Черное эхо - Майкл Коннелли

– Так ты не хочешь рассказать, что тебе кажется здесь подозрительным? А то Донован там сейчас от злости в штаны наложит оттого, что ты заставил его все это проделать.

Босх рассказал Эдгару о замеченных им странностях, об отсутствии четких следов в трубе, о рубашке мертвеца, наполовину стянутой через голову, о сломанном пальце и том, что не найден нож.

– Какой нож? – переспросил напарник.

– Должен же он был чем-то распилить банку, чтобы сделать из нее «плитку»… если только это его «плитка».

– Он мог принести ее с собой. Могло также случиться, что кто-то забрался внутрь и унес нож уже после его смерти. Если, конечно, был нож.

– Да, все могло быть. Но нет никаких следов, чтобы определить это.

– Ну, мы же знаем из его списка судимостей, что он был закоренелый наркоман. Он был таким и в прежние времена, когда ты его знавал?

– В определенной степени. Сам употреблял и приторговывал.

– Ну, вот и ответ: наркоман с многолетним стажем. Невозможно предугадать, что они выкинут, когда душа горит забалдеть или когда уже балдеют. Они конченые люди, Гарри.

– Хотя вообще-то он завязал… по крайней мере, я так думал. И на руке у него свежий след только от одного укола.

– Гарри, ты сам сказал, что не видел парня со времен Сайгона. Как ты можешь знать, завязал он или нет?

– Я его не видел, но я говорил с ним. Как-то раз он позвонил мне, где-то с год назад. В июле или августе, кажется. У него был арест в Ван-Нуйсе. Его забрали как наркомана, основываясь на следах от иглы. Каким-то образом, из газет или еще как, он узнал, что я коп, – это было примерно в то время, когда проходило дело Кукольника. Тогда я еще работал в городской полиции Лос-Анджелеса. Он позвонил мне туда, в отдел убийств и ограблений, из тюрьмы Ван-Нуйса. Спросил, не могу ли я его выручить. Он провел в окружной тюрьме только дней тридцать, но сказал, что находится на пределе. И… да, он еще сказал, что просто не сможет на этот раз отмотать весь срок, не сможет вот так, в одиночку, завязать…

Босх умолк, не договорив. После долгой паузы Эдгар подстегнул его:

– И что же? Продолжай, Гарри, что ты сделал?

– И я ему поверил. Я поговорил с тамошним копом. Помню, что его звали Наклз. Я тогда еще подумал: хорошее имя для уличного полицейского. Я позвонил в Министерство по делам ветеранов[8] в Сепульведе и добился, чтобы его включили в программу. Наклз тоже в этом участвовал. Он сам тоже ветеран. Он добился, чтобы прокурор города попросил судью о снисхождении. Ну и клиника Министерства по делам ветеранов приняла Медоуза на амбулаторное лечение. Через шесть недель я справился, как там у него дела, и мне сказали, что он прошел курс, завязал и у него все в порядке. То есть мне так сказали. Говорили, что он находится на втором уровне программы поддержки. Говорили о психотерапии, о занятиях в группе… Сам я после того звонка больше не общался с Медоузом. Он мне больше не звонил, а я тоже не пытался его разыскивать.

Эдгар с умным видом сверился со своим блокнотом. Босх увидел, что страница, на которую тот якобы смотрит, пуста.

– Послушай, Гарри, – сказал Эдгар, – все равно это было почти год назад. Немалое время для наркомана, верно? Кто знает? Он мог с тех пор трижды сорваться и снова завязать. Это уже не наша забота. Вопрос в том, что ты думаешь делать с нынешним подарком. Как собираешься поступить с этим делом?

– Ты веришь в совпадения? – спросил Босх.

– Ну, не знаю, я…

– Совпадений не бывает.

– Гарри, я не понимаю, о чем ты толкуешь. Но знаешь, что я думаю? Я не вижу здесь ничего вопиющего. Мужик забирается в трубу – может, в темноте он плохо видит, что делает, вкатывает себе слишком большую дозу и отдает концы. Вот и все. Может, с ним был кто-то еще, и, уходя, тот человек уничтожил следы. И нож забрал. Могла быть сотня…

– Иногда и нет вопиющих улик, Джерри. Вот в чем проблема. Сегодня воскресенье. Всем хочется поскорее пойти домой. Играть в гольф. Продавать дома. Смотреть бейсбол. По разным причинам, но всем наплевать. Все делается спустя рукава, только для проформы. Разве ты не видишь, что именно на это они и рассчитывали?

– Кто «они», Гарри?

– Те, кто это сделал.

Он умолк. Никого эти доводы не убеждали – даже он сам был в сомнении. Было неправильно играть на чувстве лояльности Эдгара. Он уйдет с этой работы, как только отработает свои двадцать лет. Тогда он поместит в профсоюзном бюллетене рекламное объявление размером с визитную карточку: «Отставной офицер полиции Лос-Анджелеса срежет комиссионные для своих собратьев-полицейских» – и будет зарабатывать по четверти миллиона в год, продавая дома копам или для копов в долине Сан-Фернандо, или в долине Санта-Кларита, или в долине Антилопа, или еще в какой-нибудь долине, куда в следующий раз нацелится бульдозер.

– Зачем ему было лезть в трубу? – наконец проговорил Босх. – Ты сказал, он жил в Долине. В Сепульведе. Зачем было тащиться сюда?

– Ну, кто его знает, Гарри?.. Парень ширялся. Может, его жена выгнала. Может, он отбросил коньки где-нибудь поблизости, а дружки оттащили его мертвую задницу сюда, потому что не хотели объясняться с полицией?

– Все равно это преступление.

– Да, это преступление, но ты мне свистни, когда найдешь такого окружного прокурора, который специально для тебя возбудит по нему уголовное дело.

– Его «аптечка» выглядит чистой. Практически новой. Все следы от уколов на руках, кроме одного, старые. Я не думаю, что он опять стал колоться. Что-то здесь не так.

– Ну, я не знаю… Наверное, сейчас, когда кругом СПИД и все такое, им приходится думать о чистоте «аптечки».

Босх смотрел на своего напарника так, будто не узнавал.

– Гарри, послушай, что я хочу сказать. Он вполне мог быть твоим окопным товарищем двадцать лет назад, но сейчас, в этой жизни, он был наркоманом. И ты никогда не сможешь логически объяснить каждый его шаг. Я не знаю насчет «аптечки» или следов от уколов, но я знаю: этот случай не из тех, когда нужно горбатиться. Это обычная рутина, «от» и «до», с выходными и праздниками.

Босх сдался – на данный момент по крайней мере.

– Я отправляюсь в Сепульведу, – сказал он. – Ты со мной или возвращаешься к своему дню открытых дверей?

– Я закончу свою работу, Гарри, – мягко ответил Эдгар. – Если мы с тобой в чем-то не сошлись, это вовсе не означает, что я не собираюсь делать то, за что мне платят. Такого никогда не было и никогда не будет. Но если тебе не нравится, как я делаю свое дело, завтра утром мы пойдем к «шеф-повару» и поговорим насчет смены напарников.

Босх тотчас пожалел о своем дешевом выпаде, но не стал извиняться. Вместо этого он сказал:

– О'кей. Ты поезжай туда, посмотри, есть ли кто-нибудь в квартире. А я подъеду после того, как закруглюсь здесь.

Не ответив, Эдгар пошел к трубе и взял один из поляроидных портретов Медоуза. Сунул его в карман пиджака, а затем зашагал по подъездной дороге к своей машине, так и не сказав Босху ни слова.

После того, как Босх снял комбинезон и, сложив, убрал в багажник, он посмотрел, как Сакаи и Осито грубо шмякнули тело на носилки и задвинули в заднюю часть синего фургона. Потом направился к ним, размышляя, как лучше добиться, чтобы вскрытие произвели в приоритетном порядке – хотя бы завтра, а не через четыре-пять дней. Он поравнялся с сотрудником службы коронеров, когда тот открывал дверь своего мини-вэна, собираясь садиться.

– Мы здесь все закончили, Босх.

Босх положил руку на дверь, не давая Сакаи открыть ее до конца, чтобы сесть в машину.

– Кто сегодня будет производить вскрытие?

– Вот этого? Никто.

– Эй, послушай, Сакаи. Кто сегодня дежурит?

– Салли. Но он к нему и близко не подойдет, Босх.

– Слушай, я только что имел этот разговор с моим напарником. Не начинай все сначала, о'кей?

– Босх, ты взгляни. Ты вникни. Я дежурю с шести вечера, и это уже седьмое место преступления с тех пор, как я заступил на вахту. У нас были ДТП, утопленники, преступление на сексуальной почве. Люди специально умирают, чтобы встретиться с нами, Босх. Нам продыху нет, а это значит, что нет времени на этот, по твоему мнению, криминальный случай. Хоть раз в жизни послушай своего напарника. Это дело пойдет в рутинном режиме. Это значит, что мы займемся им не раньше среды, может, вторника. В крайнем случае, к пятнице – обещаю железно. А результаты токсикологического анализа все равно придется ждать, по крайней мере, дней десять. Ты это прекрасно знаешь. Так что к чему твоя проклятая спешка?

– Не результаты, а результатов. Результатов анализа придется ждать дней десять.

– Пошел ты!

– Просто передай Салли: мне нужно, чтобы предварительное исследование было проведено сегодня. Я зайду попозже.

– Господи, Босх, уясни, что тебе говорят. У нас в предбаннике штабелями сложены тела, о которых мы уже знаем, что они проходят по разряду «убийства» и действительно нуждаются во вскрытии. У Салазара не будет времени на какой-то паршивый случай, который любой, кроме тебя, назовет смертью от передозировки. В самом натуральном виде! Что мне прикажешь ему сказать, чтобы он побежал делать вскрытие сегодня?