Интервью, беседы - Михаил Гефтер

Л: Просто…

МГ: …Товарищ Сталин — рядовой член комиссии… незаконно, надо арестовать, передать следствию, будет суд, вообще — как можно? Товарищ Крупская… как можно? Единственно гуманно, закон… Это надо еще видеть этот документ — не поймешь, правка там рукой Микояна или Сталина уже задним числом, так сказать, сам протокол этой комиссии. Но нет. Вот уже дело идет там к развязке, Бухарин говорит эту бесконечную свою безумную речь, они его ловят на… на внутренних противоречиях… Каждый из них по-своему ужасен, в большинстве просто подлые… Не один страх, понимаете, там присутствует. Одним страхом объяснить эту ярость, этот язык, эту стилистику, это обсуждение, это… когда человека ведут к смертной казни и так далее. Там Бухарин говорит… значит, вы можете говорить что угодно, но я никогда не признаю себя изменником… Сталин с места ему отвечает: ты… Среда, в которой всегда говорят «ты» и, ведя на смерть, тоже говорят «ты». «Ты должен нас понять». …Бухарин говорит: «Я не могу так жить…»

ЕВ: Мне тяжело!

МГ: А, мне тяжело. Сталин с места: а ты думаешь, нам легко? …Вот все его реплики! Вы можете сказать: какой кошмар и так далее и так далее, понимаете, но он единственный говорит при этом человеческие слова. Он говорит, значит: нам… тяжело жить, ты должен нас понять. Если такие люди, которые были вместе с Лениным, как Зиновьев, Троцкий… потом, значит, дошли до того, что они теперь… в сделку с Гитлером, то ничего удивительного на свете быть не может. Он ему не говорит, что… Понимаете, он ему просто объясняет: ты должен нас понять, мы можем предположить любое, потому что если то-то, то вообще ничего на свете невозможного быть не может. Понимаете, никто таких слов там… никому в голову не могло прийти! Или он ему почти в самый последний момент, что-то его перебивают, он говорит что-то: может быть, я говорю лишнее… Сталин ему говорит: много болтаешь, много болтаешь. Ведете на смерть, что тебе от того, много он говорит или мало. Он, понимаете, он пишет свою биографию. Все, что он делает, он составляет свою биографию, он заносит слова в эти свои реплики… С одной стороны, это достаточно, скажем, банально — подумаешь, если б не Сталин: много болтаешь — какой смысл вы придаете такой фразе.

У меня было время, я это вот писал, этот текст изучал, к сожалению, автограф вот этот: «Наши нынешние предки» — значит, нужно было поднять наверх до Филатова (глава администрации), чтобы он разрешил выдать мне автограф опубликованного документа. Казалось бы, вообще тут… вообще говорить… если нужно за это деньги платить — это я еще понимаю: за изготовление автографа, допустим, взымается какая-то плата, ну… надо поднять… Вот. И я очень жалею, что этот автограф — он произвел на нас… это вообще было бы интересно, конечно, если есть культурные тонкие графологи, чтобы они посмотрели… Но это даже не требуется — вот вся эта безумная орфография, стилистика… Вещи… Он пишет ему, казалось бы… человек, не знающий всего и не понимающий, что такое характер Сталина, он скажет: вымаливает себе жизнь Бухарин. Да, по-моему, говорит, да…

ЕВ: Все предполагает там сотрудничество…

МГ: С одной стороны, он вымаливает себе смерть. Дайте мне яду, дайте мне возможность…

ЕВ: Не доводите до суда, ты же знаешь мою конституцию…

МГ: Но он пишет, он же, знающий всю жизнь Сталина, он ему пишет, что у него галлюцинации (Бухарин) и что к нему приходит в этих галлюцинациях Надежда Сергеевна (еще Аллилуева). Понимаете, если бы у него был элемент здравого рассудка и просто знание персонажей: что может вывести, привести в состояние большей ярости! Понимаете, он — нет, не этим руководствуется! Я должен сказать, что он себя вел на пленуме ужасно. Это просто… для меня это чтение было кошмарным. Но в этом документе, где он говорит: «я тебя буду по-умному любить», он снова заговорил человеческим языком. Вот возникает какой-то страшный диалог, при том что все люди говорят совершенно, так сказать, языком, который языком, так сказать, трудно назвать, произнося все эти слова, эти двое — сначала один, потом другой… Так что… Так что, вы понимаете, обычная манера рассуждения о Сталине, конечно, отличается крайней банальностью. Во-первых, банальностью этого выношенного графика — это, знаете, как о Гитлере: вот он заранее решил и все у него точь-в-точь, минута в минуту, день в день, год в год там совпадало. Так и этот — вот он что-то ре…

Л: Ну вот я когда-то по поводу Бухарина очень резко здесь столкнулся однако на одной конференции с… которую образовал Миттеран.

МГ: Да.

Л: Миттеран тогда хотел рассчитаться с еврокоммунизмом… но он явно хотел уже окончательно задушить коммунистов, подчинить их себе, задушить их, поэтому он как бы созвал конференцию теоретическую: Ленин, Сталин сооружение Ленина либо перерыв, разрыв. Ну вот, был там Жорес Медведев, и он развивал концепцию о том, что вот раньше мой брат не принимал концепцию сумасшедшего Сталина, а вот теперь последние данные…

МГ: Кто, Жорес?

Л: Это Жорес по поводу Роя. А вот теперь последние документы доказывают то, что он действительно был параноик. Но это была, в общем, конференция марксистов, так что вот мы были… Ну и вот там было зачитано, что Сталин любил вынимать письмо Бухарина… он держал его отдельно где-то там, в каком-то шкафу и вынимал и любил перечитывать. Вот это доказательство того, что он был сумасшедшим. А я-то понял игру: то есть за всей нашей конференцией шла игра Миттерана. Там коммунисты, какая-то игра Жореса… Либо Жорес понимал, что надо окончательно… с ложью еврокоммунизма кончать… он явно подыгрывал сталинистам из… Ну, поэтому я совсем взбесился, и вот я втянул: а давайте рассмотрим это письмо, давайте посмотрим, кто же был сумасшедшим. То ли человек, который гораздо ниже интеллектуально, чем все они, который наслаждается, что он победил всех интеллигентов, — он, снизу, черт знает откуда, он всех… он плюет, он издевается: вот посмотрите какие они, когда уже просто, глядя в лицо смерти, Бухарин пишет: дорогой Коба.

ЕВ: Да-да.

Л: Да нет, это твой палач! Ну давайте, давайте посмотрим: кто же сумасшедший? Либо дорогой Коба-палач…

ЕВ: Там более сложная ситуация насчет… видимо, судя по всему. Если вот смотреть эти письма по тексту, где идет все время как бы внутреннее противоречие… Значит, он на первой странице шесть раз говорит ему о смерти в той или иной степени. Не понимает, так сказать, что он сам на пороге и что якобы у Сталина в руках эта судьба! И он… и просит, и одновременно как бы говорит: но гордость мне не позволяет просить тебя ни о чем, не подумай, что… То есть, одновременно, там дикий, там все время идут такие перехлесты, включая потом такой невероятный пассаж по поводу того, что он просит его сохранить ему жизнь, заменить пожи… либо пустить его в Мексику…

МГ: Для… для борьбы.

ЕВ: Для убийства, не для борьбы против Троцкого, чтобы показать всему миру, как он бьет морду Троцкому. Либо он просит его послать на Печору или на Колыму, и там он будет вести по-настоящему пионерскую работу: построит музей, картинную галерею, фитомузей, причем он там конкретизирует — фитомузей…

МГ: Фитомузей.

ЕВ: Что он там организует газету лагерную… вот.

МГ: Фитомузей он там устроит.

ЕВ: Фито — это посвященный всем этим… растениям, он же ботаник.

И: Скажите, пожалуйста, Бухарин любил свою эту… последнюю жену? А вы не учитываете этот фактор?

МГ: Нет, конечно, учитывается.

И: Маленький ребенок, молодая жена.

ЕВ: Там все, но помимо этого там уже…

И: Нет?

ЕВ: Нет, она присутствует, но она присутствует…

И: Нет, это нужно учитывать?

Л: Нет, подожди, подожди. Подожди. Перед нами революционеры, которые отдавали жизнь тысяч, миллионов людей…

ЕВ: Какие там дети…

Л: Нет, дети — это все там есть, но он понимает, что перед ним палач. Уже на его глазах были все эксперименты проведены, он видел, как расправились со всеми остальными…

МГ: Отказывается понимать.

Л: Вот. Значит, это чистой воды психоанализ, то есть когда относится к тебе, то ты вдруг перестаешь понимать элементарные вещи.

МГ: …Бухарин и так далее. Там ведь еще такие подробности — уже не касающиеся сейчас Бухарина, который, вероятно, до последнего момента верил, что хотя бы… ведь по отношению к нему не применяли пыток. Ну, там были способы воздействия, конечно. Но любопытно другое. Что, значит, вот — Иосиф поднял этот вопрос: молодая жена, ее высылают в Астрахань вместе с женами маршалов там… Потом, значит, их в Астрахани уже арестовали… значит, кроме двух, остальных всех, по-моему, расстреляли. Ее вот и жену Якира, значит, им сохранили жизнь. А… Ну почему там Якиру, я сейчас не берусь судить: запало ли в сознание Сталина то, что Якир перед расстрелом сказал: «Да здравствует товарищ Сталин» или что-то иное — просто не берусь судить.