Факты против мифов: Подлинная и мнимая история второй мировой войны - Александр Орлов

В. И. Ленин отмечал, что «нельзя понять данной войны, не поняв эпохи» [31]. Эпоха, предшествовавшая первой мировой войне, характеризовалась целым комплексом противоречий: между буржуазией и рабочим классом, между империалистическими государствами и их колониями, между группировками различных капиталистических стран и т. д. Война 1914–1918 годов не устранила ни одно из указанных противоречий. Система послевоенного переустройства, закрепленная в серии договоров, включая Версальский договор 1919 года, лишь отразила передел капиталистического мира.

Однако обстановка после первой мировой войны коренным образом отличалась от довоенной. Великий Октябрь подвел черту под эпохой всевластия капитала на земном шаре. Началась новая историческая эпоха — эпоха перехода человечества от капитализма к социализму. Капитализм вступил в стадию своего общего кризиса. К старым противоречиям добавилось новое, ставшее основным, — противоречие между капитализмом и социализмом.

Главной силой мировой реакции в условиях первых послевоенных лет были монополистические круги Англии, Франции и Соединенных Штатов Америки, куда в эти годы переместился экономический центр мирового капитализма. Не ослабляя борьбы между собой за доминирование в мире, эти круги вознамерились превратить «новую» Германию в контрреволюционную силу, направленную против «большевизма». Провал империалистической интервенции и блокады Советского государства, первые успехи социализма в мирном строительстве привели к тому, что идея возродить военное могущество германского империализма и направить его против СССР стала для международного капитала одной из доминирующих. Подобным образом он намеревался решить основное противоречие эпохи в свою пользу.

Коррективы, которые международный империализм внес в свою стратегию, привели к тому, что лишь в 1923–1929 годах Германия получила около 4 миллиардов долларов в виде иностранных займов, из них — 2,5 миллиарда от США. Эта поддержка позволила германским монополиям в течение 5–6 лет воссоздать тяжелую индустрию и мощную военную промышленность, тем более что для этого в Германии имелись такие объективные условия, как централизация капитала и концентрация производства. Несмотря на поражение, Германия сохраняла гигантские экономические возможности. Ведь именно она, отмечал еще в 1918 году В. И.Ленин, являла собой «последнее слово» современной крупнокапиталистической техники и планомерной организации, подчиненной юнкерско-буржуазному империализму» [32].

Германский монополистический капитал умело использовал обильный финансовый дождь из-за рубежа и собственные возможности. Германия становилась мощным конкурентом на мировых рынках. Уже к 1929 году она производила почти 12 процентов мировой промышленной продукции. Ее доля в общем экспорте капиталистического мира составила 9,2 процента, в то время как для США эта доля составляла 15,6, а Англии — 10,7 процента. Мощь рождала амбиции, которых германскому империализму было не занимать. Поражение Германии не поколебало основ ее империалистической политики. Власть в стране оставалась в руках того самого класса, который пытался в ходе первой мировой войны осуществить рывок к мировому господству. Социально-экономические корни агрессивности германского империализма, его экспансионистских устремлений не были уничтожены, и чем больше росла мощь германских монополий, тем быстрее они вели дело к передаче государственной власти силе, которую давно пестовали, — нацизму.

Нацизм, то есть национал-социализм или германская разновидность фашизма, с гитлеровской кликой во главе его был целиком и полностью продуктом и одновременно орудием империализма в условиях особой исторической ситуации, сложившейся в Европе и в Германии после Великой Октябрьской социалистической революции. Заслуживает внимания взгляд советского исследователя Д. Проэктора. «Германский фашизм, — отмечает он, — сложился как синтез давней идеологии и философии наиболее правоэкстремистских, контрреволюционных, милитаристских слоев общества… Дорога, приведшая к Гитлеру, — это мощные реакционные течения как ответ на европейские революции XIX века; это объединение Германии «железом и кровью»; это психологическая и идеолого-политическая предтеча фашизма — пангерманизм; это курс вильгельмовского рейха; это «военные партии», милитаризм… националистические контрреволюционные союзы ранних двадцатых годов… Все это аккумулировалось в феномене гитлеризма… Но нужны были поражение в мировой войне, Версаль, революции в разных странах Европы, включая Германию, кипящий котел национализма, чтобы превратить его (Гитлера. — Авт.) в то, чем он стал» [33].

Иначе говоря, «философия» нацизма с такими ее тезисами, как: «вечная борьба за обладание пространством» — существо жизни народов; победа сильного и уничтожение слабого — «предпосылка всего человеческого прогресса»; война — «наиболее естественное состояние здоровых народов», к которым в первую очередь относится немецкий; борьба классов — миф и другими им подобными — могла появиться прежде всего на питательной почве германского империализма. Эта философия подпирала программные установки нацизма, например, требование «жизненного пространства» для Германии и «право» на приобретение новых земель, то есть экспансию, силой. Подобные установки весьма импонировали германскому империализму, который жаждал реванша. Однако важнейшим, по его мнению, стержнем нацистской идеологии был ее антикоммунизм. Во внутренней политике антикоммунизм должен был прикрыть подавление «большевизма», то есть рабочего движения в самой Германии, во внешней политике он являлся в сочетании с расистской «теорией» гитлеровцев пропагандистским обоснованием для борьбы с источником мифической «коммунистической угрозы» — Советским Союзом. «Громадная империя на Востоке созрела для крушения, — утверждал Гитлер. — Нам уготовлена судьба быть свидетелем катастрофы, которая станет величайшим подтверждением расовой теории».

Германские монополии не могли не видеть, что им предлагаются на сей раз в нацистской упаковке и на более широкой основе их собственные планы, которые им не удалось осуществить в 1918 году и которые, в частности, предусматривали «свержение правительства большевиков», превращение расчлененной России в объект эксплуатации путем соответствующих «экономических договоров», а отделенной от нее Украины — в «важнейший элемент мировой политики» Германии и т. д.

Ставка нацистов на войну сулила монополиям колоссальные прибыли. Только таким «духовным» слиянием и можно объяснить теснейшие контакты, существовавшие между германским «большим бизнесом» и нацистами на протяжении целого ряда лет до прихода последних к власти. Вот хронология некоторых из этих контактов.

В 1926 году Гитлер произносит речи перед промышленниками в Эссене и Кенигсвинтере; 19 июня 1931 года он встречается с монополистом Стиннесом; осенью этого же года делает своим экономическим советником промышленника В. Кепплера, организующего так называемый «кружок Кепплера», который, по словам монополиста Флика, являлся «зеркальным отражением всей немецкой экономики» [34]; 11 октября 1931 года в совещании, которое Гитлер проводит в Гарцбурге, участвуют монополисты Тиссен, Флик, Крупп, Пенсген, Гугенберг, бывший президент Рейхсбанка Шахт, генерал Сект и другие; в январе 1932 года Гитлер выступает перед крупнейшими промышленниками и финансистами в Дюссельдорфе, где обещает «искоренить марксизм в Германии» и завоевать «жизненное пространство»; в середине ноября этого же года 17 крупнейших промышленных и банкирских магнатов направляют президенту Гинденбургу петицию с требованием назначить рейхсканцлером Гитлера; 7 января 1933 года проходит совещание, о котором промышленный магнат Кирдорф сделал запись: «В последний раз перед захватом власти встретились в моем доме вожди хозяйства с А. Гитлером, Р. Гессом, Г. Герингом и другими руководящими лицами»; 24 марта 1933 года «Имперский союз германской промышленности» во главе с Круппом в своем письме Гитлеру заверяет нацистов в готовности сделать «все, что в его силах, чтобы помочь правительству осуществить задачи, вставшие перед ним» [35].

«Большой бизнес» не ограничивался встречами и заслушиванием программных установок Гитлера и его окружения. Он оказывал нацизму мощную финансовую поддержку в разнообразных формах. Например, по указанию монополиста Э. Кирдорфа, возглавлявшего рейнско-вестфальский угольный синдикат, все фирмы синдиката должны были отчислять в кассу нацистской партии по 5 пфеннигов с каждой тонны добытого угля. В результате только с 1930 по 1933 год в кассу нацистов синдикатом было внесено от 500 до 600 тысяч марок. Во время выборов президента в 1932 году монополист Тиссен в течение нескольких дней передал нацистам более 3 миллионов марок. В июне 1933 года был создан «фонд Адольфа Гитлера из пожертвований германской экономики», через который за годы фашистской диктатуры гитлеровская партия получила около 70 миллионов марок. Кроме того, многочисленные пожертвования, исчислявшиеся сотнями тысяч марок, крупный капитал делал непосредственно различным нацистским и военным организациям.