На румбе 202 - Наталья Реут
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Коле хочется подняться в рубку. Поздороваться. Прежде так всегда и было! Теперь он проходит на камбуз, опустив голову… А кто виноват? Племянничек… Хотя, по правде, и не он… Учительница математики! Вообще учителя! Они, может, и хорошие сами по себе. Но — береговые!
Как им понять Колю, который еще не умел точек расставить, а уже мог флажками передать «счастливый путь», «добро», «привет вам, товарищи». Коля в свой первый рейс вышел, когда ему было восемь лет. К этому времени мать Коли, буфетчица на пассажирской линии Владивосток — Камчатка, не вернулась из рейса.
Осиротевшего мальчика капитан «Богатыря» разрешил взять на судно. На время каникул. Да с тех пор так и повелось: зимой — школа, летом — плавание. Отец Коли оказался неважным воспитателем. Упрашивал сына, когда надо было ему приказать. Уступал, когда надо потребовать. И воспитанием мальчика занялся капитан. Само собой вышло, что обязанности разделились: отец ворчал и прощал. По ночам поправлял сползающее с сына одеяло. Как прежде мать… А капитан в любом затруднении приходил мальчику на помощь. Но не допускал лжи, мелких проказ, похожих на пакости. И никогда не разговаривал с ним как с маленьким. Только как с равным! И по вечерам требовал от Коли отчета за весь прожитый день. Место отца у мальчика занял капитан. Родной отец взял на себя материнские заботы.
А Коля обоих считал обязательной частью своей жизни. И никогда не задавал себе вопросов, кого он больше любит, к кому он ближе, кто ему родней.
Коля любил людей! Вообще людей. Не дичился. И проявление недоброжелательства к себе встречал как ненормальную редкость. Все крановщики в порту ему знакомые! А мотористы на катерах? Душа-люди! Бесплатно катают! Раза четыре даже Коле доверяли сбегать на тот берег и обратно. За рулевого? Тот берег — Холодильник, Чуркин мыс, бухту Диомид — Коля знает так же хорошо, как Эгершельд — район основных причалов порта. Да и живет Коля на Голубинке. Среди моряков, моряцких семей, портовых новостей, среди горя и радости, связанных с морем. С людьми ему интересно.
А вот с книгами — ну нисколько! И чего над ними спину гнуть? Учителя говорят: «Книги учат, как устроить жизнь, чтобы на земле все люди были счастливые». И без книг ясно — как! Чтоб не было злых на свете. Чтоб воды минами не начиняли. Чтоб все порты в мире были открытые для всех! И чтоб империалистов поскорей спихнули.
Еще учителя говорят: «Из книг мы узнаем о том, чего не видим сами. Например, о других народах, странах». Сходили бы они хоть разик в пароходство! В отдел кадров — там всегда соберутся несколько моряков… вот где узнаешь! Про США. Про Индонезию. Про Вьетнам… И про Одессу, про Черное море, про Мурманск… А «верба»? Откуда-ниоткуда съезжаются? Учителя небось и не слыхали, что «вербой» завербованных зовут! Дальний Восток всех к себе манит! С Кубани, из Карелии, с Карпат… Вот тоже рассказов у кого! «Книги развивают…» А рассказы не развивают?!
И потом — день мал… То крабов половишь. То грузчикам подсобишь, когда у них аврал. То делегация какая-нибудь высадится в порту… Надо посмотреть. Под вечер сядешь за учебники, а под веки хоть спички подставляй. А тут и экзамены подкрались… А на что ему эти экзамены? Он же не лезет ни в ученые, ни в учителя! Его дело — матросская служба! Вон хотя бы отец — что, математику знает? А лучшего боцмана в пароходстве нет! Сам капитан говорил про это! На собрании! Так зачем он с Коли пятерки требует?! Нет, все оттого, что племянничек-отличник заявился.
Коля давно напоил чаем впередсмотрящего. Давно солнце показалось из воды. Давно закончилась вахта «собака». Уже к концу подходит следующая. Скоро побегут по каютам вахтенные с одним и тем же предупреждением: «без четверти… без четверти…» Это будет без четверти восемь — в восемь смена вахты и начало рабочего дня. Тогда нужно будет и Витю будить.
Коля помог коку помыть посуду. Потом пошел покормил кур — это уж его постоянная обязанность. И только после этого направился в свою каюту.
— Без четверти восемь! Без четверти!.. — выкрикивал вахтенный в двери кают.
— Витя, подъем! — крикнул Коля.
— Не хочу…
— Подъем!!! Мало бы чего я не хочу… Сам вставай! Все лето, что ль, мне тебя будить «убежденьем с принужденьем»?
— Водой на него прыснуть! — сказал вахтенный.
Витя понимает, что больше «слабину выбирать» не удастся. Он нехотя слезает с верхней койки, и ребята бегут умываться и завтракать в столовую команды. Витю капитан почему-то не берет с собой в кают-компанию, где завтракают все офицеры. После завтрака дядя Сергей разрешил им посетить штурманскую и рулевую рубки. А Колю в это время отец позвал на полубак. Помочь что-то там у брашпиля. Витя поднялся на капитанский мостик один.
* * *Охотское море встречало «Богатыря» сплошным туманом. А еще говорят, что Ленинград туманный пород. Вот посмотрели бы, что значит настоящий туман. Витя старается разглядеть полубак, где сейчас Коля. Расстояние до полубака не больше сорока метров, но густые волны похожего на влажную вату тумана окутали все судовые надстройки, даже высоченные стальные мачты спрятали в своей толще и словно отгрызли всю носовую часть судна.
Страшный рев судового тифона прямо над головой заставляет Витю прижиматься к переборке. Через каждую минуту гудок ревет, подавая туманные сигналы. Внизу, в помещении, это просто сигналы, а здесь это похоже на предсмертный вой раненого чудовища. Витя с опаской оглянулся на огромный, похожий на старинную граммофонную трубу тифон, укрепленный на судовой трубе. Никто им не управляет, а точно, минута за минутой, труба сама по себе начинает дрожать от яростного рева. Коля-то, наверное, знает, как это все происходит, кто каждую минуту включает гудок.
И нужно же было боцману позвать сына именно сейчас. И что он там делает у брашпиля? Коля вчера объяснял Вите, что брашпиль — это один из важнейших судовых палубных механизмов, обеспечивающий отдачу и выбирание якоря. Теперь Витя уже не спросит, услыхав команду: «Отдать якорь!» — кому отдать якорь? Витя теперь знает и то, что на брашпиле при подходе судна к берегу, при проходе узкостей стоит сам боцман, что это нельзя доверять обычному матросу.
А Коля помогает боцману. Честно говоря, Витя еще не очень ясно представляет себе, как «отдает, выбирает якоря» брашпиль. Как можно «стоять на брашпиле»? Залезть на него и стоять на самой верхушке, широко расставив ноги? Может быть, расспросить обо всем дядю Сергея? Но к дяде не подступишься. Дядя шагает по мостику от одного крыла к другому, не замечая племянника.
Витя проскользнул в штурманскую рубку. Тут нет тумана. Мягкий оранжевый свет льется из светильника на разложенную на штурманском столе карту западного побережья Камчатки.
Напряженность, царящая на мостике, чувствуется и здесь. Вахтенный штурман пристально наблюдает за искоркой, мелькающей на циферблате какого-то прибора. «Эхолот», — читает Витя надпись на приборе. Об эхолоте Витя знает из книг. Это прибор, определяющий глубину под килем судна. Это проще брашпиля — электромагнитные волны исходят от датчика и, отражаясь от морского дна, возвращаются в приемник. Время прохождения волн позволяет определять расстояние, то есть глубину.
Витя с интересом смотрит на циферблат. Острый огненный язычок перемещается от тридцати метров в меньшую сторону. Вот уже двадцать восемь, двадцать семь…
Вите невдомек, что уменьшение глубины опасно для судна. Вахтенный штурман отрывается от эхолота и тревожно всматривается в экран радиолокатора. Вите не видно, что он там разглядел, но штурман, быстро поставив на карте карандашную точку, вышел на мостик и стал что-то докладывать капитану.
Воспользовавшись уходом штурмана, Витя тоже заглянул в окошечко радиолокатора. В ровных светлых кругах четко вырисовывалась извилистая линия берега. Ощущение наползающего на судно берега было так велико, что Витя, отпрянув от экрана, тоже выскочил на мостик:
— Дядя Сергей?
— Что тебе?
— Берег!
— Знаю! Мили две осталось!
«Миля — это одна шестидесятая градуса меридиана. Две мили — это два, умноженное на 1,852 — равно 3,704 километра», — быстро в уме перемножил Витя. Он повторил эту цифру вслух. Но никто ею не заинтересовался. Его знания никому здесь не нужны. Все точно знают свои обязанности. Каждый находится на своем месте. И дядя Сергей, и вахтенный штурман, и рулевой, и даже Коля.
— Стоп машина! — раздалась команда капитана.
— Есть стоп машина! — вахтенный штурман резким рывком поставил вертикально рукоятки машинного телеграфа. И в то же мгновение внутри круглой коробки телеграфа звякнул ответный звонок. Красная стрела прыгнула на квадратик под надписью «стоп».
Машина остановилась. Это Витя почувствовал по прекратившемуся дрожанию палубы, по внезапно наступившей тишине.