Боевой гимн - Уильям Форстен

Не обращая внимания на брюзжание Эмила, Пэт с хрустом сжал ладонь Ганса.

— С возвращением, старик. Елки зеленые, нас ждет еще одна война!

После Пэта наступила очередь Эмила обменяться с Гансом рукопожатием.

— Мы потом еще побеседуем, — произнес доктор и вместе с ирландцем направился к выходу. Пэт начал рассказывать очередной анекдот про веселую женушку трактирщика, но Эндрю так и не довелось узнать, в чем его соль, потому что пошатывающаяся парочка исчезла за дверью.

— Мы тоже еще побеседуем, — тихо сказал он Гансу.

Тот кивнул, начал что-то говорить и осекся на полуслове.

— Продолжай, — попросил его Эндрю.

— Вы ничуть не изменились, — наконец промолвил Ганс. — Твердолобый ирландец с сердцем льва, Эмил, квохчущий над своими пациентами, Калин, хоть и с президентскими замашками, но, в общем, все тот же смекалистый и мудрый крестьянин. И ты, Эндрю, как всегда, несешь всю тяжесть мира на своих плечах.

Ганс поднес ко рту стакан и допил остатки водки.

— Боже мой, как часто я видел вас в своих снах. Иногда только это и удерживало меня от безумия. Я представлял себе, как снова сижу где-нибудь со всеми вами, или думал о старых временах на Земле, когда были только ты, я и старина Тридцать пятый. В моих мечтах мы разговаривали часами, делились воспоминаниями и иногда говорили друг другу то, что, к сожалению, не успели сказать раньше.

— Что, например?

Ганс слабо улыбнулся и покачал головой.

— Ты и сам знаешь.

— Значит, мы и сейчас не произнесем это вслух?

— А о чем могут говорить между собой два друга, Эндрю? Это не передать словами. Не передать. Ты не изменился, и я благодарю за это Господа.

— Зато ты изменился. Об этом ведь ты и хотел мне сказать.

— Не знаю, будет ли у меня когда-нибудь свой дом? — вздохнул Ганс. — Нет. После того, что я видел, после всех этих смертей…

— Мы пойдем туда, — перебил его Эндрю. — Мы пойдем и покончим с этим кошмаром. Если бы ты не вернулся из этого ада и не рассказал бы нам о том, что там творится, мы бы, возможно, никогда не решились на это. Это информация, которая была нам нужна. Но еще больше нам был нужен ты.

— Я? А что от меня теперь осталось?

— Ты только что сказал, что у тебя нет дома, — усмехнулся Эндрю. — Но он у тебя есть. Он наверху, где тебя ждут. В конце концов, все, что мы делаем, мы делаем для них.

Он положил руку Гансу на плечо, и они вместе вышли из комнаты.

Дойдя до лестницы, Эндрю остановился, вновь собираясь сказать Гансу о самом главном, но опять не нашел подходящих слов.

Ганс улыбнулся и протянул ему плитку табака.

— Угощайся.

Эндрю отломил кусок плитки, и Ганс спрятал ее обратно в карман.

— Это память о враге и о друге, — произнес Ганс. — Пожалуй, я сохраню эти остатки.

— Спокойной ночи, Ганс.

— Сынок, я горжусь тобой, — отозвался старый сержант.

Они неловко обнялись, и Эндрю вышел в теплую летнюю ночь, ответив на приветствие двух стоявших у входа часовых.

— Как он?

Эндрю с удивлением увидел, что на улице его ожидает Кэтлин.

— Тебе надо было к нам присоединиться.

— Нет, я понимала, что вы захотите посидеть в чисто мужской компании с выпивкой и солдатскими разговорами.

Он обнял ее за талию, и они вместе спустились вниз по ступенькам.

— Как там наши дети?

— Пришли Винсент с Таней, так что сегодня у нас большой детский день. Готорны приглядят за детьми. Я подумала, что мы с тобой можем погулять под звездами. Мы уже давно этого не делали.

Несколько минут они молча шли через большую площадь, встречая по дороге немногочисленных гуляк, до сих пор отмечавших счастливое возвращение Ганса.

— У него болит душа, — наконец произнес Эндрю. — Его преследуют призраки умерших. Григорий, Алексей, все те люди, которых ему пришлось оставить. Боже, какой выбор ему пришлось сделать!

— Ты поступил бы так же.

— Если бы от этого зависела ваша жизнь, твоя и детей, то да.

— Ты бы все равно это сделал. Пока человек живет, пока он помнит и может говорить, орда не победит его. Вот почему Ганс должен был вернуться.

Эндрю кивнул и поднял глаза на луну, думая о том, как прекрасно, но вместе с тем и скоротечно это мгновение.

— Я люблю тебя, — прошептал он. — Всегда любил и всегда буду любить.

Притянув Кэтлин к себе, он поцеловал ее в губы, и она хихикнула.

— Ганс, вернувшись, опять взялся травить тебя табаком?

Эндрю расхохотался, крепко обнял жену, и они рука об руку медленно пошли домой.

Высоко над ним ярко сияла луна, ее спутница несколько минут назад поднялась над горизонтом на востоке. Всадник рассеянно сунул руку в карман, вытащил плитку табака и начал жевать.

«Это всегда будет напоминать мне о тебе, старый ублюдок», — подумал он. В лагере внизу раздался человеческий вопль — скорее всего, это был какой-нибудь слуга, допустивший небольшую оплошность. По тому, как оборвался его крик, всадник понял, что этот человек больше никогда не совершит ошибки.

«Значит, вот оно, началось, — подумал он. — Раньше, чем я планировал, но мы все равно выиграем. Я много от тебя узнал, я понял, как вы думаете и чего ждать от вашего Эндрю; это были полезные уроки. Но самое главное — я знаю, как тебя победить. Ты доставил мне немало хлопот, Ганс. Но одно обстоятельство пошло мне на пользу: все наконец увидели вашу истинную силу. Как яростны вы в бою, как решительно настроены унизить и уничтожить нас. Мне удалось избавиться еще от нескольких командиров уменов, обвинив их в ошибках, которые они никогда не совершали, и скоро вся орда будет жаждать отомстить вам и смыть с себя пятно позора. В этом теперь наша цель. Раньше это была война тугар, мерков. Но теперь задета наша честь, и уже наши предки на небесах презрительно качают головами и осыпают нас ядовитыми упреками. Поэтому никто не сможет нас остановить, когда мы нанесем удар».

Он молча сидел в седле. Темная долина внизу озарялась искрами, вырывавшимися из здания фабрики, на которой уже трудились новые рабочие бригады, словно и не было никакого восстания и побега. В конце концов, простой в работе длился всего несколько дней, а теперь снова польется расплавленное железо, будут изготовлены новые пушки, спущены на воду корабли и созданы улучшенные образцы дирижаблей — все для достижения одной-единственной цели.

Пришпорив своего коня, кар-карт Гаарк Спаситель поскакал вниз по склону холма.

Войдя на цыпочках в свою комнату, он увидел, что его жена уже спит; на ее залитой лунным светом обнаженной груди посапывал младенец Эндрю. Ганс быстро разделся и скользнул под одеяло. Тамира пошевелилась во сне, улыбнулась, провела ладонью по его щеке и снова замерла.

Ганс заключил их обоих в свои объятия.

— Мы дома, — одними губами прошептал он.

Ганс Шудер медленно погружался в сон, и ему снился далекий цветущий луг, спускавшийся к прозрачному синему озеру. На лице спящего человека расцвела счастливая улыбка.

Примечания

1

Шекспир. Генрих V. Акт IV, сцена 3. Пер. Е. Бируковой.

2

Шекспир. Генрих V. Акт IV, сцена 3. Пер. Е. Бируковой.