Школа хороших матерей - Джессамин Чан

class="p1">— Это трудно назвать ошибкой. Службу защиты ребенка не интересуют твои намерения. Они становятся все агрессивнее. Двое их поднадзорных детей умерли в прошлом году. Губернатор сказал, что больше никаких ошибок не потерпит. Они вводят новые правила. Во время последних местных выборов состоялся референдум.

— Ты о чем говоришь? Никаких злоупотреблений по отношению к ребенку не было. Я не похожа на этих людей. Она же еще младенец. Она все забудет.

— Фрида, оставлять ребенка одного дома — это не мелочь. Ты это понимаешь или нет? Я знаю, что у матерей случаются стрессы, они иногда просто бегут из дома, но тебя поймали.

Фрида смотрит на свои руки. Она предполагала, что Рени утешит ее, поддержит, как она это делала в ходе развода.

— Мы назовем это «неверное суждение», — говорит Рени. — Называть это ошибкой больше нельзя. Ты должна взять на себя ответственность.

— Ты скажи, что мне делать.

Рени считает, на возвращение опеки может уйти несколько недель. В худшем случае — несколько месяцев. Она слышала, что Служба защиты ребенка действует теперь оперативнее. У них новый подход к прозрачности и отчетности, к сбору информации, к предоставлению родителям больше возможностей показать себя. Они пытаются модернизировать процесс в национальном масштабе, чтобы во всех штатах было одинаково. Различия между штатами всегда создавали проблему. Но все же очень многое зависит от конкретного судьи.

— Почему я ничего об этом не знала?

— Ты, вероятно, не обращала внимания, потому что это тебя не касалось. Да и с какой стати? Ты просто жила своей жизнью.

Фрида должна подготовиться к долгой игре: нужно добиться воссоединения с Гарриет и закрытия дела. Даже когда ей вернут опеку, вероятно, будет испытательный период, дальнейшее наблюдение длительностью, может быть, в год. Судья может потребовать от Фриды прохождения всей программы — инспекция дома, родительские классы, терапия. Телефонные звонки и посещения инспекторов — это лучше, чем вообще ничего. А некоторые родители и этого не получают. Даже если она пройдет все ступени, это, к сожалению, не дает никакой гарантии. Если, не дай бог, ситуация будет развиваться по худшему сценарию, если штат решит, что она не отвечает требованиям, и будет возражать против воссоединения, они могут лишить ее родительских прав.

— Но ведь это невозможно, да? Почему ты мне это рассказываешь?

— Потому что тебе теперь нужно быть осторожной. Я тебя не пытаюсь напугать, Фрида, мы говорим о системе семейных судов. Я хочу, чтобы ты знала, с какими людьми ты имеешь дело. Серьезно, я не хочу, чтобы ты участвовала во всяких группах, которые борются за права родителей. Сейчас не время уходить в глухую оборону. Ты от этого спятишь. Больше никакой приватности для тебя не существует. Они будут наблюдать за тобой. И они не обнародовали деталей своей новой программы.

Рени садится рядом с ней.

— Обещаю: мы ее вернем. — Она прикасается пальцами к руке Фриды. — Слушай, мне очень жаль, но у меня прием. Я тебе позвоню. Что-нибудь придумаем.

Фрида пытается встать, но обнаруживает, что не может шевельнуться. Она снимает очки. И у нее из глаз вдруг текут слезы.

* * *

К концу рабочего дня Риттенхаус-сквер заполнена бегунами трусцой, скейтбордистами, студентами-медиками и бездомными мужчинами и женщинами, которые здесь живут. Это место у Фриды — самое любимое в городе, классический парк с фонтанами и скульптурами животных, с аккуратными цветочными клумбами, в окружении лавочек и ресторанов с уличными столиками. Одна из достопримечательностей, которая напоминает ей о Нью-Йорке.

Фрида находит пустую скамейку и звонит Гасту. Он спрашивает, удалось ли ей поспать. Она рассказывает ему о разговоре с Рени, потом просит, чтобы он дал трубку Гарриет. Она пытается переключиться на видеозвонок, но связь плохая. Как только раздается голос Гарриет, Фрида снова начинает плакать.

— Я скучаю без тебя. Как ты там, детка?

Голос у Гарриет все еще охрипший. Она лепечет, произносит ряд гласных звуков, но ничего похожего на «мама». На заднем плане она слышит голос Гаста, который говорит, что ушная инфекция у дочки спадает. Сюзанна утром ходила с ней в музей «Пожалуйста, потрогай».

Фрида начинает спрашивать про музей, но Гаст говорит, что они уже садятся за стол обедать. Она еще раз напоминает про мороженое.

— Фрида, я знаю, ты желаешь только добра, но мы не хотим приучать ее к эмоциональной зависимости от еды. Ну-ка, Медвезаяц, попрощайся с мамочкой.

Они отключаются. Фрида утирает нос тыльной стороной запястья. Хотя путь домой пешком займет целых сорок минут и она наверняка сотрет ноги до пузырей, она не может сесть в общественный транспорт, чтобы там все на нее глазели. Она взвешивает, не вызвать ли такси, но не хочет болтать о каких-нибудь пустяках с водителем. Она останавливается у «Старбакса», чтобы высморкаться и протереть очки. Люди, вероятно, думают, что ее только что бросил муж или выгнали с работы. Никто не догадывается о ее преступлении. Она кажется слишком уж не от мира сего. Слишком уж правильная. Слишком азиатка.

Она идет на юг мимо пар молодых женщин, несущих коврики для йоги, мимо татуированных родителей, забирающих детей из детских садиков. Она все еще воспринимает события прошлого вечера так, будто они произошли с кем-то другим. Судья поймет, что она не алкоголик, не наркоманка, что у нее нет криминального прошлого. Она приносит прибыль нанимателю. Мирная, преданная сородительница. Имеет степени бакалавра и магистра по литературе из Брауновского и Колумбийского университетов. Счет в банке на 401 тысячу. Накопительный счет для оплаты образования Гарриет.

Она хочет верить, что Гарриет слишком еще маленькая, чтобы запомнить. Но какое-то маленькое уязвленное чувство, может быть, сохранится, будет затвердевать по мере роста дочери. Возможно, у нее останутся воспоминания о том, как она плакала, а ее никто не слышал.

* * *

Звонок в дверь в восемь часов утра застает Фриду в кровати, но на третий звонок она хватает халат и бежит вниз.

Пришли сотрудники из Службы защиты ребенка, они высокие, европеоиды, груди у них колесом. На обоих бледно-голубые рубашки с воротником на пуговицах, брюки защитного цвета. У них непроницаемые выражения, каштановые волосы подстрижены ежиком, говорят они с филадельфийским акцентом. У одного живот тыквой, у другого слабый подбородок. У обоих металлические чемоданчики.

Тот, у которого слабый подбородок, говорит:

— Мадам, нам нужно установить камеры.

Они показывают ей бумаги.

— Это надомная инспекция?

— У нас новый способ работы.

Камеры будут установлены во всех комнатах, сообщают они Фриде, кроме туалета. Они также будут инспектировать место происшествия. Человек со слабым подбородком через голову Фриды оглядывает гостиную.

— Вы, кажется, убрали дом. Когда вы