Лик зверя - Сергей Дмитрюк

— Как на поверхности? — поинтересовался он, лихорадочно блестя глазами.

— Признаться, я ожидал лучшего, — буркнул я. — Ну, что тут у тебя случилось?

Я остановился около пульта управления, осматривая приборы.

— Сам не понимаю, в чем дело! — пожал плечами Фехнер, подходя ко мне. — Перед отлетом все было исправно, и вдруг такое…

Я склонился к информационному дисплею бортовой ФВМ, прочитал показания приборов. Запросил ФВМ о неисправности. Тут же пришел ответ, сообщавший, что в третьем отсеке двигательной установки обнаружена поломка. Причины аварии выясняются. Я выпрямился, вздохнул.

— Что будем делать? — спросил Клим, внимательно следивший за мной.

— Пока мне ясно только одно: самим нам двигатели не починить. Придется возвращаться на Орбитальную на моем аппарате.

— А как же мой корабль?

— Оставим здесь. Ничего не поделаешь. Аппарат неисправен, и на орбиту нам его уже не вывести.

Клим задумчиво почесал в затылке.

— Да ты не волнуйся! — успокоил я его. — На Базе мы все объясним. Факт поломки ведь налицо! Они пришлют ремонтников. К тому же, не плохо было бы снарядить сюда и хорошую исследовательскую экспедицию. После всего, что мы здесь с тобой увидели, думаю, она прилетит очень скоро. Но это решать уже Совету Экономики и Совету Звездоплавания. Ладно, собирайся! Пора возвращаться, а то ребята на орбите неизвестно что о нас подумают.

Фехнер пошел в шлюзовой отсек и вернулся через минуту, неся скафандр высшей защиты. Я помог ему влезть в него, проверил герметичность. Оглядев в последний раз пульт, Клим погасил свет в посту управления, и мы вышли с ним в переходной тамбур. Когда уже люк захлопнулся за нами и погасли прожекторы корабля, в душе у меня появилось чувство невосполнимой утраты при виде покинутого и словно умершего корабля. Не оглядываясь, мы быстро пошли прочь. Вскоре достигли моего ракетоплана и, забравшись внутрь, сразу же стартовали.

Вырвавшись из плена темной атмосферы и оставив далеко позади стремительно удаляющийся серпик неприветливой планеты, наш корабль устремился к далекому Солнцу, сопровождаемый двумя другими кораблями, в которых летели наши товарищи. Где-то там, на полпути к Земле, находилась наша заветная цель — рукотворный кусочек земного мира — громадная станция, вынесенная человечеством в эти холодные глубины космоса как форпост освоения новых неизведанных миров. Она стремительно неслась в пространстве по исполинскому кругу своей орбиты, готовая принять на свой борт отважных странников, возвращающихся с далеких звезд.

В эту ночь я почти не спал. Стоило закрыть глаза, и странные тяжелые видения начинали преследовать меня. Кошмары становились невыносимыми, и я в холодном поту вскакивал с постели.

В темноте, где-то под потолком каюты, шумел вентилятор, перегоняя потоки теплого и влажного воздуха. Я покосился вправо; различил контур стола и яркое пятно умывальника у огромного темного провала иллюминатора, за которым в чернеющей пустоте острыми иглами горели бесчисленные звезды. Некоторое время я смотрел в иллюминатор, отмечая по едва заметному движению звезд движение станции, на которой я находился, пока не появилось тошнотворное чувство головокружения. Пустота за стеклом — без границ, без направлений, без верха и низа — ощутимо давила на меня. Я будто проваливался в нее, с ужасом сознавая, что падаю в никуда и что падение это будет длиться вечно, как движение звезд за стенами станции. Сознание бесконечности Вселенной подавляло меня, уничтожало мое собственное «я», делая его незначимым и ничтожным. Я попытался представить себя сливающимся с этой массой звезд и почувствовал, что время останавливается и что я сам превращаюсь в «ничто», раздавливаемый этой вселенской громадой…

Нет! Так можно лишиться рассудка. Недаром же врачи запрещают подолгу смотреть на звезды, находясь на Орбитальной. Я протянул руку и передвинул небольшой рычажок в стене — стекло иллюминатора тут же стало непроницаемым. Я сел на койке, опустил босые ноги на пол. На столе около постели стоял стакан с соком. В горле у меня пересохло, и сейчас не мешало бы прополоскать его чем-нибудь. Я пошарил рукой по столу, в темноте едва не смахнув стакан на пол. Поднес его к губам и стал с жадностью пить. Сок был слегка кисловатым на вкус, но сейчас мне было все равно.

Вдруг в тишине ночной станции я совершенно отчетливо услышал слабый, приглушенный толстыми переборками человеческий вскрик. Я встрепенулся, поставил стакан с недопитым соком на стол. Прислушался. Казалось, звук исходит из этой космической пустыни за стеклом иллюминатора. Но впечатление это было обманчивым. Сейчас я понял, что странный шум доносился из вентиляционной решетки под потолком. Быстро встав с постели, подошел к стене, где была решетка, и приложил ухо к шероховатой поверхности, покрытой защитным слоем пенопластика нежного персикового цвета.

Теперь я совершенно отчетливо различил приглушенный шум какой-то возни, исходивший с нижней палубы, затем услышал звук бьющегося стекла. Судя по всему, там происходила какая-то борьба. Вдруг я сообразил, что прямо подо мной находится каюта Джино Карручи. Тревожное предчувствие заставило меня быстро одеться и выбежать из каюты.

Я прошел влево по проходу, в сторону радиостанции, и, приблизившись к круглой камере, от которой расходились в разные стороны широкие коридоры, ведшие в другие отсеки, сел в кабину лифта. Спустившись палубой ниже, вышел в такой же коридор с рядами нумерованных дверей. Остановился около двери каюты Карручи, прислушиваясь. На этот раз за дверью было все тихо. Осторожно взявшись за ручку, я открыл дверь и заглянул внутрь. Здесь было темно и пахло какими-то химическими реактивами, чем-то едким, похожим на хлор. Я сразу вспомнил, что Карручи увлекался химией.

— Джино! — тихо позвал я, но мне никто не ответил.

Может быть, он просто спит? Здорово же будет выглядеть мой ночной визит. Что если я действительно ошибся?

Ощупью я нашел на стене выключатель и зажег в каюте свет. В кресле перед иллюминатором, спиной к входу, неподвижно сидел Карручи. Он никак не отреагировал на мое появление, поэтому я подошел ближе. Голова Джино была откинута на высокую спинку кресла, а широко раскрытые, полные ужаса глаза устремлены в глубину космоса за окном. Нижняя часть его груди зияла огромной черной дырой, проделанной лучом излучателя. Обнажившееся мясо и внутренности обуглились и кровоточили грязной сукровицей. Пальцы его рук сжаты в кулаки и побелели.

Неприятный холодок разлился в моей груди. Передо мной было мертвое тело моего товарища, обезображенное разрядом излучателя. Первой мыслью было как-то помочь ему, вызвать сюда врачей, сделать что-нибудь. Я даже кинулся к аптечке, в надежде найти там капсулы с криораствором, но потом понял бесполезность этой попытки. Я опустился на незастеленную койку, пытаясь спокойно осознать случившееся. В узком зеркале на внут ренней стенке шкафа, стоявшего у самого входа, была видна часть каюты. Там что-то двигалось. Я резко обернулся в эту сторону, но сразу же понял, что это мое собственное отражение.

Что же здесь произошло? Никаких сомнений в том, что Карручи мертв, быть не может. На первый взгляд, случившееся можно охарактеризовать, как самоубийство. В общем-то, исходя из моей теории, это только укрепляет мои подозрения насчет Карручи. Если он действительно был агентом, то вполне мог почувствовать мой интерес к себе и расценить это, как провал своей миссии… Но подобное развитие событий слишком уж явно выводит меня на резидента. Что-то здесь не так. Уж очень знакомый почерк, однажды уже виденный мною. Кто-то явно пытается сбить меня с толку!

Я поднялся с постели и прошелся по каюте, осматриваясь. Такой же, как и у меня, выпуклый иллюминатор, нацеленный на «север». С одной стороны — полки с эйдопластическими записями видовых фильмов о Земле. Между ними, вертикально по стене, развешаны репродукции старинных картин в никелированных рамках. Под иллюминатором два белых эмалированных ящика, на которых расставлены металлические штативы с колбами и пробирками. Некоторые из них опрокинуты и разбиты — следы явной борьбы.

Я подошел ближе. Красноватая, похожая на оливковое масло жидкость растеклась по крышке ящика. Кто-то задел ее рукой: я отчетливо различил смазанный след от ладони. Ну-ка, ну-ка! Это уже интересно! Я тщательно изучил валявшиеся повсюду осколки и, наконец, на одном из них обнаружил отчетливый след от большого пальца руки. Поискав в ящиках под иллюминатором, я нашел небольшой пластиковый пакет и спрятал в него осколок с отпечатком. Затем снова вернулся к мертвому телу в кресле.

Было совершенно очевидно, что меня пытались сбить с толку, выдавая смерть Карручи за самоубийство. Зачем ему было кончать счеты с жизнью таким варварским способом. Если бы он в действительности был агентом Сообщества, то, скорее всего, воспользовался бы обычным ядом. Но если выстрел из излучателя был лишь инсценировкой, то отчего на самом деле погиб Джино? Не мог же он спокойно сидеть в кресле и ждать, когда его поджарят?!