Cassiber 1982-1992 (неофициальная биография) - Крис Катлер

Вверху и внизу — Том Кора и Крис Катлер; посередине — Дагмар Краузе

Фото — Майкл Шредтер (Michael Schroedter)

Керстен Гланден (Kersten Glandien)

Воспоминания о Cassiber

Керстен Гланден — восточно-германский ученый, устраивавший концерты Cassiber в Восточной Германии в 80-х.

Моя первая встреча с Cassiber лишила меня дара речи на несколько дней. Казалось, ничего не предвещало такого. Их музыка будто молнией ударила по моей спокойной восточногерманской жизни. В один холодный зимний вечер в феврале 1983-го я совершенно случайно посетил первый концерт группы в Восточном Берлине — в старом театре Брехта Berliner Ensemble. Спустя всего несколько песен я знал, что эта музыка выражает именно моё состояние на данный момент. Она затмила всю музыку, которую я слышал до этого. Но как такое могло случиться, что мои чувства настолько совпали с этими четырьмя музыкантами с запада? И это была не просто музыка, которая меня так поразила, это была энергия, создаваемая группой, свежесть и интенсивность их выступления и их работа на сцене. Что это за музыка, задавался я вопросом, которая так легко пересек границы полов, культуры и общества — такая странная, которая кажется такой знакомой?

Придя в себя после шока — да, были и слезы — я решил добраться до явления; понять влияние этой музыки на меня и на других вокруг меня. Так что я связался с музыкантами, чтобы узнать больше о них, об их культуре, и понять, из чего состояла их музыка.

Когда я впервые увидел Cassiber в 1983 году, они всего лишь полгода играли вместе. Трое музыкантов из Франкфурта-на Майне — Кристоф Андерс, Альфред Харт и Хайнер Геббельс, и один из Англии — Крис Катлер. Все четверо имели левые политические взгляды: Кристоф, Альфред и Хайнер были связаны с франкфуртскими Sponti, а Крис участвовал в движении Rock in Opposition[26]. Возможно, это могло бы объяснить ту мощь, которую я испытал на концерте; энергию, которая возникла от активного участия в сопротивлении, от оппозиционного отношения к коммерческой западной культуре и англо-американской массовой музыке. Их особая позиция, направленная против сложившегося истеблишмента проявилась в желании найти альтернативу, музыку, ведомую желанием "поисков свободы для воображения против империалистической оккупации воображения и умерщвлению воображения с помощью наборов клише и стандартов средств массовой информации."[27]. Эти слова известного драматурга Восточной Германии Хайнера Мюллера (Heiner Miiller), приводимые Хайнером Геббельсом в 1983 году, показывают общность между художественной оппозиций Востока и Запада — решимость раскрыть ментальные пространства и чувства в интеллектуально удушающих "государствах порядка " (Ordnungsstaaten)[28]. Оппозиционный тенор музыки Cassiber настоятельно взывал к своей Восточной аудитории, облегчая взаимодействие с нашей тлеющей оппозицией, в которой одной из самых значимых была гласность[29].

В искусстве постмодернистских 1980-х открытость приобрела новые формы. В рамках этой открытости Cassiber представлял в едином стиле то, что казалось несовместимым. Скорее всего, группа пользовались музыкальными особенностями, которые привнёс в группу каждый музыкант: большой опыт импровизации у Альфреда; любовь Хайнера к Гансу Эйслеру, классической музыке и року; Новая Волна с панком у Кристофа, и радикальная авангардная рок-эстетика у Криса. В итоге Cassiber разработал музыкальную манеру, которая позволяла этим разным голосам сплавиться в гибридном стиле, и делала возможной дальнейшую эстетическую эволюцию группы. Конечно, при таких различиях, чтобы остаться продуктивными на протяжении многих лет, требуется изрядное количество толерантности, так же как и уважение к разным манерам игры друг друга. Этого не легко достичь, особенно в группе настолько разных личностей.

В целях выявления подобных различий музыка не может быть "лёгкой и завершённой"[30], необходимо всё время делать что-то новое, чтобы "мы могли бы постоянно удивлять себя"[31]. Cassiber следовал этой цели путем эстетики сопричастности, гибридизации и фрагментации. Подобный подход виден в таких композициях, как "… in einer Minute"[32]. Здесь мы видим отрывки из "Verklarte Nacht" (op.4, 1899) и "A Survivor From Warsaw" (op.46, 1947) Шёнберга наряду с чисто шумовыми коллажами; саксофонные фразы из "Ghost next to Brecht" Альберта Эйлера и "And I Shall Never See Again" Эйслера; цепи, бьющие по металлическим листам; грохот работающих циркулярных пил, стук паровых молотов, и фрагменты голоса, как живого, так и предварительно записанного. Все это было совмещено со здоровенной дозой импровизации — этот метод был характерен для группы в её первом воплощении в качестве квартета. Группа собирала музыкальные фрагменты, звуки и шумы интуитивным, гибким способом, избегая одномерных трактовок и оставляя слушателям возможность развивать свои собственные ассоциации. Такая открытость захватывает слушателя и почти наверняка объясняет тот факт, что я смог услышать МОЮ музыку.

На концертах их шутливая музыкальная подача и удовольствие, излучаемое со сцены, никогда не оставляли меня равнодушным; и по прошествии многих лет группа продолжает меня завораживать. Здесь проходила первая линия контакта с Cassiber, которая позволяла группе пересечь границу между высоко- и низкопробными аудиториями: угловатые панковские движения и неистовые вскрики Кристофа, непревзойденная эмоциональная выразительность Альфреда, загадочный, рок-н-ролльный штурм клавиатуры Хайнера, и элегантная легкость Криса, незаметно переходящая от фристайл-шума в контролируемые рок-ритмы.

Многое из того, что Cassiber делал на сцене, было драматичным, даже театральным ("Это все театр!")[33]. И вот тут Кристоф играет центральную роль. Его мощный и выразительный голос, который может одним словом вызвать слезы на глазах или заставить сердце сбиться с ритма, — в сочетании со спокойными манерами, напоминающими танцевальные движения новой волны — прекрасно проецировал эту смесь интенсивности, отчаяния, надежды, тоски и нежности, выражающую чувства всей группы.

Альфред Харт (Alfred Harth)

Вне зависимости от того, как глубоко закопаны темы, рассматриваемые в композициях группы (диктатура, голод, фашизм, капитализм), Cassiber, кажется, никогда не поддавался соблазну что-то внушать или делать дидактические заявления. Вместо этого они работали с причудливыми ассоциативными коллизиями, противоречивыми коннотациями и диссонирующими идеями. Основываясь на левых взглядах, они никогда не уклонялись от трудных политических и культурологических проблем, но решать их пытались нестандартными приёмами — с помощью документальных фрагментов, не раскрывая их контекст и происхождение, или повторятли отдельные слова или фразы снова и снова, на манер "гениальных дилетантов"[34], приглашая слушателей делать собственные умозаключения. Текст, музыка, сэмплы, подача и контекст часто тянули в разные стороны, что приводило к путанице и открытым ассоциативным цепочкам, по которым могли свободно бродить слушатели. Такие песни, как "I was old when I was young"[35] являются прекрасным примером. И хотя они категорически отказываются говорить на политические темы — "Kein Stellvertreterhaltung, Bitte"[36], они постоянно используют свои хорошо всем известные политические взгляды как фон для подачи пьесы: например, когда в середине концерта Кристоф читает статью лидера немецких неофашистов, не давая никаких намёков на её происхождение и не высказывая своё мнение, или когда нейтральнaя фраза "gut — wenn schon" ("хорошо, если уже…")[37], повторяясь в виде многократно проигрываемой фонограммы, начинает медленно нагнетать тревогу[38]… На самом деле, ничего из того, что делает группа, не может быть принято за чистую монету; напротив, всё их творчество неоднозначно и спорно. Даже тогда, когда в конце концерта Хайнер выразительно начинает "At last I am free", принять это за счастливый конец невозможно.