Бумеранг, или Австралия вновь открытая - Джорж Микеш

Все это было бы совсем хорошо, если б не одно обстоятельство: Мельбурн грозится построить свою собственную оперу, причем построить раньше.

Соперничество между Сиднеем и Мельбурном острее любого иного соперничества, существующего в Австралии. Во всех других случаях соперничают штаты, здесь соперничество сконцентрировано в городах. И все же тот факт, что штат Виктория был когда-то частью Нового Южного Уэльса, сыграл немалую роль. Второй город Австралии долго рос и развивался, оставаясь в пределах штата Новый Южный Уэльс, что ужасно тяготило горожан — во-первых, им хотелось самоопределения; во-вторых, они считали, что Сидней расположен страшно далеко. Разумеется, власти штата и слышать не хотели об отделении. Тогда была составлена жалостливая, исполненная любви и преданности к королеве Британии петиция, которая, как и ожидалось, растрогала Викторию. Она разрешила образовать новый штат, получивший, естественно, ее имя. Так что Виктория по сути своей является блудной дочерью, вознамерившейся доказать матери свою самостоятельность. Сиднею же оставалось принять позу чопорного отца семейства, не позволяющего себе ничему удивляться.

Новый Южный Уэльс хотя и не самый крупный, зато самый древний, самый населенный и самый индустриальный штат Австралии. Виктория — самый маленький штат на материке, но по количеству населения и уровню промышленного развития он уступает лишь Новому Южному Уэльсу. Великое различие между двумя соперничающими штатами — так сказать, водораздел между двумя великими цивилизациями — заключается в том, что в Новом Южном Уэльсе «однорукие бандиты»[4] разрешены, а в Виктории они запрещены. Да, я забыл еще одно принципиальное различие: в Новом Южном Уэльсе австралийский футбол (который, кстати, на футбол не похож) считается детской забавой, тогда как в Виктории ему отдаются с самозабвением. В Мельбурне реже бывают дожди, а потому на языке сиднейцев его именуют «пеклом». В Сиднее больше солнечных дней, что переводится на язык жителей Мельбурна как «тропическая душегубка». В Мельбурне несколько раньше наступает прохладный сезон, на что сиднейцы реагируют так: «У них же арктический холод!»

Мельбурн очень похож на Сидней. Одно из кардинальных различий между извечными соперниками — Сиднеем и Мельбурном — погода. В Сиднее чаще бывает солнце («Тропическая душегубка/» — реагируют мельбурнцы), в Мельбурне раньше наступает прохладный сезон («Арктический холод!» — не остаются в долгу сиднейцы).

Что греха таить, у Мельбурна нет своего моста через гавань и нет таких видов, как в Сиднее, но зато у него есть очаровательная река Ярра, да и в целом этот город выглядит приятнее, он лучше построен, чем Сидней. В самой атмосфере Мельбурна разлиты спокойствие и достоинство (что на языке сиднейцев звучит как «смертельная скука»), В атмосфере же Сиднея больше живости (что на языке мельбурнцев звучит как «бестолковая, вульгарная суета»). Ну и что же, что в Мельбурне нет моста? Зато в Мельбурне ежегодно в первый вторник ноября проводятся грандиозные конные состязания, которые жители города не променяют ни на один мост в мире!

Простите мне кощунственную мысль: внимательно вглядевшись во все эти различия между враждующими городами, я почему-то их не обнаружил! Они в целом куда меньше, чем различия между городами и жителями северной и южной Италии или швейцарцами, говорящими на двух разных языках — французском и немецком. Конечно, я отчетливо осознаю, что теперь мне нельзя и носу показать ни в Сидней, ни в Мельбурн. И все же мой неукротимый дух продолжает настаивать на своем:

— Мельбурн очень похож на Сидней! Слышите?! А Сидней на Мельбурн!

Внешний мир почти ничего не знает о королевской семье, проживающей на Тасмании. Да что там внешний! — сами жители Тасмании относятся к ней с хорошей долей юмора. И тем не менее королевская семья существует. Было время, когда Тасмания носилась с идеей отделения от Австралии, намереваясь основать новую монархию. Причем тасманийцы вовсе не собирались импортировать монарха, они не пригласили бы на трон ни Гогенцоллерна, ни Гогенштауфена, ни Бурбона, ни даже Ганновера — если уж Тасмании суждено жить под королем, пусть он будет свой собственный, туземный. И таковой был намечен, хотя и неофициально. Его так и не короновали, что, впрочем, не означает, будто все его позабыли и совсем перестали уважать. Глаза королевской семьи до сих пор купается в лучах популярности, окружающей, как правило, всех претендентов, хотя сам он мало уже на что претендует. Да и среди его потенциальных подданных редкий человек полагает, что у короля хоть когда-нибудь появится серьезный шанс стать настоящим королем. Но, с другой стороны, разве это обстоятельство может помешать жить легенде?! Как объяснил мне один местный роялист, «туризм от этого только выигрывает».

Пo австралийским масштабам, Тасмания — крошка, да и в отношении плотности населения, треть которого проживает в Хобарте, рекордов она не побивает. Больше всего Тасмания известна внешнему миру туризмом и изумительного вкуса яблоками. Впрочем, есть одна область, где она действительно недосягаема. Это фауна.

Конечно, Тасмания давным-давно отказалась от мысли отделиться от Австралии. Вероятно, по той простой причине, что она и так отделена от нее. Правда, не политически — Тасмания остается одним из шести штатов, хотя многие австралийцы об этом не догадываются и, отправляясь на Тасманию, стремятся обзавестись заграничным паспортом (и паспорт, и специальное разрешение требуются для посещения подопечной Австралии Территории Палуа). Тасмания отделена от Австралии прежде всего геологически. Бассов пролив не всегда существовал, его возраст вряд ли превышает несколько сот миллионов лет. Обычно о таком промежутке времени геологи говорят с нескрываемым пренебрежением, как о вещи, едва ли достойной упоминания. Но, что важнее всего, Тасмания отделена от континента психологически. Тасманиец — не австралиец, он — тасманиец, точно так же, как йоркширец — йоркширец[5], а не англичанин. Но поскольку в политическом отношении тасманиец вынужден быть и австралийцем (в точности так же, как нашему бедному йоркширцу приходится быть англичанином), то не может же он называть остальных австралийцев австралийцами. Он называет их «теми, с материка». Те, с материка» — тут не должно быть никаких сомнений — термин презрительный. Когда его произносит настоящий гордый тасманиец, вы понимаете, что «материк». — всего лишь маленький, ничтожный придаток Тасмании. К слову сказать, иностранцы котируются на Тасмании много выше, чем «те, с материка». Стопроцентный иностранец — венгр, мальтиец, даже англичанин — может рассчитывать на Тасмании на лучший прием, чем житель Аделаиды или Воллонгонга.

Тасманийско-австралийские взаимоотношения — копия англо-австралийских взаимоотношений. Тасмании претит роль бедной колониальной визави Австралии. И не только потому, что островитяне по привычке смотрят на континент свысока, но и потому, что они понимают: «те, с материка» и ду- мать-то о них забыли. Вот и приходится Тасмании самой заботиться о собственном прославлении. «Наша регата — самое грандиозное водное состязание в южном полушарии!» — говорят на Тасмании, и в этом что-то действительно есть — ведь конечная точка маршрута регаты — Сидней — Хобарт находится на Тасмании. Жители острова невероятно гордятся страшным лесным пожаром, случившимся в жарком сухом феврале 1967 года. Огонь едва не уничтожил столицу Тасмании Хобарт, но зато весь мир с тревогой взирал на Тасманию, и то были лучшие часы в ее истории! Пожар достиг такой силы, что слова «Тасмания» и «Хобарт» несколько дней не сходили с первых полос мировой прессы. И сейчас вам с горделивой радостью покажут последствия несчастья. «Здесь был пивоваренный завод. Он сгорел дотла», — сообщил мне один местный юноша. В его голосе звучало такое радостное волнение, словно он собственноручно спалил предприятие!

Ритм жизни на Тасмании более умеренный и исполнен куда большего самоуважения, чем на материке. И подход тасманийцев ко многим проблемам куда более спокойный, лишенный какой- либо горячности. Они ненавидят суету и спешку, не обнаруживая в них никакого здравого смысла. Когда они беседуют о порядках на материке, то чаще всего употребляют слова типа «сумасшедшая гонка», «крысиные бега», «припадочные» и т. д. Все это верно, однако, пока не прозвучит слово «футбол». Говорят, что тасманийские болельщики фанатичнее викторианских; уверяют даже, что на душу населения играющих в футбол на Тасмании приходится много больше, чем где-либо в Австралии. А поскольку речь идет об австралийском футболе, то много больше, чем во всем мире. И, само собой разумеется, во всем южном полушарии…