Путь, исполненный отваги - Дмитрий Беразинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Шо такое? — выкатила зенки теща. — Йося! Ты только послушай! Я ему слово, а он мне в ответ — десять. Ну и молодежь пошла!
— Времена меняются, Сонечка, — вздохнул тесть, — наш любезный зятюшка, увы, ничем не обязан старшему поколению. Всего в жизни добился сам, даже нашу доченьку увел не спросясь... Кстати, а почему ты действительно не пришла и не приготовила что-нибудь для Мариночки? Ключ ведь у тебя есть...
— Йося, не смей! — взвизгнула теща. — Тебе ведь прекрасно известно, что я не умею готовить!
Утомленный Алексей присел на диван. Взяв со стола сифон и пустой стакан, он нацедил себе граммов сто газировки и залпом выпил.
— Скажите, любезный тесть, — вкрадчивым голосом осведомился он, — какого рожна делает ваша жена дома, в то время как вы находитесь на работе. Если она не стирает, не готовит и не убирает — то примите мои поздравления. Более никчемного существа я еще под луной не наблюдал.
— Йося, ты слышал, что он сказал! Я больше не минуты не желаю оставаться в этом доме! Идем немедленно! Внуков я увижу, когда этот хам будет протирать штаны в своем институте!
Уже на самом пороге, когда негодующий стук тещиных каблучков затих внизу, тесть обернулся и протянул зятю бутылку.
— Мы ждем вызова в Израиль от ее родственников! — жалобно сказал он, словно это объясняло его рабскую покорность.
— Кому вы, на хрен, нужны в том Израиле! — брезгливо сказал Алексей, закрывая дверь. Когда щелкнул замок, он вполголоса добавил: — Да и здесь в принципе тоже. Паразиты!
— Что ты сказал, Лешенька? — В коридоре появилась Марина в темно-синем махровом халате. — А где мама с папой?
— Сказали, мол, зайдут в другой раз, — скривился муж.
Марина молча повернулась и ушла в зал. Алексей последовал за ней. Та сидела на диване и шмыгала носом.
— Ты ведь обещал! — с упреком сказала она.
— Ну, во-первых, я ничего не обещал, — твердо сказал он, — во-вторых, ты прекрасно знаешь, что я не могу вообще находиться рядом с этими жертвами сионизма, которые имеют честь быть твоими родителями. А в-третьих, ты сама не можешь выдержать более десяти минут общения с твоей драгоценной маман.
— Не называй ты ее так, — умоляюще попросила жена, — хочу я того или нет, они — мои родители, данные мне Богом. Неужели ваше противостояние будет длиться вечно? За что мне такое наказание!
Она повалилась на подушку и тихо заплакала.
— Молоко пропадет! — тихо сказал Алексей. — Я тебе вот что скажу. Я вырос в детдоме и часто горевал о потерянных в войну родителях. Но когда я вижу, какими эти самые родители могут быть, я веселюсь. Мне хочется петь! Я счастлив, что у меня никого нет. Кроме тебя, конечно. Кстати, давно хотел тебя спросить: твой отец где воевал?
Марина оторвалась от подушки.
— Ты же знаешь, что у него больной желудок.
— Все ясно, — встал с дивана муж, — одно только мне непонятно. Почему вот такие с больным желудком доживают до девяноста лет, а здоровяки с осколками в легких загибаются в сорок?
Глава 3. Земля. 1974.
Вызов
Полгода спустя. Переплут проснулся рано утром и долго лежал, прислушиваясь к своим ощущениям, анализируя и вновь собирая воедино цепочки фактов. Теперь у него было новое имя — Ростислав. Итак, он — Ростислав Алексеевич Каманин — однофамилец одного из героев-челюскинцев. Полина Алексеевна Каманина посапывала в соседней кровати и тихонько постанывала во сне — у близнецов резались зубки.
Боль была ужасной, но Переплут (Ростислав) успокаивал себя примером Фридриха Ницше, которого всю жизнь преследовали головные боли из-за спазма сосудов, а он вишь каким вырос! Часто размышлял он и о своем таинственном феномене. Насколько он знал, история не имела примеров, чтобы сознание человека при реинкарнации помнило предыдущую личность. Хотя, может, эти личности не слишком и баловали общественность воспоминаниями о предыдущем воплощении, а попросту говоря, не болтали. Единственное объяснение тому он находил в трагическом вопле потусторонних «терапевтов» — упоминание о таинственном «Шестом барьере». Видимо, в этом самом барьере и крылась разгадка памяти предыдущего воплощения.
Молоко у его мамаши исчезло еще на прошлой неделе, и теперь близнецы вовсю налегали на детские смеси. Ввиду того, что их папа оказался крупным ученым, детский рацион был гораздо богаче, нежели у основной массы младенцев. Всякие заграничные кормежки с добавлением орехов, карамели, меда и прочих вкусностей заставляли мальчугана радоваться и благодарить судьбу. Он ел много, охотно и с огоньком, что весьма пугало его мамашу. Забавный парадокс: ум его требовал мяса, острой приправы и рюмки коньяку, а тело пускало слюну при виде творожной массы, что ежедневно приносилась Мариной с расположенной неподалеку молочной кухни.
Сестра же, напротив, жрать совсем не хотела. Вечно придуривалась и выплевывала на слюнявчик содержимое ложки. Ввиду плохого аппетита она подросла совсем немного и в весе прибавила лишь до шести с половиной килограммов. Ростислав же вырос почти на пятнадцать сантиметров и весил девять семьсот.
Марина была весьма озабочена, и по ее настоянию муж свозил ребенка к ведущему педиатру Минска. Эскулап, старенький чуваш по русской фамилии Петров-ака, долго слушал младенца стетоскопом, рассматривал глаза, половые органы, залезал в ушки блестящими металлическими воронками, проверял рефлексы.
— Э-э, сколько, вы говорите, нашему герою? Полгодика? Блестящий результат, я бы сказал, блестящий! А вот девочке вашей стоит уделять больше внимания. Как бы ранней стадии дистрофизма не случилось. А парень хорош, просто великолепен!
«Неплохой привес!» — шутил отец и часто брал Ростика с собой в кабинет, где малыш, полулежа в специальном шезлонге, наблюдал, как кандидат наук Алексей Каманин делает выписки из книг, чертит на ватмане модели молекул и атомов, просто читает зарубежные журналы, которые достает из специального сейфа.
Заканчивался одна тысяча семьдесят четвертый год — это Ростик знал точно, поскольку видел собственное метрическое свидетельство — пару раз отец шутя тыкал им в нос первенцу. По телевизору — «Горизонту» — часто показывали нынешнего генсека Брежнева, целующегося взасос со всяким отребьем: будь то лидер Ангольской черножопой партии, или вождь индейского племени Вантуз, борющегося в загнивающей Америке за свои права.
Как узнал он еще из телевизора, в прошлом году закончился военный конфликт между Израилем, Сирией и Египтом. Израиль выиграл благодаря тому, что не в силах отказаться от ежедневного шестикратного намаза, арабы превратили заварушку в идиотизм. Израильтяне забирали их без единого выстрела во время этого самого намаза. Так по крайней мере объясняли хитро прищуренные политические обозреватели.
Узнал он и о Второй мировой войне. Хотя и очень удивился, что русские так хитро отошли до самой Москвы, а потом уже гнали врага аж до самого Берлина. Совсем он удивился, вспомнив, как к ним в институт по обмену опытом приезжали два немецких профессора, и им велели показывать все без утайки. Сопоставляя и анализируя, профессор понял, что правду о Великой Отечественной войне партия старательно зашпаклевала, как и все то, что оной войне предшествовало.
Оглядываясь из своего шезлонга на тысячи книг, что стояли в книжных шкафах, он жаждал лишь одного: поскорее вырасти, чтобы эти книги прочитать. Отрасль физики, в которой его отец считался корифеем, была очень молодой. Настолько молодой, что профессор физико-математических наук не знал, с какого боку подступиться ко всем этим электронам, позитронам, нейтронам, нейтрино и мегавольтам на нуклон.
Обо всех эти терминах он услышал от отца, бормочущего их, словно иезуит-латинянин молитвы из катехизиса, принадлежащего лично Марку Аврелию.
— Что мы знаем о термоядерной реакции, Ростислав! — обращался Каманин к единственному слушателю. — Практически ни хрена! Термоядерная реакция — это процесс превращения водорода в гелий под действием чрезвычайно высоких температур. Понимаешь?
Ростик кивнул. Приняв реакцию ребенка на свой речитатив как должное, Алексей в волнении зашагал по комнате.
— Пример типичной термоядерной реакции — наше Солнце. Понимаешь?
Малыш снова кивнул.
— И вот, Родина требует, чтобы мы создали термоядерную бомбу. Мало нам одного солнца!
Ростислав насупился. Проклятая Родина! Ненасытная Родина! Она снова что-то требует! Не дает людям жить спокойно. И как все обезличено! Родина требует! Партия требует! Фронт требует! И никто конкретно! Взять бы этого бровастого красавчика, что так лихо целуется с себе подобными и гавкает с трибуны, и спросить: «Кто конкретно требует? Кому нужны эти сраные ракеты, стоимость одной из которых равняется зарплате за год всех рабочих Минского тракторного завода? Батька вон тоже член партии, но не видно, чтобы нужны ему были эти ракеты!»