Боевой гимн - Уильям Форстен

Ганс задумчиво наблюдал за работой людей, трудившихся под присмотром бригадиров-бантагов. Сейчас он все на свете отдал бы за кусок жевательного табака. Вынужденное воздержание от никотина в плену не смогло убить старую привычку. Гаарк протянул ему руку. На открытой ладони кар-карта лежала плитка прессованного табака. Ганс был потрясен.

— Да, иногда я могу, — спокойно произнес Гаарк в ответ на его невысказанный вопрос. — У мерков традиционно существовали дух «ту» и дух «ка». Духовное и воинское начало. Некоторые из нас обретают способность читать мысли других. У меня есть этот дар.

Ганс испытал леденящий душу ужас. Неужели Гаарк проник в его мысли и увидел тот страх, который охватил Ганса при виде этой дороги, когда он понял, что это все значит? Мгновение помедлив, старый сержант взял плитку табака, откусил от нее кусок и благодарно кивнул своему спутнику. От вкуса никотина ему сразу стало легче, и он не смог подавить удовлетворенный вздох. По обыкновению, он решил предложить табаку Эндрю, забыв, где находится, и машинально качнулся в сторону Гаарка, но, опомнившись, остановил себя.

— Чего ты хочешь? — спросил Ганс.

— Ты мне любопытен, — спокойно ответил Гаарк. — Ты был одним из тех, кто спланировал разгром мерков. Я немало заплатил за тебя и других пленников, захваченных в эту войну. Вас почти пять тысяч.

Ганс сплюнул на землю струю табачной слюны.

— Мерки, паршивые ублюдки!

— А мы — нет, — произнес Гаарк. В его голосе слышались стальные нотки.

— Дьявол, да почему тебя все это вообще волнует? Мы живем за полторы, а может, и две тысячи миль от вас. Почему не оставить все, как есть?

Ганс с сожалением подумал, что эти слова прозвучали как-то жалобно. Он замолчал и посмотрел прямо в глаза Гаарку.

— Ты собираешься возобновить войну.

— Не раньше, чем мы будем к ней готовы, — ответил кар-карт.

— И как ты думаешь, чем все закончится?

Гаарк расхохотался, и его лошадь загарцевала перед Гансом.

— Сначала вы победили тугар. Непостижимо. Презренная раса поднимается из праха, меньше чем за два года вооружается, объявляет войну и сокрушает двадцать уменов гордой орды. Это был первый сигнал тревоги. В этот момент бантаги и мерки должны были позабыть о своих разногласиях, подготовиться и уничтожить вас. Вместо того эти дураки затеяли войну между собой. Я внимательно изучил составленный мерками план кампании. Если хотя бы десять уменов бантагов зашли с юга на территорию между морями, которые вы называете Внутренним и Великим, Рим был бы атакован с южного фланга и вам пришлось бы воевать на два фронта. Вас ждало поражение.

— Но они не объединились, и мы победили.

Гаарк утвердительно кивнул.

— Этого не произошло бы, будь я здесь.

Он поднял вверх свою винтовку.

— Я понимаю это. Мне ясно, почему все было именно так. Я хорошо представляю себе ваш мир. Вы на два-три поколения отстали от моей цивилизации, но на пятьдесят или даже на сто поколений впереди этих дикарей, которыми я сейчас правлю. Есть закон, согласно которому в противостоянии более высокой и более низкой культур последняя неизбежно либо изменяется, либо погибает. Так что выбор прост: либо вы, либо мы.

Ганс вытаращил глаза. Ему хотелось заорать на этого ублюдка, послать его к черту, но он понимал, что Эндрю вел бы себя иначе и хотел бы, чтобы он, Ганс, подошел к этому делу по-другому.

— Все могло бы быть совсем не так. Даже сейчас еще не поздно все изменить. Если бы ты встретил расу, которая убивает и пожирает твоих детей, разве не стал бы ты сражаться с ними насмерть?

Гаарк и не думал с ним спорить.

— Конечно. Ты хочешь попросить меня изменить их? Это невозможно.

— Тогда будет война. Мы с этим никогда не смиримся.

— Думаешь, я этого не знаю?

— Ты кар-карт. Ты можешь приказать, и все будет по-твоему.

— Не все. Золотой трон шатается подо мной. Многие клановые вожди сомневаются, что я в самом деле Катул.

Ганс не сводил с него взгляда.

— Пророчество гласит, что из Врат света выйдет посланный предками вождь, который вернет свой народ к звездам, — пояснил Гаарк.

— Так ты и есть этот Катул?

Гаарк улыбнулся, и Ганс почувствовал, что кар-карт мысленно сейчас далеко от него. «Он верит в это, — вдруг понял Ганс. — Только религиозного фанатика нам и не хватало!»

— Я не фанатик, — прошептал Гаарк, и Ганс невольно отвел глаза, вызвав этим смешок у своего собеседника.

— Так чего же ты хочешь от меня?

Гаарк вздохнул и наклонился к нему в седле. Вождь показал на плитку табака в руке Ганса, и старый сержант, не задумываясь, протянул ее ему. Это был очень странно — как ритуал, который он столько лет выполнял на пару с Эндрю. Может быть, Гаарк поступал так именно поэтому?

Откусив от плитки, Гаарк вернул ее Гансу.

— В моем мире есть подобное растение. Оно называется лах гудак, солдатский лист. Более мощная штука, чем это, успокаивает нервы и помогает не заснуть, когда ночью стоишь на посту.

— Значит, в твоем родном мире идут войны?

— Такие войны, какие ты не можешь даже вообразить, — сипло произнес Гаарк. — Нескончаемая война из-за династических споров, развязанная просто потому, что мы не можем не воевать. Виды оружия, которые тебе и не снились, произошедшие от того, что вы принесли сюда, на Валдению.

Гаарк продолжал жевать, задумчиво глядя на горизонт.

— Этот мир, эти войны. Детская возня. Я хочу, чтобы ты управлял моими литейными заводами. Тебя знают и уважают. Ты можешь организовать это дело.

Ганс яростно сплюнул.

— Иди к черту.

Гаарк покачал головой и сделал Гансу знак следовать за ним. Они скакали рысью по невысоким холмам. Ганс пристально наблюдал за тем, как производятся работы по укладке путей. Его поразило, как похоже это на античные рисунки, изображавшие рабов древности. Тысячи одетых в лохмотья рабочих, объединенные в бригады, медленно шли под надзором размахивающих бичами надсмотрщиков. В этот момент один из рабов упал. Бантаг шагнул вперед и одной рукой поднял человека за горло. Все остальные продолжали двигаться вперед, таща на своих спинах шпалу и отводя глаза от этого ужаса. Надсмотрщик потряс человека несколько раз, но у того уже не было сил ответить ему. С пугающей легкостью бантаг свернул несчастному шею и отбросил его тело в сторону.

Ганс замедлил бег своего коня, наблюдая за этой сценой. За последний год он сотни раз видел подобные зрелища, но так и не смог к ним привыкнуть. В нем вскипел гнев. Он поймал на себе оценивающий взгляд Гаарка.

— Ты хочешь, чтобы я помогал вот этому? — взорвался Ганс. — Не дождешься, гад!

Гаарк пришпорил лошадь, но Ганс остался стоять на месте. Кар-карт навел на него винтовку.

— Стреляй, и покончим на этом!

— А как же твоя подруга?

Ганс молча смотрел на врага. «Все равно мы все уже приговорены. Незачем обманывать себя».

— Поехали. Выслушай меня, а потом решишь, как поступить.

Гаарк поскакал вперед. Ганс бросил взгляд на тело убитого чина и увидел, что надсмотрщик уставился прямо на него. Конец кнута бантага лежал на трупе и шевелился, словно был живым. Тамира… В сердце Ганса бушевала схватка, в нем сражались любовь к ней и чувство горечи оттого, что из-за нее его жизнь и его решения теперь уже не зависели целиком от него самого.

Он пришпорил своего битюга и, осыпая надсмотрщика самыми грубыми английскими ругательствами, поскакал вслед за Гаарком. На вершине следующего холма кар-карт остановился. Под ними был лагерь огромного бантагского войска. Солнце коснулось своим краем горизонта, и все окрасилось в багрянец. Ветер донес до них песни сказителей, и по спине Ганса пробежал холодок. Насколько видел глаз, вся степь была заполнена бантагами, вздымавшими к небу свои мечи, чтобы уловить последний отблеск уходящего дня. Гаарк, как и подобало воину его ранга, остался сидеть в седле и вместо меча вскинул вверх винтовку. Из его горла вырвалось воинственное улюлюканье, смешавшееся с ревом толпы внизу.

Когда солнце скрылось за горизонтом, все повернулись на восток, приветствуя серебряные проблески первой луны. Вскоре на небе появилась и вторая луна, на пядь справа от первой. Войско снова разразилось дикими воплями, странно сочетавшимися со свистками паровозов и пушечными выстрелами.

— Сегодня ночь Праздника Луны, — сказал Гаарк Гансу. — Ты в курсе? Назвать тебе имена пленников, которых я выменял у мерков?

— Нет, не надо, — ответил Ганс, предчувствуя, что будет дальше.

— Пятьдесят с лишним русских из твоей армии, взятых в плен в битве при Испании и в стычках при последующем отступлений мерков. А также четыре с лишним тысячи карфагенян. И, — Гаарк сделал многозначительную паузу, — твоя, как ты выразился, жена.

Ганс не сводил с кар-карта горящих глаз.