Ленин. Человек — мыслитель — революционер - Воспоминания и суждения современников

Если вы сопоставите Ильича с крупнейшими революционными вождями, которых мы до сих пор знали, то придется объективно признать, что из этих трех революционных поколений вождей Ленин — самый большой. Это для меня исторический объективный факт, а вовсе не какая-нибудь некрологическая фраза. Я глубочайшим образом убежден, что когда через 200 лет будут расценивать, то будут расценивать в таком порядке: на первом месте Ленин, на втором Кромвель и на третьем Робеспьер. Мы можем гордиться, что мы были современниками и сотрудниками величайшего революционного вождя нового времени, вообще величайшего вождя, которого мир знает реально, ибо, повторяю, античных, древних вождей мы не знаем и никогда не узнаем.

Под знаменем марксизма. 1924. № 3

Е. А. ПРЕОБРАЖЕНСКИЙ

ЛЕНИН, ПАРТИЯ, РАБОЧИЙ КЛАСС

Теория исторического материализма, в результате ее применения к конкретным историческим исследованиям, прежде всего повлекла за собой ниспровержение мифов о героях, которых Майн Риды историографии, начиная с занятных и кончая бездарными и глупыми типа Иловайского, превратили в демиургов исторического процесса. Начиная анализ всех коренных изменений в общественно-исторической жизни с изучения состояния производительных сил и изменений в экономической структуре общества, марксизм тем самым делает демиургом истории массу, коллектив, миллионы, а не единицы. Но это перемещение центра тяжести на массу не освобождает нас от необходимости изучать роль выдающихся людей в историческом процессе: наоборот, только теория исторического материализма делает возможным заменить здесь простое библиографическое описание научно социологическим анализом, чрезвычайно плодотворным для понимания всего процесса в целом. И чем глубже будет сделан анализ, тем с более ощутительной ясностью предстанет перед нами динамика каждого великого массового процесса исторического значения, тем более бесспорным будет звучать утверждение, что не великие массовые движения зависят в своем развитии и ходе от руководящих ими гениальных людей, а гениальность этих людей зависит от величины и глубины массовых движений. Гениальность вождя масс есть функция массового движения, это есть само массовое движение в одной из его сторон, в одном из его проявлений. Лишь при такой постановке вопроса делается ненужным и скучным занятие по арифметическому вымериванию индивидуальной роли выдающейся личности в истории, смешными кажутся опасения насчет того, что эту роль можно преувеличить за счет массового движения и стихийных процессов.

В этой заметке я хотел бы остановиться на той совершенно исключительной роли, которую играл Ленин в жизни нашей партии, а в последние годы и среди пролетариата и трудящихся масс вообще, как известный организующий и руководящий центр. С этой стороны исследование Ленина, как социологического феномена, представляет глубочайший интерес. Вопрос об отношении Ленина к партии и пролетариату непосредственно переходит в вопрос о внутренней организационной структуре всего инструмента диктатуры пролетариата в нашей стране за шесть лет революции. При этом я понимаю организационную структуру, разумеется, не в техническом, а в широко социологическом смысле слова-

Для нас представляет наибольший интерес социологическая проблема Ленина с 1917 года, т. е. с того времени, когда он быстро начал приобретать функцию не только вождя партии пролетариата, но и вождя трудящихся масс вообще. Однако для освещения этой проблемы надо посмотреть и на то, что было раньше. Это тем более необходимо, что молодые члены нашей партии совершенно неправильно представляют себе роль Ленина в прошлом нашей партии. Им кажется, что Ленин всегда был тем, чем они его знают за последние годы… Они не знают, как постепенно приобретал Ленин в партии ту исключительную роль, которая характерна для последних 6 лет революции.

Я оставляю в стороне период до II съезда 1903 года, когда Ленин был лишь самым деятельным и самым последовательным из искровцев. Он не имел тогда за собой оформленной фракции, как она стала слагаться, начиная с раскола 1903 года. Наиболее интересным для понимания будущего является из этого периода вышедшая в 1902 году его брошюра «Что делать?», в которой дан набросок организационной структуры большевистской партии, структуры, отвечавшей прежде всего условиям подпольного существования партии, но вместе с тем заключавшей в себе много характерного для большевизма вообще- Лишь после раскола Ленин делается главным лидером фракции большевиков или большевистов, как мы первое время тогда назывались, но отнюдь не лидером такого авторитета и значения, каким мы его видим после. В это время общепризнанным теоретическим вождем всей партии, в том числе и большевистской фракции, считался Плеханов. Лишь очень демногие пз наиболее ответственных большевиков имели дерзость развенчать (не публично, а внутренне, для себя только) Плеханова из вождей и начали практическим вождем партии, в лице нашей фракции, считать Ленина. В этот период вокруг Ленина постепенно начало группироваться ядро большевиков-революционеров, которое начало проводить в России на практической работе ту форму организации партии, которую отстаивал Ленин в «Что делать?», в своих выступлениях против меньшевиков да II съезде партии, в своей брошюре «Шаг вперед, два шага назад», а также в отдельных статьях. Когда к организационным разногласиям с меньшевиками присоединились в конце 1904 года («земская кампания») и в 1905 году тактические разногласия, большевистская фракция оформилась не только организационно, но и идейно. Однако и после того, как Плеханов дискредитировал себя своей оппортунистической оценкой Московского восстания («не надо было браться за оружие»), а также защитой лозунга поддержки ответственного кадетского министерства, руководящая роль Ленина в большевистской фракции весьма усилилась, но не сделалась еще доминирующей, как в последующее время. Достаточно вспомнить в этом отношении те настроения, которые были тогда в наших российских большевистских организациях. В конце 1905 года и в начале 1906-го наметилась очень сильная тяга к объединению с меньшевиками, под влиянием революции и полевения меньшевиков. (Стокгольмский съезд был назван «объединительным» не только потому, что меньшевики не признавали полномочным нашего III съезда в 1905 году; этот дипломатический выход характеризовал общее настроение наших организаций.) В наших большевистских российских организациях авторитет Ленина был велик, но никогда никому в голову не пришло бы рассматривать каждую его статью, каждое предложение, как мнение всей фракции, как нечто такое, о чем нет смысла дискутировать. И это несмотря на то, что борьба с меньшевиками заставляла большевиков всемерно тушить все свои разногласия внутри, чтобы выступать против другой фракции единым фронтом.

Все у нас знают, какое огромное влияние имел всегда Ленин на всех, кто имел возможность лично его слышать, с ним говорить. Из наших российских организаций лишь питерская имела в период первой революции возможность видеть и слышать Ленина *. Все остальные организации знали о нем лишь по его статьям и книжкам и по рассказам лично его видевших. Зато те, кто лично соприкасался с ним, относились к нему как-то совершенно особенно в сравнении с теми, кто его лично не знал. Они видели в нем несравненно больше того, что можно было прочесть в его литературных произведениях. Я знаю одного старого марксиста, члена комитета, который поехал в 1905 году на наш III съезд меньшевистски настроенным, а вернулся убежденным большевиком, к ужасу меньшевистской части организации. Однако и в среде своих близких единомышленников по партии Ленин в тот период был только первым, но не был еще тем одиноким великаном, с совершенно исключительным авторитетом среди масс, каким его сделали две последние революции. Ему приходилось очень часто, очень долго и очень терпеливо убеждать своих ближайших товарищей в своей правоте перед принятием того или иного формального решения. Не раз приходилось ему оставаться в своей собственной фракции не только в меньшинстве, но и — были случаи — в одиночестве, хотя, впрочем, очень ненадолго. Об этом расскажет нам картинно со временем тот историк или те историки нашей партии, появление которых мы так безуспешно ждем целые годы. Если бы Ленину удалось работать в России в 1905–1907 годах в наших главных партийных центрах, если бы он не был отделен от массы большевиков, и прежде всего рабочих-большевиков, полицейскими преградами, он уже в первую революцию установил бы гораздо более тесную внутреннюю связь с рабочими, чем это было на самом деле, когда ему приходилось руководить партией через «посредников». Тем более трагичным было положение этого «капитана большого плавания», когда ему приходилось сколачивать в 1908–1911 годах разгромленную партию, находясь в эмиграции, вносить бодрость в расстроенные ряды, посылать отдельных работников в Россию, радоваться каждой новой группе партии, возникающей здесь или там, поддерживать переписку даже с отдельными своими сторонниками, инструктировать и т. д. Что знали тогда рабочие массы о своем классовом вожде, что знали они тогда о Ленине?