Глава из вовсе неисторического романа Одиссей - Азамат Козаев

- Ждоров бы-ыл!.. Ну прямо-таки титанид.

А лук швой, тьфу, щемя кронидово, как зачнет гнуть, так такой шкрип штоял по вшему лагерю, што шпать не давал. Я долго шмотрел, подшматривал, как гнул...

Нищий замолчал, будто выдохся, закашлялся. Женихи слушали с интересом.

- Щекрет ешть, да. Хитро гнул. Прятал щекрет швой, то плечом отгородищщя, то шпину подштавит, щтоб не подшматривали. А я хитрее вщех окажалщя, да.

- И он выбил тебе все зубы?! - расхохотался Алкей.

- Шмейщя, шынок, шмейщя. Щищас это шмешно но тогда мне было не до шмеха. А лук тот три щита, друг в дружку поштавленных, прошибал нашквощь, да.

Антиной замолчал, замолчали все остальные женихи.

- А был лучище тот таков же, или нет...

чуть менее, двух пальцев не дорош, иль нет... уж вижу плохо я.

Дожвольте ж в руки вжять и ешли не ш жубами тот ионид, кронидово щемя, мою младую щилушку под ноги щебе брощил, я вшпомню тот щекрет... за целую головку шыру. Иль я уж шлишком держок, вина напившишь дармового?

- И воспоет кифарист наше состязание так:

И вышел к луку последним дерзкий муж многоопытный, странный, как ровня для равных, свои зубы изъевший на стрельбе из чудощных луков титанов. И спросят люди меня, Эвримаха, тебя Антиной, тебя Алкей, тебя Старх: Что за муж достойный, ровня вам, венчал собою состязание, и натянув исполинский лук Одиссеев, пронзил все двенадцать Икариады колец, взял себе головку сыра и всю Итаку в придачу? - Эвримах готов был рассмеяться.

- Уж не боишься ли ты, Эвримах, что у полуголодного нищего достанет силенок, удержать лук на весу, и он обскачет тебя в беге к ложу Одиссееву? - съязвил бледный Телемах.

- Мальчиш-ш-шка! - прошипел мгновенно вскипевший Эвримах. -Щ-щ-щенок!

- Не возгорайся, друг, напрасно,- Алкей, положив руку на Эвримахово плечо, унял собрата. -не Телемах тому причиною, а нищий, а он недостоин огня твоего высокородного гнева.

Пусть возьмет лук в свои трясущиеся руки, а когда уронит благородное оружие, все же кликнем слуг и попросим Антиноя дать челяди указания, что резать, где, и как!

Вся зала грянула дружным хохотом.

Телемах подошел к нищему, подал руку и поднял того из золы. Женихи демонстративно зажали носы, сизое, пепельное облачко, подхваченное сквозняком, разнеслось по зале. Согбенный, нищий проковылял к луку.

Эвримах с размаху всунул лук в руку старого воина, и рог глухо стукнулся о грудь нищего. Пыльное Рубище отковылял к ближайшему факелу, поднес лук прямо к пламени и долго рассматривал, поводя заскорузлым пальцем по роговой поверхности. Отошел обратно, осторожно выпростал руку из-под драного пеплоса, всунул нижнее плечо в расщеп, повернулся спиной к женихам и замер на мгновение.

- Эй, ты что же это, вздумал секрет свой прятать, как тот ионид коварный? Спиною к нам поворотился? Ну-ка вертись лицом!

Нищий повернулся к Антиною и сверкнул единственным видным глазом.

- Ижволь, благородный жених. - нищий неуклюже развернулся и потянулся вниз, за тетивой, а поднимая свиток бараньих кишок, бросил быстрый взгляд под тронную лавку. -Ижволь.

- Начинай.

- Щекрет, как я ужнал, предельно прошт.

Не напрягай ижлишне члены,- Пыльное Рубище вытянул тетиву во всю ее длину. -рашшлабщя, выпрями шпину, глубоко вждохни. - нищий, словно на глазах вырос, как выпрямил спину, и по зале прокатился изумленный посвист. То женихи присвистнули. Спина нищего мышцами распирала рубище, и была просто широка как стол.

- Ш луком, как ш маленьким, нужно лашково,- старому воину пришлось-таки вытащить из-под пеплоса вторую руку, чтобы переложить на верхнее плечо Тугого. -Поглаживая, шкажи:

Ужнаешь тепло руки, тебя ш любовью взявшей? И лук ответит пешней тонкой.

Край черной от грязи рубахи нищего сполз вниз и обнажил предплечье, с Антиноеву не тонкую голень толщиной.

Антиной встревоженно сглотнул, что-то вдруг в горле пересохло.

- И он обяжательно поклонищщя. - Пыльное Рубище плотно обхватил завиток рога на верхнем плече и медленно потянул вниз, одновременно вытягивая тетиву вверх. Широченная спина вздыбилась буграми, разлетелась в стороны, точно орлиные крыла, вены выпозли на предплечья, точно змеи на пригорок, ручищи вспухли страшной силищей, гнувшей неохотно, медленно покоряющийся лук, и стали с Антиноево не тонкое бедро толщиной. И Тугой запел, тонко вскрипнув. Нищий крякнул и с протяжным гулом лук распрямился, растянув тетиву. Пыльное Рубище тронул тетиву и она, распятая покоренными плечами, напряженно тренькнула. Неожиданный претендент поднял с пола обрывок веревки, и, приговаривая, стал наматывать на запястье вместо наруча.

- Штрашшная щила! Ешли шорвещщя ш пальщев - руку рашпорет до кошти. Видел однажды, вижжал тот шумашшедший фешшалиец, кровищщи натекло!..

Веревка плотно обняла запястье в два слоя. Женихи молча смотрели, как нищий укутывает огромную ручищу вервяным наручем и многим стало не по себе, какое-то смутно ощущаемое предчувствие всколыхнуло грудь.

- Натянул и ладно! Давай лук сюда! - Эвримах хотел вырвать покоренного Тугого из рук его укротивших, но толстые пальцы, крепкие как корни дерева, не разжались, рука даже не дрогнула. Жених тщетно заглядывал под капюшон, но лишь блеск одного глаза долетал из мрачных глубин утренней тени.

- Не рви, благородный Эвримах. Шам дам. - нищий протянул лук. Эвримах, выхватывая лук, скосил глаза. И двумя руками, пожалуй, не обхватишь страшное предплечье. Хотя...

- Тряпьем руку обмотай, вышокородный. Не ровен чаш, ижуродует, лук-то.

- Пош-ш-шел вон, тварь! - Эвримах ногой пнул Пыльное Рубище и нищий откатился прямо под тронную лавку и долго не вставал.

Эвримах намотал на левое запястье полотенце, выдохнул, наложил стрелу, поднял лук и замер. Но тяжелый лук не давал прицелиться, тугая тетива врезалась в пальцы, лук не хотел гнуться, Эвримах несколько мгновений стоял прямо, пытаясь натянуть лук, но руки опускались все ниже и ниже, и стрела не пролетела бы от такой натяжки даже до середины залы. Телемах ухмыльнулся. У Антиноя также не получилось ничего. И у остальных.

Лишь взяв в руки чудовищный лук, каждый ощутил как, должно быть калечит руку тетива, натянутая в полную силу, как стрела, посланная из такого лука, пробивает насквозь три пехотных щита, поставленные друг в друга, как безжалостно рвет такая стрела тело в доспехе и не знает жалости.

- А теперь ты, старик. - Телемах протянул лук нищему. Нищий затравленно обернулся.

- Не смей, старик! - глухо обронил Эвримах. -Не смей!

- Только у меня есть право на этот лук, Эвримах. - огрызнулся Одиссеид. -И если я захочу, никто больше не прикоснется к нему, пока рога не розорвут тетиву или тетива не ослабит плечи.