Свеча горела (сборник) - Борис Пастернак

Развлеченья любимой

«Душистою веткою машучи…»

Душистою веткою машучи,Впивая впотьмах это благо,Бежала на чашечку с чашечкиГрозой одуренная влага.

На чашечку с чашечки скатываясь,Скользнула по двум, – и в обеихОгромною каплей агатовоюПовисла, сверкает, робеет.

Пусть ветер, по таволге веющий,Ту капельку мучит и плющит.Цела, не дробится, – их две ещеЦелующихся и пьющих.

Смеются и вырваться силятсяИ выпрямиться, как прежде,Да капле из рылец не вылиться,И не разлучатся, хоть режьте.

Сложа весла

Лодка колотится в сонной груди,Ивы нависли, целуют в ключицы,В локти, в уключины – о погоди,Это ведь может со всяким случиться!

Этим ведь в песне тешатся все.Это ведь значит – пепел сиреневый,Роскошь крошеной ромашки в росе,Губы и губы на звезды выменивать!

Это ведь значит – обнять небосвод,Руки сплести вкруг Геракла громадного,Это ведь значит – века напролетНочи на щелканье славок проматывать!

Весенний дождь

Усмехнулся черемухе, всхлипнул, смочилЛак экипажей, деревьев трепет.Под луною на выкате гуськом скрипачиПробираются к театру. Граждане, в цепи!

Лужи на камне. Как полное слезГорло – глубокие розы, в жгучих,Влажных алмазах. Мокрый нахлестСчастья – на них, на ресницах, на тучах.

Впервые луна эти цепи и трепетПлатьев и власть восхищенных устГипсовою эпопеею лепит,Лепит никем не лепленный бюст.

В чьем это сердце вся кровь его быстроХлынула к славе, схлынув со щек?Вон она бьется: руки министраРты и аорты сжали в пучок.

Это не ночь, не дождь и не хоромРвущееся: «Керенский, ура!»,Это слепящий выход на форумИз катакомб, безысходных вчера.

Это не розы, не рты, не ропотТолп, это здесь, пред театром – прибойЗаколебавшейся ночи Европы,Гордой на наших асфальтах собой.

Свистки милиционеров

Дворня бастует. БрезгуяМусором пыльным и тусклым,Ночи сигают до брезгуЧерез заборы на мускулах.

Возятся в вязах, падают,Не удержавшись, с деревьев.Вскакивают: за оградоюСевер злодейств сереет.

И вдруг, – из садов, где твойЛишь глаз ночевал, из милогоДуше твоей мрака, плотвойСвисток расплескавшийся выловлен.

Милиционером зажатВ кулак, как он дергает жабрамиИ горлом, и глазом, назадПо-рыбьи наискось задранным!

Трепещущего серебраПронзительная горошина,Как утро, бодряще мокра,Звездой за забор переброшена.

И там, где тускнеет востокЧахоткою летнего Тиволи,Валяется дохлый свисток,В пыли агонической вывалян.

Звезды летом

Рассказали страшное,Дали точный адрес,Отпирают, спрашивают.Движутся, как в театре.

Тишина, ты – лучшееИз всего, что слышал.Некоторых мучает,Что летают мыши.

Июльской ночью слободыЧудно белокуры.Небо в бездне поводов,Чтоб набедокурить.

Блещут, дышат радостью,Обдают сияньем,На таком-то градусеИ меридиане.

Ветер розу пробуетПриподнять по просьбеГуб, волос и обуви,Подолов и прозвищ.

Газовые, жаркие,Осыпают в гравийВсё, что им нашаркали,Всё, что наиграли.

Уроки английского

Когда случилось петь Дездемоне, –А жить так мало оставалось, –Не по любви, своей звезде, она –По иве, иве разрыдалась.

Когда случилось петь ДездемонеИ голос завела, крепясь,Про черный день чернейший демон ейПсалом плакучих русл припас.

Когда случилось петь Офелии, –А жить так мало оставалось, –Всю сушь души взмело и свеяло,Как в бурю стебли с сеновала.

Когда случилось петь Офелии, –А горечь слез осточертела, –С какими канула трофеями?С охапкой верб и чистотела.

Дав страсти с плеч отлечь, как рубищу,Входили, с сердца замираньем,В бассейн вселенной, стан свой любящийОбдать и оглушить мирами.

Занятье философией

Определение поэзии

Это – круто налившийся свист,Это – щелканье сдавленных льдинок,Это – ночь, леденящая лист,Это – двух соловьев поединок.

Это – сладкий заглохший горох,Это – слезы вселенной в лопатках,Это – с пультов и флейт – ФигароНизвергается градом на грядку.

Всё, что ночи так важно сыскатьНа глубоких купаленных доньях,И звезду донести до садкаНа трепещущих мокрых ладонях.

Площе досок в воде – духота.Небосвод завалился ольхою.Этим звездам к лицу б хохотать,Ан вселенная – место глухое.

Определение души

Спелой грушею в бурю слететьОб одном безраздельном листе.Как он предан – расстался с суком!Сумасброд – задохнется в сухом!

Спелой грушею, ветра косей.Как он предан, – «Меня не затреплет!»Оглянись: отгремела в красе,Отпылала, осыпалась – в пепле.

Нашу родину буря сожгла.Узнаешь ли гнездо свое, птенчик?О мой лист, ты пугливей щегла!Что ты бьешься, о шелк мой застенчивый?

О, не бойся, приросшая песнь!И куда порываться еще нам?Ах, наречье смертельное «здесь» –Невдомек содроганью сращенному.

Болезни земли

О еще! Раздастся ль только хохотПерламутром, Иматрой бацилл,Мокрым гулом, тьмой стафилококков,И блеснут при молниях резцы,

Так – шабаш! Нешаткие титаныЗахлебнутся в черных сводах дня.Тени стянет трепетом tetanus[5],И медянок запылит столбняк.

Вот и ливень. Блеск водобоязни,Вихрь, обрывки бешеной слюны.Но откуда? С тучи, с поля, с КлязьмыИли с сардонической сосны?

Чьи стихи настолько нашумели,Что и гром их болью изумлен?Надо быть в бреду по меньшей мере,Чтобы дать согласье быть землей.

Определение творчества

Разметав отвороты рубашки,Волосато, как торс у Бетховена,Накрывает ладонью, как шашки,Сон и совесть, и ночь, и любовь оно.

И какую-то черную доведь[6],И – с тоскою какою-то бешеной –К преставлению света готовит,Конноборцем над пешками пешими.

А в саду, где из погреба, со льду,Звезды благоуханно разахались,Соловьем над лозою ИзольдыЗахлебнулась Тристанова захолодь.

И сады, и пруды, и ограды,И кипящее белыми воплямиМирозданье – лишь страсти разряды,Человеческим сердцем накопленной.

Наша гроза

Гроза, как жрец, сожгла сиреньИ дымом жертвенным застлалаГлаза и тучи. РасправляйГубами вывих муравья.

Звон ведер сшиблен набекрень.О, что за жадность: неба мало?!В канаве бьется сто сердец.Гроза сожгла сирень, как жрец.

В эмали – луг. Его лазурь,Когда бы зябли, – соскоблили.Но даже зяблик не спешитСтряхнуть алмазный хмель с души.

У кадок пьют еще грозуИз сладких шапок изобилья,И клевер бурен и багровВ бордовых брызгах маляров.

К малине липнут комары.Однако ж хобот малярийный,Как раз сюда вот, изувер,Где роскошь лета розовей?!

Сквозь блузу заронить нарывИ сняться красной балериной?Всадить стрекало озорства,Где кровь как мокрая листва?!

О, верь игре моей, и верьГремящей вслед тебе мигрени!Так гневу дня судьба горетьДичком в черешенной коре.

Поверила? Теперь, теперьПриблизь лицо, и, в озареньиСвятого лета твоего,Раздую я в пожар его!

Я от тебя не утаю:Ты прячешь губы в снег жасмина,Я чую на моих тот снег,Он тает на моих во сне.

Куда мне радость деть мою?В стихи, в графленую осьмину?У них растрескались устаОт ядов писчего листа.

Они, с алфавитом в борьбе,Горят румянцем на тебе.

Заместительница

Я живу с твоей карточкой, с той, что хохочет,У которой суставы в запястьях хрустят,Той, что пальцы ломает и бросить не хочет,У которой гостят и гостят и грустят.

Что от треска колод, от бравады Ракочи,От стекляшек в гостиной, от стекла и гостейПо пианино в огне пробежится и вскочитОт розеток, костяшек, и роз, и костей.

Чтоб, прическу ослабив, и чайный и шалый,Зачаженный бутон заколов за кушак,Провальсировать к славе, шутя, полушалокЗакусивши, как муку, и еле дыша.

Чтобы, комкая корку рукой, мандаринаХолодящие дольки глотать, торопясьВ опоясанный люстрой, позади, за гардиной,Зал, испариной вальса запахший опять.

Так сел бы вихрь, чтоб на париПорыв паров в путиИ мглу и иглы, как мюрид,Не жмуря глаз снести.

И объявить, что не скакун,Не шалый шепот гор,Но эти розы на бокуНесут во весь опор.

Не он, не он, не шепот гор,Не он, не топ подков,Но только то, но только то,Что – стянута платком.

И только то, что тюль и ток,Душа, кушак и в тактСмерчу умчавшийся носокНесут, шумя в мечтах.

Им, им – и от души смеша,И до упаду, в лоск,На зависть мчащимся мешкам,До слез, – до слез!

Песни в письмах, чтобы не скучала