Земля имеет форму репы (сборник) - Радий Погодин

На улице было тихо. Пустынно. Ветки рябин сгибались от ягод.

Жеребенок Миша остановился.

— Ты что? — спросил мышонок Терентий.

— Чувствую, там, за углом, кто-то был. Мы, кони, очень далеко чувствуем.

Мышонок Терентий тоже сосредоточился.

— И я чувствую, — прошептал он. — Только я за другим углом чувствую.

Друзья заглянули сначала за один угол. На столбике, торчавшем из тротуара для каких-то технических целей, в трещине клок шерсти застрял.

Пробегавший мимо кудлатый пес, понюхав шерсть, рыкнул:

— Рррр-рр! Кошачья… Но я бы с этим котом дружил.

За другим углом следы лап когтистых.

Пробегавший мимо серьезный кот с глазами, как перед дракой, посмотрев следы, фыркнул:

— Ффф-ырк! Собачьи… Но где теперь такие собаки?

За третьим углом — царапина на стене. Похоже, козел подтачивал рога. Но если бы в самом деле козел — две царапины были бы.

За четвертым углом ничего — только смех. Вернее, чувство такое, что кто-то здесь хохотал и хихикал.

— У тебя в голове уже возник образ? — спросил жеребенок Миша.

Терентий хотел сказать, что никакого зверя Индрика нет и не было, но он, как ты знаешь, был честный мышонок.

— Я думаю, лапы у него собачьи. Тело кошачье. Голова козлиная. А на лбу всего один рог.

— Я тоже так думаю. Только не могу вообразить хвост и уши.

— Хвост и уши не самое главное, — сказал мышонок Терентий. — Побежали быстрее ко мне. Нарисуем Индрика на бумаге.

Друзья побежали со всех ног. В таких случаях медлить нельзя, иначе забудешь, какие у Индрика лапы — кошачьи или собачьи. А также сколько у него ушей и рогов.

Рисовать зверя Индрика нужно сразу всего. Иначе не оберешься хлопот.

Мышонок Терентий сначала нарисовал глаза желтым цветом.

Глаза тут же принялись вращаться-таращиться.

Мышонок Терентий нарисовал голову. Рог на лбу — штопором. Бороду нарисовал. Только наметил рот, как из него высунулся язык и слизнул с палитры зеленую краску.

Индрикова голова гримасничала, хотела сказать что-то, но, как ты знаешь, для разговора одного зеленого языка мало, нужна грудь, полная воздуха.

Мышонок Терентий быстро нарисовал грудь и еще не успел раскрасить ее в кошачий цвет, как зверь Индрик завопил во всю мочь:

— Кемцы-емцы! Ланцы-дранцы!

— Это он на старинном языке говорит, — догадался жеребенок Миша.

Индрикова голова дергалась. Рот норовил сжевать кисточку. Язык лизнуть мышонка Терентия в нос.

— Так не пойдет, — сказал мышонок Терентий. — Нужно приколоть этот язык кнопкой.

— Цынцы-брынцы! — заорал Индрик.

— Может, ему почитать что-нибудь? — предложил жеребенок Миша. Может, он тогда успокоится и позволит дорисовать себя?

Миша нашел на полке книжку старинных стихотворений, поскольку правильно рассудил, что древнему зверю Индрику старинные стихи будут понятнее.

— «Шла собака через мост, четыре лапы, пятый хвост», — прочитал Миша.

Зверь Индрик тут же все переврал:

— Шла собака через хвост, уронила в речку мост.

— «Наши овечки около речки», — прочитал Миша.

— Наши овечки вылезли из печки, — переврал Индрик.

— «Купи кипу пик», — прочитал Миша.

— Пукипикукик, — переврал Индрик.

Мышонок Терентий попытался все-таки приколоть Индриков язык кнопкой. Но язык так вертелся, что в конце концов мышонок Терентий уколол себе кнопкой ухо.

— Нужно быстрее докрашивать, другого выхода нет, — сказал он. — Миша, рисуй хвост.

Жеребенок Миша нарисовал Индрику хвост пушистый. Индрик хвостом махнул — стал хвост голый, с кисточкой на конце.

Жеребенок Миша нарисовал Индрику уши круглые, но они тут же вытянулись.

Мышонок Терентий спешно докрашивал Индрику лапы и туловище. Только докрасил, зверь Индрик завопил свои «Кемцы-емцы!» и спрыгнул на пол.

Он был такой:

Лапы собачьи.

Тело кошачье.

Голова козлиная.

На лбу рог — штопором. Один.

Уши длинные.

Хвост, как у теленка, с кисточкой.

— Ух! Я тебя сейчас съем, — сказал Индрик мышонку Терентию и зачем-то прыгнул в окно.

Если ты помнишь, мышонок Терентий жил на самом верху самой высокой башни, в избушке-сторожке. Зверь Индрик разбился бы, как пить дать, но друзья ухватили его за хвост и втянули обратно.

— Фу-ты, ну-ты — высота! — воскликнул зверь Индрик. — Шла овечка через печку… Где у вас лаз? На волю хочу. — Он проломился в дверь и помчался по лестнице вниз. С хохотом и грохотом.

— Ну, чудеса… — прошептали жеребенок Миша и мышонок Терентий.

Вечером того дня многие ребятишки пришли домой с зелеными пятнами на рубашках и платьицах. Они объясняли родителям, что их лизнул веселый зверь Индрик, который вдруг появился за всеми углами сразу. «Кемцы-емцы!» клялись ребятишки. «Цынцы-брынцы!» — отвечали родители.

После специального милицейского порицательного взгляда, который применил к нему милиционер товарищ Марусин, Попугаев Вовка дома сидел. Обдумывал ошибки своей прошлой жизни.

Слышал Вовка веселые возгласы за окном и смех за всеми углами сразу. Но крепился.

За такую выдержку в поведении подарили Попугаеву Вовке ружье. Игрушечное. Оно очень громко бабахало.

Кто усидит дома с ружьем? Я думаю, вряд ли найдется такой крепыш. А ты как считаешь?

Попугаев Вовка взял ружье на плечо. Пошел на охоту.

На улице дворник тетя Анфиса бабахать и охотиться не разрешила. Сказала:

— Страх какой. С таким ружьем только в лес ходить.

Пошел Вовка в лес.

По тропинке шагает. Ружье на всякую птичку нацеливает и бабахает.

— Есть! — кричит. — Наповал!

Птички-синички, щеглы и дрозды смотрят на Попугаева Вовку с недоумением. Уж больно щурится по-настоящему. Больно рожи свирепые строит.

Приблизился Попугаев Вовка к густой орешине. Орехи еще не созрели, но вроде кто-то их с другой стороны обирает. Трясется куст.

Подумалось Попугаеву Вовке, что за кустом олень белоногий.

Попугаев Вовка навел ружье. Прищурился. «Ну, — думает, — прямо в сердце». И бабахнул.

Из куста человечек вышел. Небольшой — меньше Вовки. Волосы красные. Сам не молодой — не старый. Вокруг него какое-то кружение и сверкание. Как осиный рой. Но не жужжит угрожающе, а то ли перекликается, то ли песню налаживает.

Вовка бабахнул еще раз, от страха.

— Так и бывает, — сказал человечек. — Ружье — вещь поспешная, может выстрелить, прежде чем разглядишь в кого.

— Извините, — сказал Попугаев Вовка. — Мне, наверное, голову напекло. Потому что вас нет, а я вас, представьте себе, вижу перед собой.

— Я как раз именно так и делаю: стою перед тобой — и все тут, отвечает человечек. — Я стою, как ты видишь, а они шныряют и шмыгают. Они шныри. Познакомься.

Разноцветное сверкание остановилось. Оказалось — тоже маленькие человечки, все разной окраски.

— Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня. И Саламандрик, представил их человечек. — А я мормыш. Меня Свиря зовут.

— Нету вас! — закричал Попугаев Вовка.

Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня подошли к Вовке. Каждый по очереди его легонько за волосы подергал. А самый маленький шнырь Саламандрик ущипнул Вовку за нос.

— Все равно нету, — сказал Попугаев Вовка. — Вы мне от жары привиделись.

Ты, я думаю, с Попугаевым Вовкой заодно. Что еще за шныри, скажешь. Ни шнырей, ни мормышей нету.

Может, когда-нибудь ты побываешь в лесу или в поле под Новгородом и вдруг почувствуешь, даже вздрогнешь от этого чувства, будто мимо тебя пролетела красная ласточка. Ветер ее крыла коснулся твоих ресниц, ты невольно сощурился — это шнырь прошмыгнул.

Телевидение его не возьмет. Глаз не тот. Стеклянный.

И мормыша телевидение не заметит. Мормыш с чем хочешь сольется. У зеленого встанет — зеленым станет. У желтого — желтым, неразличимым.

Только глаз живой и творящий может их разглядеть.

Мормыш Свиря взял Вовку под руку, вежливо отвел его в тень под дубок.

— Садись, Вова.

Шныри принесли воды из ручья в горсточках. Полили Вовкину голову.

— Не печет?

— Не печет, — сказал Вовка. Хотел добавить: «И все равно нету вас и быть не может».

Шныри ухмылялись разноцветными рожицами. Вовка вздохнул и не сказал этого.

На ветку над Вовкиной головой птица села маленькая — соловей.

— Чего же ты не стреляешь? — спросил мормыш Свиря. — Бабахни — и не будет в лесу соловья.

Тут Попугаев Вовка сразу все понял.

— Ага, — сказал он. — Знаю, к чему вы клоните. Только факт: ружье мое это — игрушечное. Оно понарошку.

— А целишься ты понарошку?

— Ты когда целишься, что думаешь?

Вовка почесал затылок, решил слукавить.

— Я, когда целюсь, так думаю: «Птичка, птичка, покружись над моей головой».