Удар небесного копья (Операция «Копьё») - Антон Первушин

– Здорово, Костя! Здравствуйте, Наташа! Хай, Кир! – приветствовал он семейство. – Как поживаете?

– Нормально, – отвечал за всех Громов-старший, улыбаясь.

– Надеюсь, мероприятие надолго не затянется? – высказался Стуколин, доставая из кармана куртки пачку сигарет «Прима» и закуривая.

(Как и его друзья – Громов с Лукашевичем – капитан ВВС Алексей Стуколин раньше не курил, но после операции «Испаньола» и памятного налёта на базу в Оленегорске вдруг начал и избавиться от этой дурной привычки уже не смог).

– Минут сорок займёт, – проинформировал приятеля знаток религиозных церемониалов Громов.

Раскланиваясь по дороге с родственниками брачующихся и другими приглашёнными, все четверо двинулись к церкви. У паперти уже дожидались нищие и увечные, предчувствующие скорую наживу. Среди них выделялся молодой человек без ног, но в камуфляжной куртке и чёрном берете сапёра.

– Где зацепило, братишка? – спросил его Стуколин.

– Чечня, – буркнул инвалид, глядя исподлобья.

Стуколин пожертвовал ему червонец. Алексей и сам написал два десятка писем на имена Министра обороны и Главнокомандующего с просьбой направить его в Чечню, однако никакого ответа не получил. В местном же военкомате на него посмотрели, как на придурочного, и велели больше не появляться, заявив, что пилотов на этом участке вполне хватает. Стуколин немедленно устроил скандал, грозился «набить морду» начальнику военкомата и уйти после этого добровольцем в мотострелковую часть. Однако уже на следующий день Алексей имел конфиденциальную беседу с лейтенантом ФСБ Владимиром Фокиным, курировавшим группу Громов – Лукашевич – Стуколин ещё со времён операции «Испаньола». После этой беседы, продолжавшейся без малого два часа, Стуколин поумнел, присмирел и перестал бомбардировать Министерство обороны своими письмами. Громов только диву давался столь разительной перемене и как-то раз вызвал друга на откровенность с целью выяснить, что же произошло между Стуколиным и Фокиным при встрече. Алексей отмалчивался и загадочно улыбался. Только однажды он обронил, что есть дела поважнее Чечни и бессрочный неоплачиваемый отпуск, в котором не по своей воле оказались трое офицеров, скоро закончится. Громов пожал плечами и решил не углубляться. К «антитеррористической операции» в Чеченской республике и к происходящим вокруг неё событиям он относился спокойно – без лишних эмоций и высказываний. В зону боевых действий он тоже не рвался, резонно полагая, что каждый должен делать своё дело на своём месте.

Ожидание у паперти церкви надолго не затянулось. Ровно в два часа, как и было назначено, из церкви вышел седобородый священник в рясе и клобуке и пригласил брачующихся внутрь.

Громов взял насупленного Кирюшу за свободную руку и, наклонившись к нему, сказал:

– Смотри и запоминай. А я буду объяснять.

Виновники торжества, а за ними и приглашённые, вошли под высокие своды церкви. В носу у Кирюши засвербело от щекочущего запаха ладана, и он едва удержался от того, чтобы не чихнуть.

– Церемония делится на две части, – зашептал ему отец. – На обручение и венчание. Раньше, видишь ли, эти ритуалы были разделены и разнесены во времени. То есть обручение могло произойти задолго до венчания. Очень часто обручали младенцев…

Кирюша почти не слушал отца. Церковь произвела на него сильное впечатление. Причудливое и роскошное убранство, позолота, цветные витражи, тёмные лики икон, горящие свечи могли поразить и менее впечатлительную натуру. Кирюша совсем притих и только оглядывался вокруг с изумлением.

Тем временем свадебная церемония развивалась согласно канону. Обручение происходило в притворе церкви. Выговаривая сильным басом молитвы, седобородый священник благословлял жениха и невесту. Жених, Алексей Лукашевич, запакованный в мундир, и невеста, Зоя Пономарёва, в белом свадебном платье и под фатой, заученно крестились в нужных местах.

«Ишь навострился, – думал Алексей Стуколин, наблюдая за Лукашевичем со спины. – И откуда что взялось?»

Впрочем, он знал, откуда это взялось. Операция «Испаньола» и последовавшая за ней схватка в небе Заполярья многое изменили в их жизни, и, как следствие, в душе каждого. Самое любопытное, что внешне эти изменения почти никак не проявлялись – все трое давно научились скрывать свои истинные чувства, и только человек, который их хорошо и долго знал, мог заметить разницу. Например, Алексей Стуколин начал курить. Константин Громов рассказывал всё меньше фантастических историй, но зато всерьёз взялся за гитару и за каких-то полгода выучился играть и петь на вполне приличном уровне. А Лукашевич вот окрестился и стал верующим. Без фанатизма, конечно, – Лукашевич никогда и ничего не делал с фанатизмом – но осознанно и с чувством выполненного долга.

Константин Громов, рассказывая сыну о подробностях православного свадебного ритуала, в свою очередь вспоминал, как они – Лукашевич и Зоя – впервые увидели друг друга. Это был заслуживающий внимания эпизод их совместной биографии, и он, словно в каком-нибудь пошловатом «женском» романе, начался с взаимной пикировки. Громов очень хорошо помнил тот день, когда «комиссия от администрации Мурманска», возглавляемая советником по безопасности Львом Максимовичем Маканиным, появилась на территории авиационной воинской части 461-13"бис", чтобы дать своё заключение о готовности этой части к ведению боевых действий. Это произошло в августе 98-го года – то есть уже больше двух лет назад. Тогда только-только случился знаменитый «дефолт», и даже офицерам, несущим службу вдали от столиц, довелось испытать на своей шкуре, что это такое – жить в условиях финансового кризиса. Были они поэтому необычайно злы, и замечание Зои, высказавшейся в том смысле, что «МиГи-23», которыми была укомплектована часть – это полное старьё, восприняли весьма агрессивно. Да, много воды утекло с тех пор, и разве мог себе представить Алексей Лукашевич, встретив Зою, мягко говоря, неприветливо, предположить, что через два года он будет стоять с этой женщиной под сводами церкви Благовещения Пресвятой Богородицы в Петербурге и слушать священника, совершающего свадебный обряд?

«Никогда не угадаешь, – подумал Громов, – где найдёшь, где потеряешь…»

Первый этап церемонии бракосочетания – обручение – подходил к концу.

– Ты, Господи, с самого начала создал мужчину и женщину, – напевно говорил священник, – и от тебя даётся мужу жена в помощь и для воспроизведения рода человеческого. Обменяйтесь кольцами, дети мои, – приказал он молодым.

Кирюша вздохнул с облегчением и посмотрел на отца. Он ошибочно полагал, что обмен кольцами есть последний акт церемонии. Громов снова наклонился к нему.

– Теперь начинается вторая часть, – «порадовал» он сына, – собственно венчание.

Алексей и Зоя прошли в средний храм, остановившись перед аналоем.[9] Здесь священник задал главный вопрос, перейдя на церковно-славянский и обращаясь сначала к жениху:

– Раб божий Алексий, имаши ли произволение благое и непринуждённое и крепкую мысль пояти себе в жену сию, юже зде пред тобою видеши? И не обещался ли еси иной невесте?

– Да, – ни секунды не колеблясь и громко, чтобы все слышали, отвечал Лукашевич.

Священник обратился к невесте:

– Раба божья Зинаида, имаши ли произволение благое и непринуждённое и крепкую мысль пояти себе в мужи сего, юже зде пред тобою видеши? И не обещалась ли еси иному жениху?

– Да.

«Ну вот, – отметил про себя Стуколин. – и всех делов. Теперь я один холостой остался». Он задумался, так ли это плохо. И решил, что узнать это можно, только женившись. В планах на ближайшее будущее женитьба у Стуколина не значилась, и он отложил рассмотрение этого вопроса до лучших времён.

Трёхкратное произнесение формул «Венчается раб божий на рабе божьей» и «Венчается раба божья на рабе божьем» с последующим трёхкратным же обходом аналоя и целованием икон заняло ещё четверть часа. На этом мучительная для многих неверующих, собравшихся в этом зале, процедура закончилась, и родственники выстроились в очередь, чтобы поздравить новобрачных. Подошли и Громовы. Хмурый Кирюша вручил Зое цветы и предпринял попытку спрятаться за спиной отца. Зоя не дала ему этого сделать, присела и поцеловала в щёку:

– Спасибо, Кирилл, – очень серьёзно поблагодарила она.

Кирюша зарделся.

Саму свадьбу сыграли в ресторане с историческим названием «Варяг», снятом Лукашевичем на два дня. Долго ждать прибытия молодых, как это принято на других свадьбах, не пришлось. У Алексея в братской могиле на Пискарёвке были похоронены дед и прадед, а потому ко всем этим поездкам счастливых пар к мемориальным комплексам он относился с плохо скрываемым отвращением. Единственное, что он сделал, – это оторвался от общей кавалькады машин, свернул с проспекта на боковую улицу и где-то проплутал, опоздав к застолью всего лишь на десять минут.