КУРЬЕЗЫ ВОЕННОЙ МЕДИЦИНЫ И - Андрей Ломачинский

Капитана Лыкова убило в момент – просто шарахнуло током в 27 киловольт. Никакой радарной травмы, смерть как на электрическом стуле. Дежурный оператор сказал «одни тапочки остались». Ну это он несколько загнул. Тапочки действительно остались, но на ногах скрюченного, обугленного тела. Прапор и солдаты за контакты не держались, поэтому им напряжение ничего плохого не сделало. Почувствовали они внезапный жар да страшную головную боль и выскочили из дверей радарной. Надо сказать, что никто из них непосредственно под прямым пучком не был, иначе результат был бы совсем иной. Они всего-навсего были рядом и СВЧ их задело очень легко.

Через несколько мгновений все трое ослепли. Жар спал, хоть тело все еще сильно горело. Иванюк однако не растерялся и закричал: «Солдаты, ко мне! Держаться друг за друга!» Почти теряя сознание, солдаты на крик добрались до прапора и вцепились куда придется. А еще через момент все услышали спасительное бибиканье и звук мотора. Трое шатающихся технарей производили жалкое зрелище, и водила Ляховецкий понял, что за экраном ему не отсидеться. Плевать на огонек индикатора, он отктыл дверь и спрыгнул на землю. Кожу сразу защипало, голова заболела и стала наливаться свинцовой тяжестью, а еще через миг возникло неприятное жжение. Изнутри. Особенно сильно «горели» кости – как будто кто-то из другого измерения о кости сигаретные окурки тушит.

«Кэп где?» – орет сержант.

«Пиздец ему. На моих глазах током убило. Нас грузи, а то что-то совсем хуево и ослепли. Давай, друг, быстро! Мотать надо отсюда – сгорим, блядь, заживо!» – отвечает прапор. На невидящих глазах слезы – «Что же они, суки, не позвонили!»

Сержант с трудом впихивает совсем ослабевших людей в кунг. Уже и самому ой-ей-ей как хреново. Слабый и шатает как пьяного. Наконец в кабине. Через экранирующую решетку дорогу видно плохо. Зато видно, как решетка нагрелась. Надо же какое чудо – кое где на ней краска чернеет и дымится, а мы, люди, ходим! Ну поехали. Ох руль не удержать – машину мотает по дороге, но нет, в кювет нельзя. Фу-уу, отпускает. Сколько проехал? Да всего-ничего, метров двести. А уже и не жжет! Ерунда осталась, только тошнит, да тело слабое и как ватой набито. Вот и забор, триста метров от радара – это уже безопасная зона, можно поднять решетки со стекол. Не буду останавливаться, надо дотянуть до КПП – там телефон. Километра три однако будет. Как там ребята в кунге? Ладно, дам еще километр и остановлюсь – мочевик жжет страшно, такое чувство, что и вправду кипятком ссать буду. И блевать охота. Все, больше не могу. Стоп – вначале блевать, потом ссать, потом посмотрю, что с ребятами.

Сержант прыгает на землю. Ноги не держат, и он беспомощно падает на бок. Вокруг лес, как в заповеднике, тишина, только птички поют. Невольно вспомнился ландшафт перед радаром: леса нет совсем – бетонный плац, а дальше расходящаяся широкая просека с чахлой травой. Хотя чем дальше от радара, тем выше трава. Потом кусты, потом подлесок, ну а потом лес… Может там расчищают, а может само выгорает. Наверное само выгорает. Мысли прервала рвота, впрочем не сильная. Так, чуть блеванулось и полегчало. Кое-как встал, сделал несколько шагов до ближайшего дерева. А вот пописать оказалось проблемой. Струя мочи действительно была горячей – ну, может и не горячей, но теплее обычного – «дымит» как на морозе. Да не в этом проблема – мочиться больно! Сразу вспомнилась давным-давно перенесенная гонорея, которую подцепил перед выпуском из ПТУ. Почему-то стало очень весело «От радара трипак подхватил!». А потом сразу грустно – настроение менялось, как диапазоны в приемнике. Корчась от рези сержант Ляховецкий наконец выссался. Штаны были порядочно намочены, так как его все еще сильно качало, и выполнять всю процедуру пришлось при помощи одной руки, опираясь второй о дерево. Впрочем его виду, как с буйной попойки, это весьма соответствовало. Ляховецкий ругнулся за такую оплошность и поковылял открывать кунг.

В кунге было тихо. Двое беспорядочно лежали на полу. Голова прапорщика находилась под лавкой, рядом с сапогом Альмухамедова. Сам Сатар лежал лицом вниз в рвотной луже. Один Синягин полусидел в углу, тоже облеванный, но с полуоткрытыми глазами, никак не среагировав на свет. «Товарищ прапорщик, Михал Саныч! Альтик, Синя! Вы, че, мужики!!!» Ответом был только сдавленный вздох со стоном Синягина. Ляховецкий с трудом залез в кунг и стал тормошить лежащих. Все были живы, но без сознания. Вытащив откуда-то пару засаленных ватников и старое солдатское одеяло сержант попытался устроить какое-то подобие изголовья и уложить на него в ряд всех троих. Наконец это удалось. Сам он чувствовал себя заметно лучше, чем пять минут назад, головная боль утихла, хотя головокружение оставалось на прежнем уровне.. Ясно, что никакой другой помощи, кроме скорейшей доставки к врачу, водитель предложить не мог. Снова прыгнуть с машины Ляховецкий побоялся. Решив не терять понапрасну времени, он лег на пол около двери и сполз на землю. Затем держась за борт вернулся в кабину и рванул на КПП.

На КПП обычно дежурили четверо – двое выходили «на периметр» ходить вдоль колючей проволоки и отлавливать заблудших грибников, а двое сидели «на телефоне». Обычно «на телефоне» сидят старослужащие, а молодые бегают «по колючке» – это далеко, до следующего КПП, там надо расписываться в контрольном журнале. Время «на палке», как называли шлагбаум, текло медленно и размеренно, никаких ЧП не случалось и дежурство на посту было безусловной халявой. Поэтому появление машины оттуда, впрочем как и машины туда, считалось событием. Едва заслышав шум мотора один солдат выходил из будки к шлагбауму с автоматом наперевес, а другой открывал журнал для соответствующей записи «о пересечении периметра». На этот раз наряд сразу понял, что случилось нечто экстраординарное – приближающийся «Газон» швыряло по сторонам, а в кабине не было офицера, один водитель-срочник. Скрипнули тормоза и Лях, как называли Ляховецкого в полку, грузно вывалился из кабины. В глазах наряда застыл немой вопрос.

«Мужики, телефон срочно! Капитана Лыкова убило, остальные в отключке, да и мне хуево, едва держусь!» – выпалил Ляховецкий.

«Что случилось?»

«А кто его знает – радар всех пожег!»

После этих слов солдаты подхватили Ляха и потащили его в будку. «Куда звонить то? Дежурному?»

«Давай дежурному, а потом куда повыше. В штаб полка звони!»

Дежурный было пустился в пространные расспросы, что да как, но короткий доклад Ляха положил конец его сомнениям: «Товарищ Дежурный, нам тут пиздец. Если врача не будет, то щас еще трое сдохнут. Самому мне их не доставить – не могу я машину вести, голова сильно кружится. Меня тоже радаром немного ебнуло.» Быстро меняющееся настроение оключило в голове Ляха понятие о какой-либо субординации, поэтому он без тени стеснения и сыпал матюками дежурному офицеру. Дежурный сразу позвонил в полковой медпункт, затем в штаб. Поставив всех на ноги он прыгнул в УАЗ и покатил к месту проишествия. Минут через 10 Дежурный был у КПП, вместе с экстренно вызванной техгруппой, а еще через минуту туда прибыли доктор и фельдшер на своей «санитарке». Доктор кольнул что-то стандартное, вроде корглюкона, и занялся установкой внутривенных систем. Самых тяжелых пострадавших, Иванюка и Альмухамедова, положили на носилки и потащили в «санитарку». Ляховецкого и Синявина оставили на полу в кунге. На КПП зазвонил телефон, это сам коммандир полка требовал доклада. Выслушав что и как, приказал времени не терять и везти пострадавших прямиком на аэродром. А еще минут через сорок вся четверка уже находилась в воздухе в пустом брюхе военно-транспортного самолета ИЛ-76. Тогда же из Клиники Военно-полевой Терапии вышла санитарная машина на аэродром «Ржевка», что под Ленинградом. Пересечь половину Ленинграда по времени заняло столько же, как и полет из соседней области. Самолет и «скорая» прибыли на аэродром практически одновременно.

Как только пораженные были доставлены в Военно-Медицинскую Академию встал вопрос, от чего же их лечить? С Ляховецким все было более-менее ясно – у парня активно съезжала крыша, были дополнительные неврологические симптомы и острый цистит не совсем понятного генеза – воспаление мочевого пузыря. Впрочем, чего же тут не понятного? Что мозги, что мочевик – наиболее «мокрые» органы. Вот их СВЧ и зацепило в первую очередь. Были вызваны психиатр, невропатолог и уролог. После того, как необычный консилиум назначил терапию, дела у нашего шофера быстро пошли на поправку. Цистит прошел за неделю без особого лечения. Какое-то время сержант еще демонстрировал странные симптомы, напоминающие смесь сотрясения мозга, менингита (воспаления твердых мозговых оболочек), слипчевого арахноидита (воспаления мягких мозговых оболочек) и алкогольного опьянения с крайней психоэмоциональной лабильностью, но через пару месяцев и это прошло. Паренька еще с полгода потаскали по клиникам Академии науки ради, а потом выписали в часть, как раз под его дембель. Легко отделался.