Человек из очереди - Джозефина Тэй

— Хорошо, — рассуждал он, — если все же предположить, что убийство произошло не в результате ссоры, а выполнено по чьему-то заказу, то кто мог быть его исполнителем? Разумеется, ни один из тех, кто стоял рядом. Но никто из посторонних не приближался непосредственно к очереди, никто — за исключением швейцара, полисмена и Ламонта.

А может, все-таки был еще кто-нибудь, успевший уйти незамеченным? Ведь ушел же Ламонт, и Рауль Легар тоже ушел, не привлекая к себе внимания. Первому это удалось потому, что всех занимала мысль о том, как бы попасть в театр, второму — оттого, что всех захватило свершившееся убийство. Возможно ли, что был еще кто-то третий среди ушедших? Он припомнил, как безразличны к окружающему оказались все опрошенные ими свидетели. Ни один из них не был в состоянии указать с точностью, кто стоял непосредственно перед ним или за ним, — за исключением Рауля Легара, но он — иностранец, английская толпа все еще представляла для него своего рода любопытное зрелище. Для остальных это сборище было делом обычным и никакого интереса не вызывало. Как истые лондонцы, они были заняты каждый своими мыслями, — театральные завсегдатаи, и не более того. Итак, возможность, что кто-то еще исчез незамеченным, все-таки существовала. А если так, каковы шансы обнаружить его теперь, по прошествии стольких дней? Где искать след?

«А брошь? — шепнуло его второе «я». — Брошь!»

В пятницу Ламонта снова привезли в отделение полиции на Гоубридж, и его адвокат, как и предвидел Грант, заявил протест по поводу законности показаний, взятых у больного Ламонта в поезде. Грант думал, что протест будет носить чисто формальный характер, но было видно, что адвокат делает это по искреннему убеждению. Инспектору стало ясно также, что сторона обвинения намерена всерьез использовать признание Ламонта, будто бы он был зол на приятеля за решение уехать. Председательствующий судья объявил, что он не усматривает в действиях полиции ничего противозаконного. В свою очередь адвокат заявил, что физическое и моральное состояние его подзащитного не давало права полиции добиваться у него столь важных для дела показаний. Он только что перенес сильнейшее сотрясение мозга. При его самочувствии он не мог… Многословная, назойливая словесная перепалка длилась до бесконечности, между тем как два наиболее заинтересованных лица — Ламонт и Грант — с тоской ждали, когда она наконец прекратится и один сможет возвратиться обратно в камеру, а другой — к своей текущей работе и неотступным мыслям о брошке.

В переполненном на этот раз зале присутствовала и мисс Динмонт. Она смотрела на инспектора почти ласково, что немало его удивило. Казалось, встреча с тетушкой произвела на нее, как это ни неожиданно, смягчающий эффект. Вспоминая миссис Эверет, инспектор не мог найти этому разумного объяснения. Только на обратном пути к Ярду он наконец догадался: уверенность тетки в том, что Ламонт не виноват, вопреки всякой логике вселила в сердце девушки надежду. Свет этой надежды и придал ее лицу нежное, почти восторженное выражение. Грант выругался про себя: надеяться на оправдательный приговор она могла сколько угодно, но что с ней станется, когда его приговорят?!

Пропади она пропадом, эта жемчужная брошка! О чем она хочет рассказать? Кто еще мог подойти к очереди? Он порывисто вошел в кабинет в уставился в окно. Надо подавать в отставку. Не годится он для этой работы. Видит сложности там, где для других все ясно. Это ли не доказательство его непригодности?! Можно себе представить, как потешается над ним Баркер. Ну и пусть себе потешается! У Баркера воображения — как у булыжника на мостовой. Зато у него, у Гранта, его больше, чем полагается иметь для работы в полиции. Да, пора подавать в отставку. Два человека, во всяком случае, будут признательны ему за такое решение — те два, которым не терпится занять его место. А об этом деле он больше думать не собирается.

Уже придя к такому выводу, Грант все же пошел к столу, чтобы снова достать брошь, но тут вошел Баркер.

— Слышал, они там подняли шум вокруг показаний, — проговорил шеф.

— Да, так оно и было.

— Зачем только они этим занимаются?

— Не знаю. Наверное, из принципа. К тому же они, кажется, усматривают, что мы могли что-то из сказанного им неверно истолковать.

— Ладно, пускай покувыркаются, — заметил Баркер. — Им все равно от улик никуда не деться. С показаниями или без них — все равно они у нас спекутся. Все еще ломаете себе голову над этим делом?

— Нет. Уже бросил. С этих пор буду руководствоваться лишь тем, что знаю, а не тем, что кажется.

— Вот и прекрасно! Держите в узде свое воображение, Грант, и когда-нибудь вы сделаетесь великим человеком. Гениальная догадка хороша один раз в пять лет. Положите себе такой временной промежуток — и тогда эта способность принесет вам успех, — закончил Баркер, с добродушной усмешкой глядя на своего подчиненного.

— К вам дама, сэр, — объявил, появляясь в дверях, констебль.

— Кто она?

— Не пожелала себя назвать, но утверждает, что дело важное.

— Ладно. Проводите сюда.

Баркер хотел было уйти, но потом, видимо, передумал. В молчании они ожидали прихода посетительницы: Баркер — по одну сторону стола, Грант — по другую. Его рука лежала на ручке ящика, где покоилась брошь. Дверь отворилась, и констебль пропустил вперед женщину, снова, как того требовали правила, повторив: «К вам дама, сэр».

Это была толстуха из очереди.

— Добрый день, миссис… Виллис, — проговорил инспектор, с трудом припомнив ее фамилию. Последний раз он видел ее на предварительном слушании. — Чем могу быть полезен?

— Добрый день, инспектор. Я пришла, потому как дело зашло слишком уж далеко, — произнесла она с неистребимым выговором кокни. — Берта Соррела убила я и не желаю, чтоб из-за меня кто-то там страдал понапрасну.

— Вы… что? — воскликнул Грант и запнулся, остолбенело глядя на ее пухлое, блестящее лицо с глазками-бусинами, на тесное пальто из черного шелка и черную шелковую накидку, прикрывавшую голову.

Баркер поднял глаза на Гранта и, увидев, что тот в полной растерянности, — видно, бедняге и вправду надо отдохнуть, — взял ситуацию в свои руки.

— Присядьте, миссис… э… Виллис, — сказал он ласково. — Вы, наверное, слишком много думали про это убийство, — продолжал он, беря стул и заботливо усаживая женщину с таким участливым видом, словно успокаивал девицу, которую бросил любовник. — Не следует подолгу думать о таких мрачных делах, как убийство. Почему вам пришло в голову, будто это вы убили Соррела?

— Что значит — почему пришло в голову? — запальчиво воскликнула она. — Я это не придумала, я это сама сделала. И очень здорово у меня все вышло.

— Ладно, ладно, — полушутя, полусерьезно сказал Баркер. — Тогда откуда же нам знать, что это сделали именно вы?

— Как откуда? — возмутилась она. — Что вы такое несете? До сегодня не знали, так сейчас я вам это сказала, и теперь вы знаете.

— Мало ли, что вы нам сказали! А почему мы должны вам верить?

— Так вы мне не верите? — закричала женщина. — Слыхано ли, чтобы приходил человек и сам признавался в убийстве?

— И слыхано, и видано, — заверил ее Баркер.

Она изумленно замолчала; ее блестящие, невыразительные глазки перебегали с одного лица на другое. Баркер, иронически вздернув бровь, покосился на Гранта, но тот не обратил на это никакого внимания. Словно очнувшись от столбняка, он вдруг поднялся из-за стола и подошел к женщине.

— Снимите-ка на минутку перчатки, миссис Виллис, — произнес он.

— Ну вот: это уже похоже на дело, — сказала она, выполняя его просьбу. — Я знаю, что вы ищете, только он уже почти прошел.

И она вытянула вперед левую руку. Сбоку на указательном пальце огрубевшей от работы руки был зарубцевавшийся, но достаточно заметный след от рваной ранки. Грант шумно вздохнул. Подошел Баркер и тоже стал рассматривать шрам.

— Но скажите, миссис Виллис, — спросил он, — зачем вам понадобилось убивать Соррела?

— Не ваше дело. Я убила его, и этого довольно.

— Боюсь, что этого не довольно. Шрам у вас на пальце еще не доказывает, что вы причастны к смерти Соррела.

— Но говорю же вам: я его порешила. Почему вы мне не верите? Убила маленьким ножом, который привез муж из Испании.

— Вы говорите, что убили, но у нас нет доказательств, что это так на самом деле.

Женщина с презрением взглянула на обоих.

— Послушаешь вас — и не поверишь, что вы полицейские, — изрекла она. — Если б не паренек, которого вы поймали, так я бы прямо сейчас поднялась и отправилась обратно домой. Никогда еще не встречала таких тупарей-полицейских! Что вам еще надо? Я же призналась!

— Нам много еще чего надо, — вмешался Баркер. — Скажите, например, как вы могли убить Соррела, если стояли в очереди впереди него?