Злая любовь - Светлана Бестужева-Лада
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мне трижды звонили, пока я сидел в кабинете перед портретом. Я перенес все дела на следующий день, сославшись на какой-то незначительный предлог. Наконец, ужин собрал нас всех вместе.
Одиль показалась мне веселой и оживленной, она подтрунивала над моей рассеянностью, моим молчанием и мрачным видом:
– Что, каучуковая компания уже почти дошла до банкротства?
Я пытался смеяться вместе с ней, но должно быть мой смех показался ей натянутым. Мысль о том, что этим вечером она, может быть, пойдет на свидание с Лабордом в беседку, вселяла в меня одновременно и отвратительное бешенство, и какое-то нездоровое любопытство. В конце концов, бешенство взяло верх, и я предложил ей поехать в Париж, чтобы сходить в кино. Таким образом я был уверен в том, что весь вечер она будет при мне.
– В кино? Разумеется, если тебе хочется. Но только с одним условием: фильм должен быть веселым. Тебе необходимо рассеяться, бедный мальчик.
И в этот момент ее позвали к телефону. Она вышла из комнаты своей ровной и грациозной походкой, я проводил ее взглядом до дверей и заметил, что в ее манере держаться что-то неуловимо изменилось. Хотя, возможно, мне это только показалось, я уже давно не присматривался к ней. Или она действительно была сегодня другой, или это я смотрел на нее другими глазами.
Когда я поднял голову, она уже вернулась. Ее отсутствие длилось лишь несколько мгновений, ровно столько, сколько нужно, чтобы дойти до телефона, выслушать несколько слов, сказать несколько в ответ и вернуться. Она молча села напротив меня и я заметил, что радостное выражение, которое было до этого на ее лице, бесследно исчезло, как будто его стерли резинкой. Я был уверен, что эта перемена произошла из-за моего соперника.
– Кто это звонил?
Я спросил это самым безразличным тоном и ее ответ прозвучал так же равнодушно:
– О, пустяки. Это был Лаборд, который не знает, как убить время этим вечером. Он спрашивал, не собираемся ли мы сегодня поиграть в бридж. Я попросила его позвонить завтра, потому что сегодня мы собираемся в кино.
Поймите меня, я был счастлив этой отсрочке, которая к тому же показала мне, что Одиль была менее отравлена этими проклятыми письмами, чем я думал. Да, я был счастлив, но одновременно и разочарован. Это труднее объяснить. Но мне вдруг показалось, что эта отсрочка навсегда отсрочит выполнение моего плана и лишит меня возможности отомстить. В действительности я меньше думал о мести, чем о возможности узнать эту женщину, которую, оказывается, до сих пор так и не узнал за семь лет супружеской жизни.
После кофе она погрузилась в изучение киножурнала, потом вдруг подняла голову и подавила зевок.
– Тебе очень хочется поехать?
Я вопросительно посмотрел на нее, мое сердце бешено колотилось. Я уже знал, что она собирается мне сказать дальше.
– Я вдруг почувствовала себя такой уставшей после целого дня беготни по магазинам. Но если тебе очень хочется…
Не отвечая, я начал медленно расхаживать по комнате. После долгих колебаний я сказал себе:
«Отвези ее в Париж – и она тебя возненавидит. Оставь ее – и она тебе изменит.»
И я решился.
– Ничего страшного. Я как раз не успел еще разобрать всю сегодняшнюю почту, так что именно этим и займусь сегодня вечером в кабинете.
Я подошел к столику, на котором стояла моя чашка с кофе, молча выпил и так же молча пошел к двери. Только там я обернулся и тут же заколебался: правильно ли я поступаю, позволяя событиям по-прежнему развиваться.
– Хочешь, я побуду с тобой еще немного?
Она покачала головой.
– Нет, я пройдусь по парку и постараюсь оставить там свою мигрень. Я не прошу тебя меня сопровождать, ты не любишь такие прогулки. А потом я пойду и лягу спать.
Говоря это, она подошла к двери, около которой я стоял и протянула мне губы.
– Поцелуй меня, – сказала она просто.
У меня сорвалась горькая реплика:
– Ты хочешь попросить за что-то прощения?
– Прощения? Что за нелепая мысль!
И она широко раскрыла абсолютно искренние глаза. Да, Лаборд был прав: женщины, как кошки, всегда падают на четыре лапы.
Ее поднятое ко мне по-детски чистое лицо, казалось, говорило:
«Что, разве я не права?»
Я поцеловал ее, хотя мне пришлось приложить огромное усилие, чтобы скрыть бешенство и ненависть, побуждавшие меня дать ей пощечину.
– Ты права. Когда мне приходится работать по вечерам, я никогда точно не знаю, сколько времени у меня это займет. До завтра, спокойной ночи.
Стемнело. Я поднялся на второй этаж в кабинет и зажег там свет. Окно кабинета выходило в парк, и Одиль будет уверена, что я работаю.
Я оставил дверь приоткрытой, чтобы слышать то, что происходит в доме. Вскоре я услышал шаги Одиль, которая поднималась в спальню, по-видимому, чтобы взять шаль. Тогда, запарев дверь кабинета на ключ, я тихо спустился по лестнице и выскользнул в парк. Где-то в двухстах метрах от меня Лаборд должен был поджидать прихода своей соучастницы. Я сделал большой крюк, чтобы подойти к беседке с той стороны, где не было ни окон, ни двери, сократив таким образом риск быть захваченным врасплох и все испортить до минимума. Я медленно шел в темноте, стараясь не производить никакого шума.
Вскоре я услышал шаги вдалеке и меня обожгло чувство ревности. Я остановился и прислушался: по звуку шагов я пытался определить уверенно ли Одиль идет на свидание, или все-таки колеблется, легка ли ее поступь, или нет. С жестокой ясностью я хотел проникнуть в самые интимные подробности происходившего.
Я стер пот, заливавший мне лоб. Мне показалось, что шаги колеблются, потом они ускорились, как если бы Одиль решилась покончить с неопределенностью. Я тоже приблизился к беседке, причем последние метры преодолевал уже ползком. Тихонько раздвинув окружавшие ее кусты и согнувшись, я пробрался к тому месту под полом беседки, которое для себя приготовил. Моя рука нащупала отверстие, которое я проделал несколько часов тому назад. И я отодвинул тряпки, которые могли бы помешать мне все услышать. Каких бы мучений мне это ни стоило, я не хотел упустить ни малейших подробностей этой встречи.
Именно в этот момент Одиль поднялась на первую ступеньку. Колебалась ли она? Боялась ли? Я не мог ее разглядеть, хотя она была в двух шагах от меня, настолько полной была темнота. Но я чувствовал, что она дрожит и тяжело дышит. Наконец, она едва слышно прошептала:
– Вы здесь?
Ответ пронзил меня насквозь, словно раскаленный железный стержень:
– Вы подумали, что я мог не прийти?
Одиль медленно поднялась по ступенькам и вошла в беседку почти над моей головой. По ее шагам я мог не только определить место, где она находится в каждую секунду, но и догадаться о ее чувствах: тревожном ожидании и страхе перед неизвестностью. Она ставила ногу с большой осторожностью и замирала на несколько секунд перед следующим шагом. Я представил себе, как она вытянула руки вперед, словно при игре в жмурки. Но тут шла куда более опасная игра.
– Где вы? – тихо спросила она.
Мне показалось, что ее голос дрожит. Тело, без сомнения, тоже было охвачено дрожью. Ах, как же умело этот мерзавец сумел разбудить в ней самые потаенные чувства, вдохнуть в нее новую жизнь! Он был где-то здесь, в этой абсолютно темной комнате, притаился, затаив дыхание. Когда она окажется возле него, он запустит руки под ее платье и она рухнет в его объятия с дрожащими ногами и влажным от желания животом. А может быть, она ходила в спальню для того, чтобы сбросить с себя тонкие трусики и отдаться ему мгновенно, после первой же ласки, чтобы одежда не стесняла ее? Эта мысль причинила мне просто физическую боль, я скорчился от невыносимой ревности. И все это происходило в тишине, которую нарушали лишь редкие, неуверенные шаги Одиль, и скрип пола под ее ногами.
Ее голос нарушил невыносимую тревогу ее (да и моего тоже) ожидания:
– Так где же вы? Мне почти страшно!
Она дошла до конца комнаты и теперь возвращалась обратно вдоль стены.
– Я признаю, что проиграла. Я даю залог…
Она издала приглушенный крик, шедший из самых потаенных глубин, который тут же перешел в глухой, почти жалобный стон. Должно быть, он схватил ее, когда она проходила мимо, и запустил руки под платье, чтобы сразу добраться до самого интимного места, и теперь я уже не буду единственным мужчиной, который его ласкает.
Мне кажется, в тот момент я был на волоске от того, чтобы выскочить из своего укрытия и избить их обоих. И лучше бы я именно так и поступил. Я испытывал невыносимые мучения, моя голова гудела, как колокол. Я представлял себе руку другого, скользящую по волоскам внизу живота Одиль, ласкающую ее бедра, пытающуюся проникнуть как можно глубже, а до меня доносились обрывки фраз, прерываемые вздохами:
– Нет, не сегодня вечером… Мы же договорились о правилах… Впрочем, вы не сможете…