Власть и наука - Валерий Сойфер

В 1931--1932 годах в СССР была арестована, заключена в тюрьмы и лагеря, выслана на окраины -- на Север (в Коми АССР), в Среднюю Азию, в Сибирь -- большая группа видных агрономов, агрохимиков, учеников Д.Н.Прянишникова, среди которых был такой выдающийся специалист, друг Прянишникова, Шалва Рожденович Цинцадзе и другие.

Первые оговоры Вавилова жертвами сталинского террора

До 1930 года у Вавилова могло еще сохраняться убеждение, что массовые репрессии в стране, развязанные Лениным и Сталиным, далеки от него лично. Как было сказано выше, Вавилов и Тулайков публично и на самых авторитетных партийных форумах объявили о своем полном согласии с положительной ролью коллективизации и заявили, что она открывает блестящие возможности для расширения агрономических исследований. По их словам, наука обеспечит прочную поддержку этому социальному эксперименту. Такое отношение к коллективизации, казалось бы, создало для них лучшую защиту от преследования чекистами. Возможно этим объясняется тот факт, что вплоть до начала 1935 года Вавилову -- выходцу из среды миллионеров, отец которого в свое время эмигрировал из советской России, удавалось оставаться на верхах и процветать в СССР.

Однако это благополучие было только на поверхности. В недрах ОГПУ уже набирал силу другой процесс: чекисты собирали против академика разнообразные обвинения. Нет ничего удивительного в том, что после первых же арестов те, кого причислили к руководителям "Трудовой Крестьянской Партии", стали оговаривать Вавилова. Слишком яркой была его фигура, слишком он был на виду и так легко было этим людям обвинить во всех грехах тяжких человека, про которого все знали, что он -- сын миллионера.

В одном из сверхсекретных "меморандумов" НКВД, отправленных лично Сталину в 1940 году, чекисты признавались, что вплоть до 1924 -- 1925 годов Вавилов не попал в их "детальную разработку". В эти годы группа Н.И.Вавилова пострадала мало: лишь "...2 -- 3 незначительных ареста из общего количества 600 сотрудников в Ленинграде", -- сообщали чекисты в меморандуме (24).

Постепенно их интерес к личности Вавилова возрос, им стало ясно, что можно заработать одобрение Сталина, если "раскрутить Дело Вавилова", что и начало воплощаться в жизнь. Во время ознакомления с "Делом Вавилова" в 1950-е годы Поповский обнаружил, что первые обвинения во вредительстве и шпионаже прозвучали от арестованного профессора И.В.Якушкина в 1930 году. Позже аналогичные лживые обвинения были сделаны Колем. Однако поскольку они стали платными агентами НКВД, их фамилии из большинства последующих документов НКВД были изъяты. Своих агентов эта система не выдавала. Вместо этого чекисты ссылались (см. /25/) на показания против Вавилова, прозвучавшие из уст не Якушкина и Коля, а якобы Г.Г.Дибольда, арестованного по "Делу Трудовой Крестьянской Партии" в 1930 году и обвиненного в том, что он был руководителем украинского отделения этой "контрреволюционной организации". Во время допроса в марте 1930 года Дибольд показал, что самые близкие к Вавилову сотрудники -- враги советского государства (26). Хотя Дибольд не назвал имя Вавилова впрямую, он заявил, что Писарев, Таланов, Кулешов, Чинго-Чингас, Букасов, иными словами, ядро вавиловского института "...определенно оппозиционно настроены как в отношении целевых установок Октября, так и в отношении Соввласти" (27).

Следующий сигнал был получен от "группы специалистов" союзного и республиканского Наркомземов, Президиума ВАСХНИЛ, НИИ по хлопководству в новых районах и Всесоюзного института растениеводства, обвиненных в 1930 году в саботаже усилий партии по расширению посевов хлопчатника в СССР (28). Те, кто руководили сельским хозяйством в стране, хорошо знали, что за решением этой проблемы следил лично Сталин. Это знал, разумеется, и Вавилов, который вряд ли случайно на пару с Лысенко проехал по нескольким районам Закавказья, осматривая новые поля, отведенные под хлопчатник, давая рекомендации по лучшему их размещению.

Вавилов в течение многих лет поддерживал тесные научные связи с одним из крупнейших специалистов по этой культуре Гавриилом Семеновичем Зайцевым, часто переписывался с ним, дружил с его семьей (29). Зайцев был в числе организаторов Туркестанской сельскохозяйственной опытной станции в Ташкенте, его научные работы были известны ученым во всем мире и были опубликованы во многих зарубежных изданиях. Как уже было сказано в главе I, Зайцев неожиданно скончался на пути в Ленинград на съезд по генетике в январе 1929 года. Поэтому нельзя не поражаться слабой информированности чекистов, которые в 1932 году в "Директивном письме" в верха писали о "вредительстве" Вавилова, утверждая, что последний продолжает поддерживать связи с вредителями по хлопководству, такими как Зайцев и Юферов, и что они совместно "консолидируют свои усилия ...в сопротивлении... форсированному развитию хлопководства в новых районах" (30).

Наткнувшись на имя Вавилова в донесениях "борцов за хлопок", чекисты "вспомнили" о показаниях против вавиловской школы, сделанных на Украине Дибольдом, и теперь обратили пристальное внимание на ВИР, квалифицируя этот институт как "осиное гнездо врагов советских властей" (31).

25 января 1931 года Сократ Константинович Чаянов -- один из главных обвиняемых по "Делу ТКП" показал на допросе в ОГПУ, что Вавилов, Писарев и Зайцев препятствовали "прохождению вопроса с новыми районами культуры хлопчатника... в 1925 и 1926 г." (32).

Несомненно практика физического давления на подсудимых и вообще зверское обращение с ними стали главным фактором в появлении ложных поклепов. Нельзя исключить и того, что в зарождении оговоров именно Вавилова могла сыграть роль зависть к его организационным, научным и общественным успехам.

Казалось бы, на организационном уровне было трудно к чему-то прицепиться: Вавилов -- прирожденный талант в сфере управления, он помнит и знает тысячи людей, покоряет их своими знаниями, памятью о том, что каждый из этих тысяч специалистов делает. При жизни о Вавилове шла слава, что, приезжая на каждую из сотен станций, опорных баз и институтов и встречаясь с сотрудниками, которых и видел-то может быть пару раз в жизни, он тем не менее отлично помнил их имена и отчества, направление их работы, свои прежние беседы с ними и завоевывал уважение, которого не удостаивался никто из коллег. Но у всякой медали есть оборотная сторона -- тем, кто оказывался в стороне и был этим обижен, эти личностные качества Вавилова могли быть неприятны.

Благодаря исключительным организационным талантам и счастливо складывавшейся судьбе Вавилову повезло встретить Горбунова и уговорить его стать председателем Ученого Совета своего института. Горбунов еще сохранял ореол ближайшего к Ленину сотрудника, к тому же он занимал один из важнейших бюрократических постов в коммунистическом государстве, пост управделами СНК СССР, то есть руководителя канцелярии председателя Правительства. Подружившись с Горбуновым, Вавилов раздобыл "золотой ключик" и мог спокойно им открывать заветную дверцу, ведущую к сейфам советской империи, наращивать бюджет своих институтов, создавать массу других институтов, забирать в свои руки столько власти, "сколько можно было забрать". У других такого доступа к средствам не было, славы не было, роста не было, как не было и многого другого, и это не прибавляло любви к счастливчику Вавилову.

На поприще научном Вавилов также добился многого: он был не только образован, много знал, читал, он много писал сам, был знаком с крупными учеными и держался с ними не так как Лысенко -- издали и с опаской, -- а на равных, спокойно и уверенно. Всем было известно, что за ним стоит высокая наука -- закон гомологических рядов наследственной изменчивости, пионерские работы по иммунитету у растений, теория происхождения культурных растений и лично обнаруженные в экспедициях по всему свету центры происхождения культурных растений. За ним тома сочинений, не каких-то жалких публицистических статеечек из собственного смешного до нелепости журнала "Яровизация", а серьезных трудов, изданных в разных странах.

Не удивительно, что разрастание авторитета Вавилова вызывало зависть и плохо скрываемую злобу немалого числа руководящего люда. Завистливые неудачники могли искать повод свести по сути мелкотравчатые счеты с баловнем судьбы. Оказавшись за решеткой, многие из них поступились совестью и стали возводить поклеп на "счастливца Вавилова", обвинять его в действиях, которые он никогда не совершал, каких у него никогда не было и в помыслах.

А как иначе можно было свести с ним счеты? Тем, кто оставался на свободе, но не любил или опасался его, представлялось доступным самое легкое в условиях тех лет орудие борьбы с этим гигантом с бархатным голосом -- злобное шипение в кулуарах и ложь в подметных письмах в Органы или в клеветнических посланиях Вождю Всех Времен и Народов -- Сталину (у нас еще будет возможность продемонстрировать это на примере доносов на Вавилова академика ВАСХНИЛ Бондаренко, с которым у Николая Ивановича сложились взаимно неприязненные отношения).