Фейтфул-Плейс - Френч Тана

– Раз у нас такое приключилось, Тревор не против покормить детей, – сказала мне Кармела. – С ним как за каменной стеной.

– Мы с Кевином, как приехали, заглянули внутрь, – сказала Джеки. – Что-то трогали, не помню что…

– Порошок для дактилоскопии привез? – осведомился Шай. Вальяжно опершись на подоконник, он наблюдал за мной из-под полуприкрытых век.

– Будешь хорошим мальчиком, в следующий раз привезу. – Я достал из кармана кожанки хирургические перчатки и натянул их.

Па басовито, скрипуче рассмеялся, но смех превратился в приступ кашля, от которого заходило ходуном все его кресло.

Отвертка Шая лежала на полу рядом с чемоданом. Я опустился на колени, взял ее и поддел крышку. Двое парнишек из техотдела передо мной в долгу, а пара их коллег прекрасного пола ко мне неровно дышат, по моей просьбе любой из них сделал бы анализ-другой без шумихи, но облапанным без надобности вещдокам не обрадуется ни один криминалист.

Чемодан был набит почерневшей и наполовину расползшейся от плесени и старости одеждой. Несло тяжелым духом влажной земли – именно этот запах я уловил, когда вошел в гостиную.

Я медленно, по одной, доставал вещи и выкладывал на откинутую крышку чемодана. Одна пара мешковатых синих джинсов с клетчатыми заплатками на коленях. Один зеленый шерстяной свитер. Одна пара синих джинсов с молниями на лодыжках, Господь Всемогущий, я их узнал – когда Рози покачивала бедрами в этих обтягивающих брючках, из меня дух вышибало. Я не моргнув глазом продолжал разбирать чемодан. Одна мужская фланелевая рубашка без воротника с тонкими синими полосками на когда-то кремовой ткани. Шесть пар белых хлопковых трусов. Лохмотья удлиненной блузки в фиолетовых и синих огурцах. Когда я достал ее, из складок выпало свидетельство о рождении.

– Вот, – Джеки, перегнувшись через подлокотник дивана, напряженно смотрела на меня, – видишь? Мы сперва думали, ерунда, дети балуются или кто украденное схоронил, а может, какая бедняжка, которую муж колотит, приготовила пожитки, чтобы, набравшись смелости, сбежать, знаешь, как в журналах советуют? – Сестренка опять набирала обороты.

Роуз Бернадетт Дейли, дата рождения 30 июля 1966 года. Бумага только что в прах не распадалась.

– Ага, – сказал я. – Если это детишки постарались, то уж больно тщательно…

Одна футболка с U2, сейчас бы наверняка несколько сотен стоила, если бы не оспины гнили. Одна футболка в сине-белую полоску. Один черный мужской жилет – тогда модно было косить под Энни Холл. Один фиолетовый шерстяной свитер. Одни светло-голубые пластмассовые четки. Два белых хлопковых бюстгальтера. Один паленый плеер “Уокмен” – я на него несколько месяцев копил, а последние пару фунтов раздобыл за неделю до ее восемнадцатилетия, помогая Бикеру Мюррею толкать пиратские видюки на рынке Ивеа. Один баллончик дезодоранта. Дюжина кассет с самопальными записями, на некоторых корешках еще можно было разобрать ее округлый почерк:[4] REM, U2, Boy, Thin Lizzy, Boomtown Rats, Stranglers, Nick Cave and the Bad Seeds. Рози могла бросить все на свете, кроме своей музыкальной коллекции.

На дне чемодана лежал коричневый конверт. За двадцать два года бумага внутри слиплась от сырости, и когда я осторожно потянул за край, склеившиеся листки распались, как намокший рулон туалетной бумаги. Еще одна подлянка для криминалистов… В пластиковом окошке на лицевой стороне конверта виднелось несколько расплывшихся напечатанных слов:

…Лири – Холихед… Отправление… 30 мин…

Куда бы Рози ни отправилась, наших билетов на паром она с собой не взяла.

Все пристально смотрели на меня. Кевин выглядел искренне расстроенным.

– Что ж, – сказал я, – похоже, это и правда чемодан Рози Дейли.

Я начал складывать одежду обратно в чемодан, приберегая бумаги напоследок, чтобы не помялись.

– Может, позвоним в полицию? – предложила Кармела.

Па шумно прочистил горло, будто харкнуть собирался; ма бросила на него яростный взгляд.

– И что скажем? – спросил я.

Об этом явно никто не подумал.

– Кто-то сунул чемодан за камин двадцать с лишним лет назад, – сказал я. – Едва ли преступление века. Пусть Дейли сами в полицию звонят, если им угодно, но сразу предупреждаю: очень сомневаюсь, что они бросят тяжелую артиллерию на раскрытие “дела о забитом дымоходе”.

– Но Рози-то, Рози пропала. – Джеки дергала себя за прядь волос и, по-кроличьи закусив губу, обеспокоенно глядела на меня большими голубыми глазами. – А чемодан – это улика, вещдок или как его там. Разве мы не должны?..

– Она объявлена пропавшей?

Все переглянулись – никто не знал. Вряд ли кто-то догадался об исчезновении Рози. В Либертис к копам относятся как к медузам из “Пакмана”: они часть игры, их учишься избегать и уж точно не ищешь с ними встречи.[5]

– Если нет, – сказал я, закрывая чемодан кончиками пальцев, – то сейчас уже поздновато.

– Погоди, – сказала Джеки. – Но разве не похоже, что она, ну ты понял… ни в какую Англию не уплывала? Выглядит так, будто кто-то ее…

– Джеки пытается сказать, – встрял Шай, – что кто-то прикончил Рози, засунул в мусорный мешок, оттащил на ферму и скормил свиньям, а чемодан этот затолкал за камин, чтобы не мешался.

– Шеймус Мэкки! Да простит тебя Господь! – ахнула ма.

Кармела перекрестилась.

О такой возможности я уже и сам подумал.

– Может, и так, – сказал я. – Или ее похитили инопланетяне и по ошибке высадили в Кентукки. Лично я склоняюсь к объяснению попроще: она сама запихнула чемодан в дымоход, не смогла его забрать и отправилась в Англию без сменных трусиков. Впрочем, если вы изголодались по острым ощущениям, мое дело сторона.

– Ну-ну… – протянул Шай. С ним много что не так, вот только он не тупой. – И вот эта фигня, – он ткнул в перчатки, которые я засовывал в карман, – понадобилась как раз потому, что, по-твоему, тут нет никакого преступления.

– Рефлекс, – ухмыльнулся я. – Легавый всегда легавый, двадцать четыре на семь, понимаешь, о чем я?

Шай презрительно хмыкнул.

– Тереза Дейли умом двинется, – сказала ма с нотками ужаса, зависти и жажды крови.

Мне по целому ряду причин нужно было пообщаться с родителями Рози первым.

– Я поговорю с мистером Дейли, узнаю, что они намерены предпринять. Во сколько они обычно возвращаются по субботам?

Шай пожал плечами:

– По-разному. Иногда после обеда, иногда рано утром, как Нора сможет их подкинуть.

М-да, отстой. В маминых глазах читалось, что она коршуном налетит на них прямо на пороге. Я бы переночевал в машине и перехватил ее по дороге, но припарковаться поблизости было негде. Шай злорадно смотрел на меня.

Тут ма выпятила грудь и сказала:

– Фрэнсис, если хочешь, можешь переночевать у нас. Диван еще раскладывается.

Я не льстил себе мыслью, что наше воссоединение разбудило в ней теплые чувства: ма обожает изображать благодетельницу. Приглашение виделось мне не слишком заманчивым, однако вариантов получше не ожидалось.

– Если не гнушаешься, конечно, – добавила ма, чтобы я не вообразил, будто она дала слабину.

– Что ты! – сказал я и широко улыбнулся Шаю. – Здорово. Спасибо, ма.

– Не “ма”, а “мамочка”. Как я понимаю, ты завтракать захочешь и все такое.

– Можно я тоже останусь? – спросил вдруг Кевин.

Ма с подозрением уставилась на него. Кевин и сам, казалось, удивился не меньше меня.

– Кто ж тебе помешает, – наконец сказала она, грузно встала с дивана и принялась собирать чашки. – Белье мне не замарайте!

Шай недобро засмеялся.

– Мир на горе Уолтонов! – сказал он, подтолкнув чемодан носком ботинка. – Аккурат к Рождеству.[6]

Курить в доме ма не разрешает, поэтому мы с Шаем и Джеки вышли на крыльцо; Кевин и Кармела последовали за нами. Мы уселись на ступенях, как сидели в детстве, посасывая фруктовый лед после ужина и надеясь, что случится что-нибудь интересное. Я не сразу поймал себя на том, что и сейчас дожидаюсь какой-нибудь сценки – мальчишек с футбольным мячом, цапающуюся парочку, женщину, спешащую к соседке обменять сплетни на чайные пакетики, да чего угодно, – однако ничего не происходило. В доме одиннадцать косматые студенты готовили ужин под приглушенные песенки Keane, в доме семь Салли Хирн гладила, а кто-то смотрел телевизор. Как видно, нынче жизнь на Фейтфул-Плейс ключом не кипела.