Одегон – 03,14 - Лариса Харахинова

– Не бойся, и, не пробуя, не говори, что не получится. Давай, а! Это же так интересно – суперигра для умных и азартных, как мы с тобой!

– Не, я в такие игры не играю. Возраст не тот.

– А зря. Это такой адреналин! Я же вижу в тебе игрока – тебе скучно быть среднестатистической курицей, которую все хотят в суп! Ты должна быть с нами, с лисами. А возраст у тебя, скажу я тебе, ещё не начинался.

– Да мне уже 31.

– Я в тридцать тоже считала себя старухой.

– А сколько Вам?

– Триста, а может больше, не помню точно.

– Извините, что спросила. Просто вы очень молодо выглядите.

– Потому что я игрок в жизнь. Кто играет, тот вечно юный пионер в душе, – старость и тлен его не коснутся. Хочешь, как я?

– А что надо конкретно делать? Лекции читать перед аудиторией? По вашим материалам?

– Ну, у тебя, прямо, все так академично. Лекции, аудитории… для начала индивидуальный прием. К тебе будут входить поодиночке, уже подготовленные мной, и плакаться на жизнь, или вопрошать мудрости, или просто получить по мозгам, ты сама будешь видеть их насквозь. А что им говорить – оно у тебя само пойдет. Ты же в прошлой жизни была шаманкой, она тебе все и подскажет.

– А в этой жизни я атеист, к сожалению. Хоть и верующий, но атеист.

– Такого не бывает.

– Ещё как бывает. Так уж меня воспитали. Я бы и рада поверить, но к жизни у меня научно-популярный подход. И все эти лисицы, пантеры и прочая живность у меня просто ради красного словца, как фигура речи, не более. Увы и ах, но такова жизнь. И вешать людям на уши то, во что сама не верю, – воспитание не позволяет. Пока ещё не позволяет, если быть точным.

– А я вижу, что твоя пантера уже приготовилась к прыжку. Она скоро тебя вывезет.

– Куда?

– Не буду говорить, сама увидишь и очень удивишься. После этого ты позвонишь мне, у нас с тобой ещё есть дела. Я вижу тебя. Ты придешь. Даже если через год-два-пять лет созреешь – звони. Я планирую в ближайшие годы оставаться в Москве.

– Я подумаю, – ответила Дашка, взяв номер телефона. И не позвонила. Но номер записала в блокнот, просто так, на всякий случай.

Биржа, Хорека и Гурген

Следующей однообразной чередой перед Дашкой пронеслись различные биржи, куда приглашали работать трейдером. Там симпатичные мальчики с умными лицами обещали выучить игре на курсах валют, и мехматовское образование встречалось на ура. Но нужен был вступительный взнос в 10.000 долларов, равный стоимости квартиры в Москве. И потому трейдером Дашка не стала. Хотя натура так и всколыхнулась при слове «игра на бирже».

Далее была попытка стать специалистом ХоРеКа. Это загадочное слово всегда бросалось в глаза среди прочих объявлений, предлагая просто баснословные деньги и соц-пакет. Прорвавшись сквозь собеседование на одну из таких вакансий, предлагавшую не оклад, а лишь проценты, она разочарованно узнала, что ХоРеКа расшифровывается как «отели-рестораны-казино». Должность предполагала знание вин, которые надо было продавать этим отелям-ресторанам-казино, для чего ей вручили красочный проспект с описанием темы. Из которого Дашка узнала, что «апелясьон контрол» не имеет отношения к апельсинам, Медок – к мёду, а сомелье с похмельем, хоть и созвучно, но нежелательно. Прочитав проспект от корки до корки, выучив названия и характеристики вин компании, Дашка на следующий день вышла в поле деятельности вместе с выделенным наставником и прошлась с ним по точкам, то есть, по барам-ресторанам, куда надо было попытаться «впарить», как говорил опытный напарник, как можно больше вин. Как правило, общаться приходилось с важными на вид барменами, скучающими за стойкой в дневное время и с удовольствием посылающими их, разумеется, в другие заведения, поскольку у них карта вин уже полна. Проходив целый день впустую с человеком, который слыл лучшим продажником компании, Дашка решила, что уж ей-то здесь вообще ничего не светит, и поставила крест на этом разгаданном и весьма гонимом барменами направлении.

Но однажды её пригласили на собеседование в рекрутинговое агентство на позицию аналитик, от 800 долларов с соцпакетом. По телефону мальчик представился Гургеном. У Дашки была знакомая с отчеством Гургеновна. Женщина с чисто бурятской внешностью, с традиционным разрезом глаз и скулами. Дашка обрадовалась, решив, что уж земляк точно поможет найти работу. Приехав в агентство, она с удивлением обнаружила, что встретил её молодой человек совсем не азиатской наружности – волоокий красавец с римским профилем, впалыми щеками, благоухающий немыслимым парфюмом. Он был в элегантном костюме и выглядел, словно сошедший со страниц глянца, который начинал потихоньку проклевываться на российской почве, пока ещё не совсем благоприятной для взращивания метросексуалов, как их позже назовут в том же глянце.

Выслушав Дашкину историю поиска работы, изучив диплом и пару сертификатов, Гурген спросил: «Так вы с берегов Байкала? Мы в ваших краях были как-то раз, сплавлялись на байдарках. Что меня поразило больше всего, плывем двое суток и ни одного населенного пункта! Я никогда до этого не был в таких диких местах. Да, впечатляет!»

Дашка спросила: «А у вас корни, наверное, бурятские, да?»

– Почему вы так решили?

– Просто у вас имя бурятское, я, когда ехала сюда, думала, что увижу земляка.

– Гурген – бурятское имя?

– Ну, да! Я его часто у наших встречала.

– Странно, но это чисто армянское древнее имя, удивительно, что у вас оно тоже встречается. Я расскажу нашим про это. Интересная история.

Надо заметить, что Дашка в раннем детстве наивно полагала, что такие редкие среди русских имена, как Сократ, Платон, Мэлс, Октябрина, Ноябрина, Энгельсина, Вильгельмина, Лассалина, Мэри, Эдмонд и прочие заимствования и неологизмы являются исконными бурятскими именами. Дело в том, что прибайкальские буряты не стеснялись давать своим детям имена совершенно редкие и даже порой неблагозвучные. В старину это делалось, чтобы обмануть злых духов, забирающих детей в раннем возрасте, а потом просто традиция свободного выбора имени прижилась сама по себе, и в ней, некоторым образом, выразилась степень свободы народного сознания. Точно также слова из русского языка с легкостью брались, «обурятивались» и использовались без ущерба, до некоторых пор, языку. Западных бурят забайкальские соотечественники пародировали следующим образом «Кошка-мнэ стол-дэр прыгнуть-болот молокоимнэ ху выпить боло, твоя-мать».

Впрочем, такие расхожие фразы как «Он пран дю тэ?» (попьем чаю? фр.) или «Пардон-вэ хун» (беспардонный человек) Дашкой тоже рассматривались как типично бурятские. Западные буряты отличались мультикультуральностью, если можно так выразиться. Исторически сложилось, что народ оказался на том острие, где смыкались восток и запад. Если с запада шла русская православная культура, то с востока шел тибетский буддизм, и живущие на этом острие впитали в себя понемногу того и другого. Дашкино поколение было сплошь и рядом билингвами, хоть и в меньшей мере, нежели поколение её родителей, которые ещё застали изучение родного языка в школах.

Песнь о билингве

Впервые термин «билингв» Дашка услышала от англичанки, за глаза называемой Несси, на первом курсе университета. В начале года проводился тест на знание английского, и Дашкины показатели были настолько плачевны, что Несси после тестирования предрекла ей самый скорый вылет из универа. Со стаей таких же, как она. Но, в конце семестра, поставив чуть ли не единственный зачет автоматом, она спросила, заполняя зачетку:

– Вы кто по национальности?

– Я бурятка, – ответила Дашка.

– Вы билингв? – спросила она, повергнув её в замешательство. К стыду своему, Дашка не знала, что значит это слово, и потому её уши расслышали фразу как:

– «Вы пингвин»?

– Что? – переспросила она ошарашено, мгновенно представив себя толстым птахом на льдине, дрейфующей где-то в Антарктике.

– У Вас два родных языка? – пояснила она свой вопрос, – то есть, вы говорите на своем языке?

– До школы только на нем говорила, – ответила она, чувствуя пятками лёд.

– А читать-писать по-бурятски умеете? – продолжала Несси.

– Читать могу, – почти не соврала Дашка, краснея и чувствуя себя той глупой нелетающей птицей, что робко прячется в коробках и надеется, что никто не заставит её полететь ласточкой. То есть перевести какой-нибудь (только не газетный!) текст с бурятского. Но англичанка, к её облегчению, не стала требовать ничего подобного. Она сказала то, чему удивились все в группе:

– Знаете, у меня учились ваши земляки, и я заметила, но это исключительно мой личный опыт, что бурятам как-то необъяснимо легко дается английский язык. Я думаю, это потому, что вы билингвы. Хотя, если сравнивать с другими билингвами, у вас есть какая-то природная, как мне кажется, склонность к языкам. Это, конечно, не более чем мое личное наблюдение, но мой стаж более 20 лет.