Первый и Единственный - Дэн Абнетт

На одной из насыпей неподвижно лежал на боку Домор. Гаунт подобрался к нему. На затылке — рана от удара чем-то тупым и тяжелым. После всего пережитого этот удар был для него почти смертельным. Рядом лежали потухший факел и открытая медицинская сумка. Вокруг разбросаны бинты и медикаменты.

— Доктор? — позвал Гаунт.

Темные фигуры ринулись к нему со всех сторон. Чьи-то сильные руки схватили его. Отбиваясь, он заметил краем глаза цвета янтийской униформы. Внезапность нападения чуть не стоила ему жизни. Домор и разоренная аптечка предупредили его об опасности. Комиссар как следует пнул одного из нападавших. Что-то хрустнуло, хватка ослабла, и Гаунт скользнул в сторону. Серебряный росчерк танитского клинка. Короткий вскрик, а потом — гораздо более громкий, протяжный вопль. Раненый янтиец оступился и рухнул в темноту пропасти. Остальные немедленно осыпали Гаунта градом тяжелых ударов. Три пары рук. Значит, трое.

— Хватит! Эбзан, я сказал хватит! Он мой!

Патриции грубо поставили оглушенного Гаунта на ноги. Пытаясь сморгнуть пелену перед глазами, он увидел перед собой полковника Фленса. Тот стоял за спиной Дордена, держа пистолет у седого виска военврача.

— Гаунт.

— Фленс! Фесов кретин! Сейчас не время для этого!

— Напротив, комиссар-полковник, сейчас самое время. Наконец-то. Пора нам с тобой… разобраться.

Трое янтийцев подтолкнули Гаунта навстречу своему командиру.

— Если ты здесь ради сокровища, Фленс, то я тебя огорчу, — процедил сквозь зубы Гаунт. — Ты немного опоздал. Оно взлетит на воздух как раз в тот момент, когда ты доберешься до него.

— Сокровище? Сокровище, говоришь?! — Шрам на щеке Фленса искривила улыбка. — Да мне наплевать на эту дребедень! Пусть Дравер и этот уродец Хелдан возятся с ней. Клал я на их сокровище! Я сюда пришел исключительно для того, чтобы повидаться с тобой!

— Я тронут, — произнес Гаунт.

Один из янтийцев с силой ударил его по затылку.

— Хватит, Аваранч! — рявкнул полковник. — Отпусти его!

Патриции нехотя убрали руки от Гаунта и отступили. Стараясь не обращать внимания на дикое головокружение, комиссар выпрямился и посмотрел на Фленса и Дордена.

— Теперь я бы хотел решить наше дело чести, — выговорил Фленс.

На лице Гаунта появилась злая улыбка.

— Дело чести? Так ты все об этом? О вражде танитцев и янтийцев? Нет, Фленс, все-таки ты полный идиот. Ты хоть понимаешь это?

— Смеешься над старым долгом? — Фленс скривился от ярости и сильнее прижал лазерный пистолет к голове Дордена. — Хочешь, чтобы я на твоих глазах вышиб старикану мозги?

— Нет, продолжай, — пробормотал Дорден. — Пусть лучше он сразу пристрелит меня, чем я буду слушать эти бредни.

— Не притворяйся! Ты лучше других знаешь всю глубину старой раны, твоего предательства! — с ненавистью бросил янтиец.

— Дерций, — тяжело вздохнул Гаунт. — Ты про Дерция говоришь! Фес святой, неужели мы с этим еще не разобрались?! Я понимаю, янтийцам не хочется признавать, что в их список славы затесался трус. Но это уж слишком! Дерций, генерал Дерций, Император прокляни его грязную душонку, бросил моего отца и его подразделение погибать на Кентавре. Просто сбежал и бросил их. И тогда, на Хедде, это было не убийство, а полевой трибунал! У меня, как имперского комиссара, есть право судить. И я приговорил генерала Дерция к смерти за трусость!

Он бросил своих людей умирать, Фленс! Трон Терры, в Гвардии не бывало полка, в котором не попалась бы паршивая овца, заблудшая душа! Дерций — это позор для всех янтийцев, а не причина воевать со мной и моими Призраками. Из-за этой бессмысленной мести погибло столько хороших солдат — с обеих сторон! Подумаешь, мы утерли вам нос на Фортис! Подумаешь, набили вам морды на Пирите и на «Авессаломе»! Что, янтийцы настолько тупы, что не знают, где остановиться? Вы просто не понимаете, где кончается дело чести и начинается вопрос дисциплины!

Фленс нажал на курок. Сверкнула вспышка, и тело Дордена сползло на каменный пол. Охваченный яростью, Гаунт подался вперед, но ему в лицо уперся ствол лазерного пистолета.

— Да, это дело чести, — произнес Фленс. — Но без всей этой мишуры с полками. Это дело нашей с тобой личной чести.

— О чем это ты, Фленс?! — прорычал в ответ комиссар.

— Твой отец и мой. Я был сыном благородного рода Янта Норманид, я должен был унаследовать родовое поместье и крупное состояние. Но мой отец умер в бесчестии от твоей руки. Я лишился всех титулов и земель. Мне было запрещено даже носить свою фамилию. Я прорывался в свет с самого дна, простым солдатом! Доказывал, что я человек. И заработал собственное имя! Вся моя жизнь обратилась в непосильную борьбу с позором моего рода. И все это — благодаря тебе!

— Твой отец? — эхом повторил Гаунт.

— Да, мой отец, Альдо Дерций!

Осознание затопило разум Гаунта. Теперь он ясно понял, что это — единственная возможная развязка. Он бросился на Фленса.

Лазерный пистолет изрыгнул луч света, опалив грудь комиссара, но не помешав ему наброситься на янтийского полковника. Они сцепились и покатились по острым камням, вонзающимся в их тела. Фленс ударил Гаунта рукояткой пистолета, целясь в висок.

Локоть комиссара врезался в бок янтийца. Хрустнули ребра. Взревев, Фленс уперся тяжелым сапогом в живот Гаунта и перекинул его через себя. Комиссар тяжело рухнул на спину и попытался встать. Кованая подошва с силой швырнула его обратно, взметнув фонтан щебня.

Новый выпад Фленса наткнулся на выставленную ногу Гаунта. Удар мгновенно вышиб весь воздух из легких янтийца. Полковник повалился на своего противника, и его пальцы тут же сомкнулись на шее Гаунта. До слуха комиссара донеслись голоса троих Патрициев, выкрикивавших имя своего командира.

Хватка становилась все сильнее, Гаунт чувствовал близкое удушье. Крик «Фленс!» сменился родовым именем полковника, которого он так давно лишился:

— Дерций! Дерций! Дерций!

Дерций. Дядя Дерций. Фесов дядюшка Дерций!..

Прямым ударом Гаунт сбросил с себя Фленса. Изо рта янтийца брызнула кровь. Не останавливаясь, Гаунт обрушился на полковника. Три, четыре, пять точных ударов…

Опомнившись, Фленс вложил всю силу в удар. Гаунт снова беспомощно распластался на земле. Янтийский полковник вырос над ним, занося острый каменный обломок для удара.

— За отца! — взревел он.

— За моего отца! — парировал Гаунт.

Танитский нож вспорол воздух и пронзил череп Дерция. Крик Фленса захлебнулся кровью. Шатаясь, полковник отступил на шаг и опрокинулся в лужу. Брызги черной жижи.

Гаунт просто лежал среди каменного крошева, чувствуя свинцовую боль во всем теле. Остались те трое. Они…

Грянули выстрелы: старинная винтовка, лазган и шипомет. Гаунт с трудом поднял голову. Маколл, Роун, Ларкин, Каффран и Браг. В темноте остывали трупы янтийцев.

— Нам надо…. на поверхность… — прохрипел комиссар.

— Да, мы туда и идем, — бросил Роун.

Браг подобрал бесчувственного Домора. Заставив себя встать, Гаунт подошел туда, где лежал Дорден. Врач все еще дышал. Выстрел только обжег его, как и Гаунта. Темнота выпила зарядное устройство лазерного пистолета почти до дна. Комиссар поднял тело Дордена. Каффран и Маколл попытались помочь ему, но Гаунт оттолкнул их.

— У нас мало времени. Давайте выбираться.

Подземный взрыв уничтожил большую часть капища Примарис на Меназоиде Эпсилон. Пламя не утихало очень долго. Одержав победу, имперские войска покинули планету и вернулись на транспортные корабли.

Гаунт получил личное письмо от Макарота, в котором военмейстер поблагодарил его за проявленное мужество и поздравил с успешной операцией.

Скомкав листок, Гаунт просто выкинул его. Перевитый бинтами, он с трудом шагал по палубе бортового лазарета «Наварры», осматривая раненых. Домор, Дорден, Корбек, Браг, Ларкин и еще добрая сотня…

Проходя мимо койки Корбека, он услышал хриплый шепот. Комиссар подошел ближе.

— Роун сказал, вы нашли эту штуку. И взорвали. Откуда ты знал?

— Что знал, Корбек?

— Откуда знал, что делать? Тогда, на Пирите, ты сказал, что нам выпал тяжелый путь. Потом мы узнали, за чем гонимся. И все равно ты молчал. Только ты мог знать, что делать с этим «сокровищем». Так почему ты решил его взорвать?

— Потому что так было правильно, — улыбнулся Гаунт. — Ты и представить не можешь, что я там увидел, Колм. Знаешь, люди порой делают безумные вещи. Фес, будь я таким же безумцем, я бы сам попытал счастья… И если бы мне повезло… Кто знает, быть может, я стал бы военмейстером. Или каким-нибудь императором…

— Император Гаунт, надо же… Да, звучит. Только богохульством отдает, по-моему.

Комиссар вновь улыбнулся.

— Это было так странно… Сокровище цвета Вермильон, веками хранившееся на Меназоиде Эпсилон, оказалось проклято Хаосом. Это ересь, Колм. Мерзкая штука, с какой стороны ни посмотри. Но если честно, я взорвал ее не поэтому.