. Ее это немного смутило, но потом она все поняла. Мы возвратились в аптеку и выпили по стакану содовой с малиновым сиропом. До сих пор помню звук наших шагов, ее и моих, на ступеньках аптеки. У нее были щиколотки, какие встречаются разве только у ангелов. Через семь месяцев мы поженились. И в смерти она остается мне столь же близкой.

— Мистер Вайн.

— Называйте меня Кларенсом, через "а". Приемные родители дали мне имя Тобиас, но при крещении я был наречен Кларенсом. Извините, я на минутку отвлекусь, забыл предупредить мисс Мускус о произведенных мной изменениях в музыкальной программе. Мисс Мускус, я счел, что семье Рикардо, четвертый покой, подойдет нечто более энергичное, но, думается, сейчас, перед закрытием гроба, музыку следует немного замедлить. О'кей. Спасибо. Вот вам пример решения, требующего деликатности, мистер Кристиан, и такие решения приходится принимать постоянно. Я питаю уверенность, что на вас можно возложить ответственность подобного рода.

— Мистер Вайн, я бы не взялся решать, какая мелодия пригодна для каких похорон.

— Пожалуйста, называйте меня, если можете, Кларенсом. Мне бы это было приятно.

— Пока я не оплатил мой счет, мне было бы удобнее называть вас мистером Вайном.

— Что ж, если таковы ваши чувства, будь по-вашему.

Глаза Вайна мерцают в мягком желтоватом свете лампы. Палец подталкивает вверх и вниз переключатель внутренней связи. Трепет далекой торжественной музыки. Опрятный маленький узел черного галстука плотно впаян в тугой воротничок. Сильная красноватая шея, которую он поворачивает и скручивает. Я стал бы лицом его заведения. Подпрыгивающим и хлопающим в ладоши на холоде. Ободряя клиентов. Сюда, ребята. К мистеру Вайну. Знает скорбь как свои пять пальцев. На пару выйдет дешевле. Его губная помада пойдет вам куда больше той, которой вы мазались до сих пор. Вы себе лежите в гробу, а муж прям оторваться от ваших губ не может. Сюда, ребята, сюда. Со мной случилось то же, что с Вайном, правда, я свою жену не бальзамировал и повстречался с ней не в аптеке. Какие крохотные у него ступни. Он выглядит куда более крупным, чем есть на самом деле. Человеком, повелевающим армиями и кораблями. И побеждающим в битвах. Глазея между тем на женские губы. Каковым манером он теперь и достигает оргазма.