История и старина: мировосприятие, социальная практика, мотивация действующих лиц - Степан Козловский

Методологическая база. Информация о социальной практике, заложенная в эпических материалах, является многослойной и касается самых различных сторон жизни общества. В таких условиях изучение деятельности эпического социума возможно только после формирования комплексной методологической базы с учетом методов других научных дисциплин, в сферу интересов которых входит социальная практика.

Этим требованиям в основном удовлетворяет методика, применяемая при изучении исторической информации в контексте исследований относительно нового для нашей страны научного направления «Устной истории», в котором довольно большое место занимают «социологические» приемы работы с историческими источниками (интервью и т. д.).

По мнению Д. П. Урсу, изложенному им в статье «Методологические проблемы устной истории», к данному направлению можно причислить: «— исторические традиции старописьменных народов Европы и Азии, бывшие когда-то устными, но затем угасшие и сохранившиеся только в записи. К ним относятся русские былины, саги северных народов, эпические сказания народов Западной Европы, хадисы арабов».[99]

В конце XIX — начале XX вв. в дореволюционной России и СССР имел место всплеск работ, посвященных записи и анализу «устной истории», происходивший в контексте изучения фольклора. К сожалению, этот период оказался недолгим:

«С разгромом в конце 1920 — начале 1930-х годов, такая деятельность, по существу, прекратилась. И не потому, что иссякла память и ушли из жизни люди, которые могли поведать интересное о прошлом. А из-за того, что в период сталинских репрессий о многом и о многих нельзя было напоминать, спокойнее было молчать. Если же и продолжали прибегать к приему устной истории, то обычно подделывались под схему, навязанную информатору, а соответственно и спрашивающему, официальными историческими документами».[100]

Вместе с тем, проведение исторических исследований без учета направления «устной истории» методологически неправильно, поскольку, как отметил И. Д. Ковальченко:

«Из всей циркулирующей в обществе в тот или иной момент информации часть оказывается зафиксированной на различных материальных носителях, а часть — незафиксированной (устной)».[101]

Специфику сферы применения «устной истории» и ее современное значение очень точно охарактеризовала Д. Никитина:

«… устная история наиболее эффективна в случаях необходимости заполнения лакун, возникающих когда „уже нет“, или „еще нет“ письменных или других традиционных источников. Особое значение она приобретает при исследовании не фактов истории (в их традиционном понимании), а фактов сознания или других процессов, которые трудно исследовать методами и подходами ортодоксальной науки. Образ мышления, поведенческие структуры, аксиологические категории, образ жизни, сферы интимного, структуры повседневности длительное время трактовались как не имеющие истории и не могущие стать предметом ее изучения. Но сегодня необходимость изучения всего того неуловимого и недоступного, что заключено во внеписьменных и нефиксируемых сегментах жизни, стала очевидна».[102]

По мнению Д. П. Урсу, понятие «устная история» имеет слишком широкое толкование:

«Термин „устная история“ нельзя признать вполне удачным, поскольку грань между устной речью и записанным словом достаточно условна, особенно в отношении к далекому прошлому… в зарубежной историографии проблемы царит методологическая путаница: иногда понятия „устная историческая история“, „устные исторические традиции“, „устные свидетельства“ применяются как синонимы, иногда — как отличные друг от друга».[103]

Таким образом, современная наука постепенно приходит к разделению направления «устной истории» на сегменты. Условно их можно разделить на три основные части:

• Первый сегмент ориентирован на сбор и анализ «живых впечатлений» о новейших событиях и процессах.

• Второй сегмент представлен в виде материалов опроса очевидцев тех или иных заметных событий эпохи.

• Третий сегмент описывает события далекого прошлого путем сбора и анализа свидетельств «семейной», «родовой», «коллективной» памяти, а также записи рассказов о впечатлениях очевидцев, дошедших до нашего времени благодаря нескольким поколениям хранителей устной традиции.

В настоящее время близкая по значению методика с небольшими поправками используется в отношении саг Е. А. Мельниковой,[104] Т. Н. Джаксон,[105] Г. В. Глазыриной[106] и другими исследователями скандинавского эпоса.

За основу формирования методологии изучения эпоса, по всей видимости, целесообразно принять комплекс методик, применяемых в исследованиях «третьего» сегмента направления «устной истории» и методологические положения В. Я. Проппа и Б. А. Рыбакова, суть которых заключается в том, что эпос отражает «идеи» социума, но эти идеи зависят от конкретных исторических условий.

В качестве основных в данном исследовании применяются: метод структурно-функционального и генетико-социологического анализа. Наиболее близок по смыслу к применяемой в отношении эпоса методике так называемый «историко-социологический» метод, о котором заявляли в начале XX века А. В. Марков и Б. М. Соколов.

Научная новизна. Данная работа является одним из первых исследований по истории социальной практики домонгольской Руси, нашедшей свое отражение в эпосе — устной исторической традиции. Научная новизна во многом определяется применяемой при его анализе методологией нового научного направления — «устной истории», в рамках которого появилась возможность показать развитие «идей» эпической социальной практики как отражение развития «идей», реально существовавшей социальной практики Древней Руси.

Идея является социальным фактом, продуктом деятельности общества. Предполагается, что в былинах отразились типичные социальные факты домонгольской Руси. Типичные социальные факты являются историческими, но могут быть отнесены к широкому временному отрезку (эпохе) или нескольким периодам, поэтому при междисциплинарном подходе к исследованию в целом основной подход к эпическим материалам историко-социологический.

Новизна в данном случае заключается в том, что некоторые «идеи» можно датировать определенным отрезком времени. Несмотря на то, что в былинах и летописях восприятие времени различается — в летописях есть точная дата, к которой прикрепляется событие, а в былинах события прикрепляются к периоду деятельности эпического образа героя-богатыря, есть возможность сопоставить оба восприятия времени. «Идея», характерная для социальной практики известного по летописям датированного периода, аналогичная эпической «идее», относящейся к периоду деятельности одного или нескольких героев, с большой долей вероятности указывает на совпадение реалий социальной практики, что позволяет датировать указанный эпический период.

Новизна состоит также в том, что благодаря наличию в былинах четко очерченного социального образа богатыря и преемственности функции героя, существует возможность представить все образы героев в определенной последовательности. Накладывая на данную последовательность датированные периоды, можно показать развитие эпической социальной практики и ее соотношение с социальной практикой, отраженной в летописях (историзм).

Таким образом, существует возможность преодоления пресловутой проблемы «антиномии» обобщенного отражения в эпосе исторической реальности.

Практическая значимость работы. Поскольку историзм обычно определяется как «смена состояний в развитии, принцип подхода к действительности как развивающейся во времени», историческому изучению эпоса мешает «антиномия» исторической реальности и ее обобщенного отражения в эпосе. Примененный в работе «историко-социологический» подход позволяет показать в рамках эпохи последовательную смену стадий развития социального образа эпического героя, то есть обнаружить «историзм» отражения социальной практики в эпосе, что дает возможность изучать эпос как вспомогательный источник по изучению истории социальной практики домонгольской Руси.

Социальная практика является общим полем деятельности для многих научных дисциплин, поэтому сферу применения результатов можно очертить лишь приблизительно.

Большинство междисциплинарных, а также экономических, социологических, политологических работ обобщающего теоретического характера, бытующих в настоящее время в распоряжении специалистов, имеют узкоспециальную направленность и основываются на исследованиях зарубежных ученых. Они созданы для решения конкретных целей, узких по значению задач, на основе чуждого нашей стране менталитета и этнокультурного комплекса, во многом не совпадающего с отечественным. Различаются знаковые системы и исторически сложившиеся стереотипы восприятия. На практике это становится причиной различных недоразумений и ошибок.