Штурм Зимнего - Леонид Савельев

В час ночи восставшие захватили телефонную станцию. В половине второго ночи в руки восставших перешел Главный почтамт. В два часа ночи — электростанция и вокзалы. Еще через несколько часов — Государственный банк.

На рассвете восставшие овладели тюрьмой «Кресты», в которой были заключены арестованные Временным правительством большевики. Они томились здесь уже четвертый месяц. И вот теперь двери камер распахнулись, узников выпустили на свободу. Они выходили бледные, похудевшие, целовались с освободившими их товарищами. И сейчас же требовали себе винтовки и шли на улицы вместе с остальными — в бой.

В Военно-революционный комитет приходили известия о новых и новых успехах. Но эти успехи и победы давались нелегко. Каждая из них требовала смелости, находчивости, решительности.

Большевики действовали в каждом случае по-разному. Когда против них выступали обманутые Временным правительством солдаты, большевики старались убедить их, привлечь на свою сторону. Против упорных защитников буржуазии, против юнкеров, большевики применяли силу, а иногда прибегали и к хитрости.

Вот, например, как была взята телефонная станция.

Когда восставшие ворвались в ворота телефонной станции, они увидали во дворе большой отряд юнкеров. Юнкера бежали им навстречу, готовясь стрелять. Они бежали рассыпным строем, а восставшим некуда было податься, они сгрудились толпой: проход во двор был узок. Было ясно: восставшие попали как бы в ловушку, их сейчас всех перебьют.

Спасения, казалось, не было. И все же большевики не повернули назад, не побежали. В этот опасный момент они не растерялись.

— Юнкера! — крикнул один из них громко, четко и отрывисто, так, как обычно отдавали команду офицеры, — Юнкера, стой! Вынь патроны!

Юнкера остановились в удивлении. В пылу атаки, на бегу они не разобрали, откуда донесся этот уверенный, властный голос. Некоторые стали нерешительно разряжать винтовки. Другие искали глазами своего начальника: он ли это отдал такое странное приказание?

Всего несколько секунд продолжалось замешательство. Но эти-то секунды и решили судьбу боя. Восставшие успели выбежать из узкого прохода во двор и окружить юнкеров. Через несколько минут они уже обезоружили их.

Так была взята телефонная станция. И сразу же телефоны Смольного были вновь включены в сеть, а все телефоны Зимнего были выключены.

Враг был теперь лишен всех видов связи.

«Аврора» идет к Николаевскому мосту

Центр города был уже в руках восставших. Теперь нужно было выполнить последнее указание Ленина: захватить Зимний дворец и арестовать Временное правительство во главе с Керенским.

Военно-революционный комитет решил прежде всего перерезать главный путь, ведущий к Дворцовой площади: Невский проспект. Сюда были посланы сильные революционные отряды. Здесь, у Казанского собора, были выставлены ночью патрули, они никого дальше не пропускали.

Ночью же революционные солдаты перерезали другой путь к Зимнему — Миллионную улицу. Они устроили тут заставу и стали задерживать все автомобили, ехавшие к Зимнему или из Зимнего. Так им удалось, например, захватить грузовик, который вез к Зимнему гранаты.

Постепенно прибывали все новые и новые революционные отряды. Они располагались по набережным Мойки и Зимней Канавки. Вокруг Зимнего вырастало живое кольцо революционных войск. Но, чтобы оцепить Зимний со всех сторон, нужно было непременно овладеть Николаевским и Дворцовым мостами. Мосты эти были еще в руках неприятеля: там стояли сильные юнкерские отряды; выбить их оттуда было очень трудно.

Военно-революционный комитет отдал такой приказ: крейсеру «Аврора» подойти к самому Николаевскому мосту, навести на юнкеров свои пушки и, высадив на берег десант, прогнать юнкеров и свести мост.

Но командир крейсера отказался вести корабль к мосту.

— Крейсер сидит глубоко в воде, — сказал он комиссару Военно-революционного комитета, — а на пути мели. Мы только поломаем винты. К мосту нам никак не пройти.

Комиссар задумчиво прошелся по палубе. Затем он остановился и приказал вызвать к себе матроса-сигнальщика.

Комиссар сказал сигнальщику всего несколько слов.

— Так точно, — отвечал сигнальщик, — будет исполнено.

И он побежал вниз.

— Помни, — крикнул ему вслед комиссар, — если попадетесь на глаза юнкерам, они вас перестреляют…

Через несколько минут с крейсера спустили на воду шлюпку. В нее сели восемь матросов и сигнальщик. Послышался взмах весел, и лодка ушла в темноту…

Была глубокая ночь. Совсем темно было вокруг лодки, темно и тихо, только слышно было, как плещет под веслами вода. Легкий туман стелился над Невой, так что прибрежные огни были еле видны. Матросы молча гребли, а сигнальщик измерял в это время лотом глубину реки.

Он все ждал, когда же он нащупает лотом мель. Но ее все еще не было.

И вдруг он увидел: совсем уже недалеко впереди — Николаевский мост. А около моста на берегу — юнкера.

Юнкера ясно видны с лодки: они были на свету. Лодка же, к счастью, не видна: она сливалась с темнотой.

Но вот мелькнул где-то невдалеке прожектор, чуть не задел лодку своим лучом. Терять времени было нельзя, надо было поскорее возвращаться назад.

На обратном пути измерять глубину было уже не нужно. Матросы гребли изо всех сил. Лодка мчалась в темноте, как ночная птица, — вниз по течению легко грести. Только видно, как весла, точно крылья, взлетают в воздух, только слышно, как всплескивает вода…

Когда лодка причалила к крейсеру, сигнальщик первый взобрался на палубу и доложил: мели нет, корабль может итти к мосту!

Раздался отрывистый звонок корабельного телеграфа, загрохотали тяжелые якорные цепи— крейсер двинулся.

В половине четвертого утра матросы завладели Николаевским мостом. В семь часов утра совместными усилиями моряков и красногвардейцев захвачен был последний мост — Дворцовый.

И по обоим мостам хлынули с Васильевского острова рабочие-красногвардейцы к Зимнему.

В Зимнем

В ту ночь в Зимнем никто не спал, там тоже шли приготовления к бою.

Под покровом темноты сюда успели в начале ночи подойти несколько отрядов юнкеров. Юнкера располагались в самом дворце, в его широких коридорах и на мраморных лестницах. Затем, оставив винтовки в помещении, прислонив их к перилам лестницы, юнкера выходили на площадь. И тут они принимались за работу. Они выносили со двора длинные тяжелые бревна и складывали их рядами на площади, шагах в двадцати от дворца. Бревно наваливалось на бревно, перед Зимним вырастала толстая деревянная стена. Она опоясывала Зимний, прикрывала все входы во дворец.

В разных местах бревенчатой стены оставлены были маленькие окошки — дыры. Из дыр торчали дула пулеметов. Окошечки были расположены так, что из них можно было обстреливать и площадь и прилегающие к дворцу улицы.

Юнкера спешили превратить Зимний в неприступную крепость.

Пока юнкера возводили укрепления, во дворце шло непрерывное заседание министров под председательством Керенского.

Говорил сам Керенский, говорил без передышки. Чего только не было в его речи: и угрозы большевикам, и хвастливые уверения, и рассуждения о том, что он будет делать после подавления восстания. Длинная бестолковая речь человека, который растерялся перед опасностью, но ни за что не хочет в этом сознаться!

Наконец Керенский замолчал. Он встал, оперся спиной о колонну и, скрестив руки на груди, гордо огляделся вокруг.

И тогда заговорил заместитель Керенского — министр промышленности Коновалов, фабрикант тканей, один из самых богатых людей в России.

Этот человек не тратил лишних слов. Он знал, чего хотел. Он хотел, чтобы фабриканты сохранили свои фабрики и заводы, помещики — свои земли. Он требовал, чтобы большевиков перестреляли всех до единого, чтобы рабочим устроили такую кровавую баню, которую они запомнили бы навеки.

Но для всего этого нужно было войско, много войска. А войска, — он видел это, — у Временного правительства почти не было. И вот, с трудом скрывая свое бешенство, Коновалов спрашивал Керенского напрямик: на какие вооруженные силы может опереться Временное правительство, какие полки придут ему на помощь?

Тот же вопрос задал и сахарозаводчик Терещенко, министр иностранных дел во Временном правительстве. Керенский не мог дать на это ясного ответа.

Заседание продолжалось. А Керенский пошел в свои комнаты. Комнаты эти помещались тут же, в Зимнем дворце, в них прежде жил царь. Окна их выходили на Неву.

Керенский стал у окна. Было семь часов утра, светало. И при смутном свете Керенский вдруг увидел: Дворцовый мост, который недавно еще был разведен, теперь уже сведен. По мосту двигаются к Зимнему красногвардейские и матросские отряды.