Исповедь мачехи - Екатерина Сиванова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ответила мне дрожащим голосом и сразу, без пререканий согласилась на встречу в удобное для меня время.
Впервые в жизни я ничего никому не рассказала, даже мужу, от которого в таких делах у меня просто не могло быть секретов.
Мы встретились с Алей в кафе недалеко от ее офиса и школы Маши. Как раз там, где моя младшая дочь собиралась организовать свою встречу с сестрой, чтобы дать ей шанс. Я была на месте первой и, чтобы не нервничать, заказала себе чай и занялась делами на компьютере.
Аля пришла вовремя.
Да, у меня колотилось сердце, и я не один раз произносила себе первые слова, которые скажу ей при встрече, но когда я увидела эту девушку, потеряла дар речи. Ненадолго. Но все же.
В кафе пришла совершенно незнакомая мне, чужая женщина. Весьма странная одежда для рабочего дня: джинсы, заправленные в сапоги, невзрачная кофточка. Распущенные волосы, длинная челка.
И абсолютно пустые глаза. Да-да. Глаза… Вот что заставило меня онеметь. Я смотрела в них, а там было пусто. Не отражались даже лампочки, горящие в кафе.
– Привет! – первой сказала я.
– Привет, – эхом отозвалась Аля.
– Ты будешь что-нибудь? Я вот чай пью, – предложила я.
– Нет, я только что пообедала.
– Ну тогда давай сразу к делу, чтобы я тебя не задерживала.
– Давай.
– Я хотела попросить тебя, чтобы ты повторила то, что сказала в августе отцу…
– Что именно?
– Про наши с тобой отношения, то есть про твои отношения с семьей, про меня…
– Я сказала, что не считаю нужным поддерживать отношения с вашей семьей, – ясным, твердым голосом, глядя мне в глаза, сказала Аля.
– Понятно… Спасибо. Ну а характеристики, которые ты давала мне, ты можешь озвучить?
– Я не давала тебе никаких характеристик.
– То есть ты не говорила, что я все время вру, чтобы испортить твои отношения с папой, чтобы выставить тебя в негативном свете?
– Нет, я этого не говорила, и тебя мы в разговоре не касались.
– Значит, меня обманывает мой муж?
– Это вы сами разбирайтесь.
– Может быть, позвоним папе и спросим его?.. – Аля в ответ пожала плечами.
А мне вдруг стало до пронзительного звона в ушах легко. Все, во что я не хотела поверить долгие месяцы, ярким светом било мне в глаза. Пазл сложился. Чужая… И мне больше не о чем с ней говорить. Совсем не о чем. Но, наверное, память души сильней всего на свете, и я решила сделать последнее, что могла в такой ситуации сделать для этого человека.
– Знаешь, уж коль скоро я выдернула тебя с работы, то хочу, чтобы ты со мной встретилась хоть с какой-то пользой для тебя. Во-первых, теперь, когда мне стало ясно, что нас совершенно ничто не связывает, я возвращаю тебе вот это.
Я протянула Але ее детские фотографии, которые давно хранились у нас дома по ее просьбе и которые она попросила отца вернуть, когда тот объяснялся с дочерью относительно прописки. «Передай Кате, чтобы она вернула мои детские фотографии», – сказала тогда Аля своему папе. Андрей мне сразу передал просьбу, а я все никак не могла расстаться с маленьким Алиным архивом, понимая, что это повод, чтобы с ней встретиться.
– Во-вторых, я хочу рассказать тебе про то, как жила моя семья и я с того момента, как ты ушла от нас. Знаешь, Аль, мы все под Богом ходим, и совершенно неизвестно, что и как может случиться с нами в следующую минуту. Известно только то, что жить надо по совести. Так вот, если что-то в твоей жизни пойдет не так и ты станешь задавать себе вопросы: почему? за что? зачем? – вспомни этот наш разговор. Возможно, ты найдешь ответы… Давай начнем с моего сообщения тебе про то, что болеет папа.
– Какого сообщения?
– Ты помнишь, я писала тебе, что болен отец?
– Не-ет… – удивленно вскинула брови Аля.
– Ну хорошо, а то, как папа тебе звонил и спрашивал, получала ли ты это сообщение, а ты ему ответила, что не стала звонить, узнавать, что с ним случилось, потому что он не узнаёт о твоем здоровье?
– Не-ет…
– Удивительное дело… Папа так переживал из-за этого… Надо же, а ты даже не помнишь… Скажи, Аль, вот ты не хочешь с нами общаться, или, как это сама здорово формулируешь, у тебя «нет желания поддерживать отношения», так?
– Да, так, – по тому, какое впечатление произвели на мою собеседницу процитированные слова, мне показалось, что Алю просто завораживает звучание этой фразы.
– Ну хорошо. Я – понятное дело: отняла у тебя отца, лишила тебя детства и долгие годы всем вокруг врала, чтобы только выставить тебя в черном свете. – Аля слушала меня и кивала, соглашаясь. – Маша, Егор и Иван заняли твое место и вообще выродки, потому что они мои дети… Ты вправе нас всех не любить. Даже ненавидеть. Но скажи мне, а как же отец? Неужели ты встретила за свою жизнь хоть один пример папы лучше, чем у тебя?!
– Нет. Лучше нет.
– Так почему же ты с ним не общаешься? – Я готова была закричать.
– Не знаю… – безучастно ответила Аля.
– Так… Ладно. – я старалась взять себя в руки. – И здесь мне все понятно. Давай я расскажу тебе о том, как пережили твой уход Егор и Маша. – и я стала спокойно воспроизводить все события, связанные с переживаниями моих детей. Аля слушала молча, никаких эмоций на лице, никаких движений руками, которые выдавали бы ее хоть какие-то переживания. Когда мое повествование дошло до болезни Маши, Алевтина вдруг выкрикнула, сморщив свой носик:
– А ты знаешь, что Маша присылала мне сообщения угрожающего характера?!
– Что? – чуть не подавилась я чаем.
– Да-да, – торжествующе продолжала Аля, – я даже сохранила этот текст у себя в телефоне.
– Вот это номер, – рассмеялась я. – И как же тебе угрожала десятилетняя девочка?
– Она написала: «Ты еще за все ответишь. Маша». Да-да, она специально подписалась, потому что номер-то новый… Я все, все сохранила.
– И что? – продолжала смеяться я.
– Это же прямая угроза! – очень зло ответила Аля.
– Аль… – Я взяла себя в руки и перестала улыбаться. – Ты ведь когда-нибудь все-таки станешь мамой… Я очень надеюсь, что это произойдет в ближайшем обозримом будущем. Так вот, как у потенциальной мамы, как у старшей сестры десятилетней девочки, у тебя не возникла мысль, что надо перезвонить Маше и попросить о встрече, поговорить с ней, узнать, что происходит?.. – Аля молчала. – Судя по твоей реакции на сообщение младшей сестры, ты и со своим ребенком будешь общаться по принципу: «Ты мне должен, потому что я тебя родила…» Скажи, а почему ты не ответила детям, когда они написали тебе письмо летом? Они так ждали твоего ответа или звонка…
– Не знаю…
– Ну ладно. Собственно, мне все ясно. Ну, чтобы картинка была полной, я расскажу тебе о себе. – И я поведала всю свою историю расставания с Алей. – Знаешь, это так страшно, когда и ребенок твой жив-здоров, а кормить тебе его не дают, и видеть его нельзя… Молоко-то прибывает… А кормить некого… Вот такая история. – Аля молчала. – Чтобы закончить этот разговор, я расскажу тебе, чему ты меня научила и что я поняла благодаря тебе. Во-первых, я поняла, что добро делать надо, обязательно и безоговорочно, но только тогда, когда человек высказывает хоть какую-то просьбу о помощи… Ты ведь никогда ни о чем меня не просила. Я сама решала, что Але надо выучиться и получить права, переехать в Москву, прописаться, снять квартиру… Ты брала и пользовалась. Но никогда не просила. И я хочу попросить у тебя прощения за это…
– Да-да, – выразительно посмотрела на меня Аля.
– Во-вторых, – продолжала я, не обращая внимания на это «да-да», – благодаря тебе и только тебе Маша, придя когда-нибудь ко мне с разговором про то, что она полюбила мужчину, у которого есть дети от другой женщины, на вопрос, как мне себя вести с его детьми, услышит: «Никак. Мужчина твой пусть с ними общается. Но к тебе эти дети не имеют никакого отношения. Их мать – другая женщина».
Впервые за наш разговор на лице Алевтины я увидела растерянность.
– Вот так, Аля… Вот такие дела…
Все время, пока я говорила, у меня звонил то один, то другой телефон. За двадцать минут встречи с Алевтиной мне умудрились позвонить и Маша, и Егор, и Андрей, и даже мои мама с папой! Как чувствовали, что мне нужна их поддержка и любовь… Мы были вместе. Одна семья…
– Я хочу извиниться перед тобой за детей. Я не думала, что они станут так переживать. Но только за детей, – скороговоркой выпалила Аля.
– Аль, я вижу, что ты не слышишь меня… Не понимаешь… Но, может быть, когда-нибудь в твоем сознании всплывет этот наш разговор. Мне бы очень хотелось, чтобы это случилось до того, как ты станешь сама мамой… Прошу тебя: не играй с людьми, которые тебя любят. Это всегда очень плохо заканчивается. Ты пришла в нашу семью, поиграла с нами со всеми, попользовалась, а наигравшись, ушла… Страшно, что в игрушку превратились два детских сердечка…
– Ну я же извинилась, – возмущенно фыркнула Аля.
– Да не в извинениях дело… У тебя вся жизнь впереди. Все, что ты уже прожила, заново не перепишешь, понимаешь. День прожила – все, его уже не вернуть. И людей не вернуть. Никогда. Сердца, которые ты разбила, не склеить… И даже после всей боли, которую ты причинила моим детям, я прощаю тебя. И прошу: никогда больше так не делай. Своих детей, мужа, себя я сумела вылечить от тебя, а вот твой будущий ребенок… Попробуй успеть до его рождения научиться жить рядом с людьми, а не пользоваться ими. – Аля молчала. Да и мне больше не о чем с ней было разговаривать. Но я все-таки не удержалась и спросила: – Скажи, а почему ты так одета? Ты в отпуске?