Пленники замкнутой бесконечности - Владимир Царицын

— Брысь, киска, — огрызнулся Альбор и, взглянув на внучку, строго спросил: — Ты почему голову не прикрыла? Как замужняя женщина ходишь. Ишь! Совсем от рук отбилась? Управы на тебя нет?

— Нет управы, — согласилась Лиэна. — Ты же у меня добрый, дедуля. — она чмокнула деда в лысину.

Альбор сокрушенно покачал седой головой:

— Что Айгур подумает?

— А ему так больше нравится, — веселилась недавняя утопленница. — Правда, Айгур?

Парень сидел за столом и широко улыбался. Он молча любовался милым лицом девушки, водопадом влажных русых волос, струящимся по её плечам.

— Ладно, садись. Ужинать будем. — всё-таки, старик взял с полки третью кружку, плеснул в неё вина на два пальца.

Лиэна сидела рядом с дедом, напротив Айгура и, изредка, бросала на него взгляды, от которых сердце кузнеца вспыхивало, как огонь в его кузнечном горне. Девушка рассказывала Альбору о том, что произошло на берегу Йяки, старик кивал головой в такт словам, и тоже поглядывал на спасителя внучки.

Лепёшки показались Айгуру восхитительными — нежными и ароматными, они, буквально, таяли во рту. Он такие ел в далёком детстве, когда была жива мама. Мясо же, напротив, было сухое и жёсткое, но крепкие зубы Айгура перемалывали его, как жернова перемалывают в муку зерно. Альбор одобрительно смотрел, как Айгур расправляется с копчёной козлятиной, сам он мясо не ел, налегал на лепешки.

— Мясо жевать — зубы уже не те, — пробурчал он.

Лиэна, и вовсе, почти ничего не ела, только немного фруктов, да, и то, вяло, через силу. Даже вино, которое ей удалось выпросить у деда, стояло нетронутым. Она устала и, по-видимому, очень хотела спать, но крепилась, как могла.

— Я пойду, лягу, — сказала она, наконец. — Голова что-то… Вы меня извините. — Лиэна встала, улыбнулась кузнецу, поцеловала деда.

Айгур озабоченным взглядом проводил девушку и тоже встал из-за стола, поблагодарив хозяина за ужин. Альбор поднялся вместе с ним. Он положил руку Айгуру на плечо и сказал, глядя ему в глаза:

— Спасибо тебе, парень, за внучку.

Он вышел с Айгуром за ворота.

— Дать тебе Гая? Он проводит.

— Зачем?

— Поздно уже. Темно.

— Я не боюсь темноты.

— А людей?

Если бы не было так темно, старик увидел бы скорбную усмешку на лице Айгура.

— Людей? Люди избегают встречи со мной, стороной обходят. Встреча с людьми мне не грозит. Да, и спят уже все.

— Ну да, ну да, — согласился Альбор, сказал непонятно: — Страсти улеглись…

Айгур не понял, но спрашивать не стал.

— Ну, иди тогда. Чего не идёшь? — проворчал старик.

— Я попросить хотел: можно я завтра приду? Узнать, как Лиэна себя чувствует. Она ведь головой о камень ударилась, не было бы чего.

— Головой, говоришь? Головы у нас, у Рэгги крепкие.

— Вы сказали: у Рэгги? Значит, вы — Альбор Рэгги!

— Да, — сказал старик. — Я — Альбор Рэгги. Тебе знакомо моё имя?

— Конечно. Вы — друг моего отца и мой спаситель.

— Бывший друг, — уточнил Альбор, — бывший. Теперь у меня нет друга по имени Зван Дигги. Давно уже. С того самого дня, когда он отрёкся от тебя, бросив на произвол судьбы. Тебя, пацана десятилетнего.

Айгур пожал плечами.

— Не считать его своим другом — ваше право, — сказал он, — а я отца не осуждаю. У него из-за меня вся жизнь кувырком. И не бросил он меня на произвол судьбы. Когда уезжал из деревни, всё мне оставил — и дом, и кузницу, всё подарил.

— Да не подарил, откупился, — в голосе Альбора звучала горечь. — От совести своей откупился… Как же ты жил, парень? Ты ж совсем мал ы м был, когда батя твой в другую деревню уехал. Десять лет всего…

Айгур пожал плечами:

— Что такого? Ремесло я знал. С ранних лет из кузни не вылезал — смотрел, как отец работает, учился…

— Смышлёный… — Альбор протянул руку для прощания. — Ну, ладно, иди уже. И знай: в этом доме для тебя дверь всегда открыта. Приходи.

Айгур ушёл в темноту, а старик ещё долго стоял у ворот своего дома. Вспоминал.

Факелы. Рёв толпы.

Много факелов, светло, как днём.

Людей к дому Звана Дигги сбежалось много — вся деревня. Не только мужики, баб не меньше. Все с факелами, с палками. У всех злоба в глазах.

Когда Альбор подбежал к дому друга, разгорячённые вином и собственной дикостью, люди уже вламывались в выставленную дверь.

Опоздал, мелькнула страшная мысль.

Разбросав по сторонам столпившихся на крыльце односельчан, Альбор вбежал в дом. Человек семь или восемь, окружив плотным кольцом кого-то лежащего на полу, молотили его изо всех сил палками и пинали. Альбор схватил одного за ворот рубахи, рванул на себя так, что затрещала крепкая холстина, и отшвырнул в сторону. Кольцо снова сомкнулось, но он был уже внутри и принял на себя град палочных ударов.

Альбор вытащил из-за пояса жезл и высоко поднял его над головой. Занесённые для удара палки зависли в воздухе. Лица тяжело дышащих людей, если можно было назвать лицами их звериные оскалы с диким огнем ненависти в глазах, застыли. Люди зачарованно глядели на мерцающий жезл — символ власти Богов. Этот жезл вручался наместнику Богов в долине. Наместник назначался Богами сроком на пять лет. Именно в этот день наместником был назначен Альбор Рэгги. Он только что вернулся из Рая, вместе с прежним наместником, чьи полномочия перешли к нему вместе с жезлом.

— Именем Богов! — хрипло выкрикнул Альбор. — Приказываю всем уйти! Вон отсюда! — и, видя, что люди стоят в нерешительности, двинулся на них с высоко поднятым над головой жезлом.

Люди попятились, в дверях возникла давка.

Посреди комнаты ничком лежало тело Егории, жены Звана. Егория была мертва. Альбор перевернул тело на спину. Под трупом лежал пятилетний горбатый мальчик. Он был без сознания, но дышал. Егория спасла сына, закрыв его своим телом. Альбор взял ребенка на руки.

За спиной раздался шорох. Альбор оглянулся: из-под лежанки вылезал пыльный и трясущийся от страха Зван. Обойдя труп жены, он приблизился к Альбору.

— Спасибо, друг. Ты всё-таки успел.

— Нет, я опоздал.

Зван косо взглянул на распростёртое посреди комнаты тело, присел на лавку, произнес сухо, бесцветно:

— Жалко… Хорошая была хозяйка, — Потом кивнул на сына, которого Альбор держал на руках. — А этот?

— Жив.

— Лучше бы его… Что я теперь буду делать с этим уродом?

— Уродом?! Да он красив, как Бог.