Удар небесного копья (Операция «Копьё») - Антон Первушин

Свадьбу вёл подполковник Зураб Амонашвили, старый друг семьи Лукашевичей, – лучший тамада из всех, кого знал Громов. Кроме того, на эстраде ресторана наигрывала популярные мелодии некая безымянная группа. Этим консолидирующие ресурсы ограничивались, и желающие могли не обращать внимания ни на подполковника, ни на группу, развлекая себя самостоятельно. Громов и Стуколин сели друг напротив друга и после первых тостов и холодных закусок Константин, обслужив жену, расположившуюся справа, и сына, усевшегося слева, спросил товарища:

– Есть что-нибудь новенькое?

– Есть новенький анекдот, – отвечал Стуколин, наливая себе водки из запотевшего графина и не дожидаясь согласия Громова слушать, начал пересказ: – Встречаются два российских танковых генерала в оккупированном Париже. И один другого спрашивает: «Ты не помнишь, кто господство в воздухе завоевал – мы или НАТО?»

Кирюша рядом фыркнул и подавился «фантой».

– Старенький твой анекдот, – сказал Константин, не поведя бровью. – Мне его ещё полгода назад рассказывали. Да и спрашивал я о другом.

Стуколин посмотрел на всё ещё вздрагивающего от сдерживаемого смеха Кирюшу, потом повернул голову и посмотрел на насторожившуюся и явно прислушивающуюся к разговору Наташу.

– Старый капитан заскучал на берегу? – спросил Алексей не без намёка.

– Не то, чтобы заскучал, но снасти пересохли, – в тон ему ответил Громов.

Наташа положила вилку.

– Мальчики, – обратилась она к офицерам, – может быть, хотя бы на сегодня вы забудете о делах?

Если бы Наташа знала или хотя бы догадывалась, о каких «делах» собирается говорить её муж со своим старым другом и одногодкой Алексеем Стуколиным, она не только высказала бы своё негодование по поводу неурочности диалога, но и вообще увела бы Громова от греха подальше. Но она не догадывалась.

Константин поднял руки, сдаваясь:

– Молчим, – сказал он.

Впрочем, ему не дали бы продолжить диалог и по другой причине. Зураб Амонашвили, произносивший очередной тост – что-то там о ястребе и синице, – вдруг вспомнил о двух, присутствующих за праздничным столом сослуживцах жениха, удостоенных звания Героя России. Закончив тост и проследив, чтобы все, кто ещё был в состоянии его слушать, выпили, он обратился к гостям со следующим спичем:

– Франц Меринг в своей книге «Военное искусство» отмечает безусловную храбрость русских солдат и пытается понять одно загадочное русское слово: «наши». Русский солдат, пишет историк, считает большим бесчестьем и позором оставить наших, то есть своих товарищей и всё русское войско, в опасности, и способен на самые большие жертвы по отношению к ним. Он приводит пример, когда русская гвардейская пехота, находящаяся в резерве, чуть было не бросилась в атаку вопреки приказу. При этой бойцы кричали своим офицерам: «Наши там кровь проливают, а нас держат позади, стыдно!» В такой же ситуации прусская гвардия не проявила ни малейшего беспокойства, когда их войска истекали кровью. Русские сильны словом «наши». Я предлагаю поднять бокалы за русскую душу и русское чувство локтя. За наших!

Призыв выпить за «наших», тем более высказанный чистокровным грузином, не могли не поддержать.

– Ура! – закричал уже порядком захмелевший отец Зои.

– А теперь, – после естественной паузы сказал Амонашвили, – я хотел бы предоставить слово боевым товарищам нашего уважаемого жениха – подполковнику ВВС, Герою России, Константину Громову и капитану ВВС, Герою России, Алексею Стуколину.

За столом все притихли. Громов вопросительно посмотрел на жену. Та поняла без слов.

– Давай, – шепнула она. – Я сяду за руль.

Громов наполнил пустовавшую до этого рюмку, встал и, поразмыслив две секунды, сказал:

– Я вижу, что сегодня за этим прекрасным столом собрались представители самых разных поколений. Казалось бы, их мало что может объединять. Однако это не так – нас объединяет общее будущее. Мы с вами живём на излёте тысячелетия, и именно нам, а не каким-нибудь потомкам, предстоит войти в XXI век. И свадьба, на которую нас всех пригласили, есть не только акт соединения в браке двух любящих сердец, но и символ того, что будущее у нас всё-таки есть. Я хотел бы поднять этот бокал за то, чтобы у нас и у нашей страны всегда было будущее.

Публике тост понравился. Кто-то даже захлопал, хотя это было и не совсем уместно в данной ситуации. За Громовым выступил Стуколин. Он был как всегда краток, без лишних слов поздравив молодожёнов со свершившимся фактом бракосочетания.

Потом Амонашвили попросил Константина что-нибудь спеть под гитару. Громов, не слишком любивший выступать перед большой аудиторией, в этот раз отказаться не мог. Он вышел на эстраду и попросил у музыкантов гитару. Получив инструмент и быстро его подстроив, он сел к микрофону и перед тем, как начать, сказал:

– На свадьбах принято исполнять весёлые песни. Это понятно, бракосочетание – почти всегда счастливое событие, и никому не хочется омрачать его. Однако сегодня я собираюсь нарушить эту традицию, чтобы напомнить и нашим молодым, и всем присутствующим, сколь хрупок мир, в котором мы живём. Завтра всё может необратимым образом измениться, пойти кувырком. Помните об этом, держитесь друг друга и цените каждую минуту счастья, которые выделяет нам скупое на подарки время. Ну а теперь собственно песня…

Константин Громов тронул струны и тихим голосом запел:

Не кричи, глашатай, не труби сбора.Погоди, недолго терпеть.Нет, ещё не завтра, но уже скороРиму предстоит умереть.

Радуйся, торговец, закупай мыло,Мыло скоро будет в цене.Скоро будет всё иначе, чем было.А меня убьют на войне.

Не зевай, историк, сочиняй книгу,Наблюдай вращенье Земли.Каждому столетью, году, дню, мигу,Сколько надлежит, удели.

Ветер подымается, звезда меркнет,Цезарь спит и стонет во сне.Скоро станет ясно, кто кого свергнет.А меня убьют на войне.

Смейся, Левконоя, разливай вина,Знать, что будет, ты не вольна.Но можешь мне поверить, по всему видно,Что тебя не тронет война.

Знать, что будет завтра – много ль в том толка!Думай о сегодняшнем дне.Я ж, хотя и знаю, но скажу только,Что меня убьют на войне…[10]

До штаб-квартиры «Белого орла» в доме на Семёновской набережной капитан ФСБ Владимир Фокин добрался на «леваке». У самого дома он высаживаться, разумеется, не стал, а попросил довезти его до станции метро «Электротехническая», где и вышел. Там он прогулялся вдоль ряда торговых палаток, съел «ход-дог», купил свежий номер «Московского комсомольца», быстро, на ходу, просмотрел газету, после чего выбросил её в мусорный бак. Потом Фокин зашёл в павильон станции, приобрёл за четыре рубля одноразовую проездную карточку, сунул её в щель турникета, спустился на эскалаторе вниз, сел на поезд в сторону Кольцевой линии, проехал четыре остановки, вылез на «Смоленской», перешёл платформу и вернулся назад. Всё это время капитан украдкой разглядывал окружающих его людей, запоминая их лица. При этом он перебирал в голове картотеку, в которой были собраны приметы всех, когда-либо виденных им людей. Знакомых пока не наблюдалось. Повторяющихся лиц тоже.

Сложный маршрут капитана основывался на следующем соображении, сформулированном Фокиным за годы службы в «наружном наблюдении». Координатор «наружки», если такая «ведёт» сейчас Фокина, может располагать довольно широкой сетью агентов – настолько широкой, чтобы менять «топтунов» на каждой станции метро из тех, которые проезжает объект наблюдения. Однако и его, координатора, возможности ограничены; в конце концов он – не Господь Бог, чтобы просчитать все возможные варианты, а значит, будет действовать по проверенной схеме, то есть снимать агентуру с менее напряжённых участков и переводить её на более напряжённые. И первым местом, откуда он уберёт всех, будет, конечно же, отправной пункт – станция метро «Электротехническая». Согласно теории разведки, вернуться в ту же точку, откуда начал движение, мог или полный идиот, или профессионал высочайшего класса. Владимир Фокин надеялся, что мифический координатор не считает его ни тем, ни другим.

Во второй раз за сегодня добравшись до «Электротехнической», Фокин сделал ещё один финт – сменил внешность. Ввинчиваясь в толпу у самого эскалатора, он сдёрнул приметное белое кашне, накинутое поверх пальто, на самом пальто расстегнул все пуговицы, из кармана вытащил глубокий полиэтиленовый пакет, в который спрятал кашне и кейс. Покончив с внешними атрибутами, он занялся лицом, а именно: сдвинул шляпу на затылок, одновременно подогнув её мягкие фетровые поля, и нацепил заранее припасённые очки в массивной оправе. В результате этой метаморфозы из станции метро «Электротехническая» вышел совершенно другой человек – расхристанный и слегка пьяненький интеллигент, который даже привлёк на мгновение внимание двух патрульных милиционеров, но поскольку по всем приметам выглядел этот интеллигент гражданином с московской пропиской и с достатком ниже среднего, патрульные подумали и решили не связываться.