С тобой все ясно (дневник Эдика Градова) - Владимир Васильев

- Кота пристукнул кирпичом возле мусорника. - Минус рассмеялся. Хиповый какой-то кот, в чем душа держится, а живучий...

Я еще раз внимательно на него посмотрел. Везет же людям - вымахал с телевышку. Усы отращивает.

Минус научился по-новому хохотать, так что смех переходит в легкое ржание. Мне понравилось одно его выраженьице: "Держите меня трое - двое не удержат!"

Лихо. Сам Минус до такого никогда бы не додумался.

Вот тебе и Роман-Газета, очкастый интеллигент!

Он, оказывается, новую конструкцию мопеда изобрел.

Здорово и просто. Правда, мне не понравилось, что он сразу меня предупредил: "Твое дело руками работать, мое - головой. В соавторы не напрашивайся, а в механики возьму". Я и не собирался напрашиваться.

Мы так закопались в гайки-шайбы-болтики, а уроки-то тю-тю!

Хорошо, что в школе не вызывали.

Мой "Фантомас" не прошел - нового учителя нарекли Жень-Женичем, а потом Женьшенем. Пусть будеттак.

Моя фамилия ему ничего не говорит. Ответы и вопросы тоже (потому что их нет). Я и взглядом стараюсь с ним не встречаться, прячу глаза. Как иезуит.

С ним не соскучишься! Новенькое дело придумал.

"Не буду, - говорит, - вас вызывать - сами вызывайтесь. Добровольно. Пусть вашим девизом станет:

"Руку вверх!"

Посмотрим, сколько добровольцев нашкребется.

Во всяком случае, меня среди них не будет. Уверяю вас, Евгений Евгеньевич.

Сразу после уроков ходили в кино. Полкласса. Раньше "Группа АБЭ" всегда захватывала для себя три места рядышком. На этот раз как-то получилось, что Анд

Йгй с Борей сели вместе, а я оказался среди девчонок.

е заметил, кто сидел слева, а справа - О. С.

Даже не знаю, можно ли доверить дневнику некоторые совсекретные сведения...

Ладно, напишу. Ведь это для меня одного. Слышите, люди! Если вам попадется на глаза эта тетрадь, то дальше не читать! Имейте совесть. Специально пропускаю целую страницу.

Не знаю, как это получилось, но раза два за сеанс (нет, три!) Олина рука коснулась моей. Не помню, что там было на экране, и не могу передать, что происходило во мне. Я все время думал: кто к кому прикасается? Чья рука к чьей? У меня до сих пор шея болит, так мне хотелось повернуться и посмотреть ей в глаза. Но я сдержался.

Черт те что я понаписал? Может, вырвать этот лист?

И как же Любочка? Может, я и тут предатель?

Андрей на меня смотрит зверем. Боря здоровается сквозь зубы. Роман-Газета мяой помыкает, как непобедимый владыка своим рабом в "Анчаре". Женьшеню моя фамилия ничего не говорит. Мария Степановна ушла. К Любочке я сам не смею подойти. Томка на меня все еще дуется за свой первый охаянный борщ.

Римме Николаевне не до нас, она выхаживает больного после тяжелейшей операции и пропадает в больнице.

Люди, я кому-нибудь нужен? Хоть кому-нибудь?

Минус заглядывал в школу, опять в новой модной куртке на шикарной "молнии". Девчонки его окружили.

По-моему, он еще больше поглупел из-за своих усов - ни о чем другом не думает. "Минус интеллект", - бросил Андрей, проходя мимо. Зато причесочка у него - настоящий "дикобраз"!

В одном уютном местечке, где мы с ним курили, Минус похвалялся подвигами своей компании. Лампочки - так, легкое развлечение. Мелкие художественные детали, как сказал бы Босов. Недавно они "сделали профилактику" какому-то прохожему, их искали дружинники, но они успели сквозануть. Т. е. сделать ноги.

Т. е., литературно выражаясь, убежать.

Минус намекнул, что будут дела и похлестче.

Погони, засады, риск - живут как в детективе.

Сидоров пишет научно-фантастический роман о полета космонавтов на альфу Центавра. Дал мне на биологии почитать. Мура! Он нас всех назвал по именам и думает, что получились живые люди. На самом деле сплошные цифры и вычислений (хотя орбиту полета он рассчитал оригинально!),

Почему он меня не включил в основной экипаж?

Я у него всего-навсего дублер. А героиню у него зовут Соля, и она обладает фантастической способностью превращаться в волну. На море во время шторма. В световую волну во время космического полета. И фигура у нее как застывшая волна.

Это он здорово заметил. Соля - Савченко Оля, конечно.

И еще мне понравилась, даже не понравилась, а прилипла как-то фраза: "Она увидела в его взгляде грусть и нежность". (Главный герой, разумеется, Ромка - командир корабля.)

Но лучше всего описано состояние анабиоза. Я, как дублер, погружен в него почти до конца действия.

На литературе бы мне впасть в спячку!

Если на уроке уж очень скучно, я вылезаю на подоконник и прыгаю с парашютом вниз. Дурная привычка. С пятого класса тренируюсь. Стропы обычно запутываются за ветки, я выхватываю финку, отрезаю их и лечу в сугроб. Оглядываюсь. Тяжело дышу. Вдали слышен лай собак и незнакомый говор. Я достаю автомат и...

- Градов, о чем ты замечтался? - спрашивает меня Женьшень.

Я встаю, но молчу.

Моя фамилия ему что-нибудь говорит, раз он ее запомнил? А ведь я на литературе глух и нем. Нем-то уж точно.

Но если честно, то мне уже так хочется поднять руку на этом уроке, так хочется, что я кричу: "Держите меня трое - двое не удержат!"

И еще мне хочется, чтобы Один Человек увидел в моем взгляде грусть и нежность.

Где наша "Группа АБЭ"? - там мы были все равны, никто никем не командовал. А с Романом... Он то и дело корит меня: "Лишних вопросов не задавай.

Это не твоего ума дело. Ты рядовой механик, твое дело руками работать, а для остального есть Главный Конструктор..." Белоручка и болтун. Нормальное положение рта - открытое.

Сегодня я объявил себе День Молчания. За сутки - ни слова. Так он даже не заметил. Только один раз сказал: "Ты что, язык проглотил - поздравь меня.

Мопед конструкции РоСи-1 готов". Я молча пожал ему руку и молча ушел. По-моему, он и не заметил, что я насовсем. Хотя и проводил меня до остановки автобуса.

И все трещал без умолку, доказывая, что Машина все равно в конце концов победит Человека. Трещал как Женьшень на уроке - красиво и вдохновенно.

- Да вот, смотри. Бездушные железные автоматы поят нас водой. Газировкой. А мы, люди, стоим в очереди. И если уж он не даст тебе воды за твою монету, то бей его в железную грудь своим слабым человеческим кулаком - ему-то что?

Действительно, ему-то что? Я не стал бить в его железную грудь своим слабым человеческим кулаком.

Ему нужен друг-автомат - исполнительный и бессловесный. С тобой все ясно, Роман Сидоров! Прощай.

Мне не нравится его походка. Я ненавижу его голос.

И слова - высокие, красивые. Слишком высокие, слишком красивые.

Ходит он по классу бесшумно, незаметно. И голос у него - сочный баритон. Раз прислушаешься -и уши развесишь. Может, он нас гипнотизирует? Поет-обволакивает, а вникнешь - барабан.

Девчонки-дуры обсуждают, какими духами лучше тетрадь для сочинений побрызгать. Небось при Бабусе им такое и в голову не приходило. А я только теперь и оценил М. С.

С седьмого класса помню урок по "Молодой гвардии" Фадеева. Никаких красивых слов, а - мороз по коже. Как будто каждый из нас подпольщиком побывал.

Сегодня этот пришел на урок - сияет. "Вы начинаете думать! Я получил первое вольное сочинение и объявляю во всеуслышание: вольные сочинения принимаю на любую тему, в любое время дяя и ночи".

А что, ввалиться в полночь: вольное сочиненьице, мол, принес?

Он требует (ну, просит) вольных сочинений? Будут.

Начну так: "Какого черта понадобилось новому учителю копаться в наших душах?!" И - без подписи. Или под псевдонимом. Какой-нибудь КИСОЧКИНЪ, например.

Полетели первые листья. Выл в роще, на своей Пушкикюкой Полянке. Строки его застряли во мне, как осколки в груди ветерана. Нет, глупости. Я не ранен, я лечусь Пушкиным. Никто не может ответить на твои вопросы. Пушкин может.

Я вас любил безмолвно, безнадежно,

То робостью, то ревностью томим.

Может, Пушкин потому и гений, что он все знал и на все вопросы мог ответить?

Может, я сам виноват, что со всеми перессорился?

А все из-за этого Женьшеня. Я не могу без друзей.

Не могу без Андрея, не могу без Бори, как они этого не понимают. Даже без Роман-Газеты не могу.

Ну так иди мирись. Черта с два! Дурацкий характер.

Оля Савченко ведет себя так, что я начинаю сомневаться: была ли записка? Было ли что-нибудь в кинотеатре? Может, и впрямь ничего не было? И все это мне только почудилось?

Римма Николаевна чувствует, что я в тупике. Раньше в такие дни она меня утешала: "Все беды ты себе нафантазировал. Ты еще и не живешь".

Теперь она видит, что я живу, я живой, мне больно.

- Сынок, все хочу поговорить с тобой, - начинает.

А Томку послала за хлебом, хотя у нас целый батон черствеет. Но Томка на такие вещи сообразительная, скрылась, не пикнула. - Ты растешь. Становишься мужчиной...

- Не надо! Ни слова больше!

Я бросаюсь наутек от матери, от разговора. Стыдно.

Опять сорвался. Чего я стал орать на всех, как последний псих?

Погулял, возвращаюсь. Томка уже дома. Уроки учит, отличница.