Другими детьми станут гордиться родители и родственники, другие дети бегают и шумят, излучают жизнь, игнорируют аморфное тело и запавшее нёбо, выпрыгивают из машин сами; они будут печалиться из-за плохой отметки в школе, улыбаться добро или жалостливо, а жалость была старшему отвратительна. Из-за всего этого старший постоянно будет чувствовать себя одиноким. Поэтому он выберет горы: потому что горы никого не осуждают, горы принимают и здоровых, и больных. Если уж и бежать, то только туда. Горы заставляют задуматься о жизни, о ее сути. В то же время старший знал, что ему придется иметь дело с людьми, потому что именно из них состояла реальная жизнь. Не следует отрезать себя от мира. Старший шел к людям, как на водопой, чтобы удалить жажду нормальности. День рождения, соревнования по стрельбе из лука, ужин с друзьями родителей, поход в супермаркет — все это показывало старшему, что другие люди помогают жить, что они есть и пульсируют, как огромное сердце. В очереди в магазине, в школьной столовой, у порога дома приятелей, украшенного воздушными шарами, старший мог притвориться, что он такой же, как все. Поскольку тележка была полна подгузников, всяких тюбиков и миндального детского масла, можно было притвориться, что дома маленький ребенок. На вопрос друзей: «Сколько у тебя братьев и сестер?» — он отвечал: «Двое». На вопрос: «В каком классе они учатся?» — он научился врать. Ему было стыдно, что приходится хитрить. Он хотел бы иметь возможность сказать: «Двое, один из них инвалид», мечтал, чтобы дальше разговор был обычным, как будто иметь брата-инвалида совершенно нормально. Вместо этого он чувствовал себя виноватым. Например, когда появился, как всегда из ниоткуда, ярко раскрашенный фургон, из которого постоянно орала музыка, — он каждое лето приезжал в долину. С каштановыми пончиками на продажу. Двоюродные братья высматривали фургон, взрослые выходили из домов с кошельками в руках. Пончики разлетались, и дети сразу же просили добавки. Старший услышал музыку, когда собирал яблоки в саду у реки. Плоды были несъедобны, полны червей или поклеваны птицами, но это не имело значения. Он принес ребенка и его кресло в этот фруктовый сад, чтобы малыш узнал, каковы яблочки на ощупь. Ему нравилось это прохладное место, оно находилось сразу за мостом, здесь было много деревьев с шероховатой корой. Поскольку сад находился на склоне, водители не могли видеть его с дороги. Когда шум двигателя приблизился, старший поднял голову. Фургон проехал, и почти сразу же за ним появился рой двоюродных братьев. Что делать? Остаться в саду и лишиться пончиков? Немыслимо. Пойти к фургону с малышом? Конечно нет. Поэтому, не задумываясь, он стряхнул яблоки с полотенца, на которое их складывал, и накрыл им малыша. Потом взбежал по склону, добрался до дороги, до моста и, не оглядываясь, ринулся к фургончику. Стал толкаться среди гомонящих кузенов, помог сестре вынуть из обертки пончик. Он улыбался, как и остальные ребята. И не осмеливался смотреть в сторону сада. На вкус пончик был как бумага. Когда фургон выехал на узкую дорогу, старший незаметно выскользнул из толпы. Он чуть не скатился с горки, когда бежал к саду. Увидел траву, пляшущие тени от веток, кресло, затем белое полотенце, растрепанные каштановые волосы, два маленьких сжатых кулачка; яблоки валялись на земле. Малыш не плакал, его занимала новая для него мягкая материя, которой его накрыли. Голова была повернула набок, чтобы он мог дышать. Старший опустился на колени, его горло сжалось. Он откинул полотенце. Осторожно выпрямился. Прижался щекой к щеке малыша и несколько раз прошептал «прости». Малыш не издал ни звука, моргнул, ему мешали теплые соленые капли, упавшие ему на лицо.
До момента, пока в парке к нему не подошла мать семейства, он не знал о том, что люди могут навредить, что они глупы и злы. Он не обращал внимания на проезжающие машины. Ему было все равно. Он должен был делать то же, что и гора: защищать. Он постоянно чувствовал беспокойство. Трогал ручки малыша, чтобы проверить температуру, поправлял шарф сестре, запрещал ей приближаться к маленьким нервным овцам, которые плотными рядами шли по дороге. Однажды она вернулась домой с раненой соней, и он сказал ей бросить грызуна в воду. Он слишком опекал сестру, и, когда он вырастет, именно из-за этого не захочет иметь собственных детей. Если вы вздрагиваете от малейшего шума, если вы боитесь худшего, вам сложно успокоить других. Такова цена собственного спокойствия, думал старший. Это была его миссия, такая же важная, как поиск охристых прожилок в камнях. Когда срубили огромный кедр возле мельницы, родители позвали детей, чтобы те посмотрели на это зрелище. Их нигде не было. Старший, боясь, что какая-нибудь ветка может поцарапать сестру, увел ее подальше в горы собирать дикую спаржу. Они провели утро, склонившись над землей и наблюдая за колючками. Его наказали, но он отнесся к этому спокойно, потому что все равно не смог бы поступить иначе. Рубить кедр было опасно, и он должен был охранять сестру. Что тут думать? Ведь счастье может так быстро закончиться. Ведь можно лишиться детства, лишиться тела, и родители будут страдать. Однажды учитель спросил его, кем он хочет стать, и мальчик ответил: «Старшим братом».
Его сестра росла беззаботной. Она была приятной и симпатичной. Иногда она переодевала малыша, играла с ним, как с живой куклой. Старшему это не нравилось. Он хмурился и смывал макияж, снимал кружевную шляпку, браслеты. Но на сестру не сердился. Ему была приятна ее живость, и малышу это шло на пользу, он переставал быть похожим на лежачего старичка. Сестра приносила старшему брату радость, которой ему так не хватало. Младшая, похоже, не очень понимала ситуацию. Она постоянно задавала вопросы, закатывала истерики, что-то воображала. Она все еще была ребенком. Он завидовал этой милой невинности. Как-то из соседней деревни к ним во двор пришла поиграть одна девчонка. Она кивнула на старшего и спросила у сестры, есть ли у нее еще братья или сестры. Та ответила отрицательно.
Однажды из яслей, где присматривали за малышом в течение дня, сообщили родителям, что больше не могут этого делать. Ясли находились на въезде в город, туда обычно отдавали детей из неблагополучных семей или тех, кого должны были поместить в приемные семьи, иногда ребята были с небольшими физическими недостатками, но не такими, как у малыша. У персонала не имелось необходимого оборудования, не говоря уже о специальной подготовке. Кроме того, в последнее время малыша била нервная дрожь.
