О чем рассказали мертвые - Ариана Франклин

Настоятельница была возмущена, когда из подвала выкатили бочку вина, чтобы наполнить им два ведра.

— Доктор Мансур велел мыть руки в вине, — уперлась Аделия.

— Это дорогое испанское вино! — кричала Джоанна.

— Тем лучше. Оно крепче.

Спор разгорелся в кухне. Аделии оставалось только дивиться, как монахини вообще выживают при таком питании. Помещение было темное и сырое, полное плесени. По углам копошились черви. Крысы бегали средь бела дня. Страшила боялся и только лаял на них издалека. На каменных стенах был слой жира. Столы грязные, котлы немытые. Даже ножи валялись с разводами сала или крови. Смердело все нестерпимо.

— А вы говорите, их не отравили! — сказала Аделия. — Да ваших поваров надо вешать!

Она не посмела сказать: «Вам бы голову отрубить за беспорядок в монастыре!»

— Чушь! — возразила настоятельница. — Покажите мне хоть одного человека, который умер от грязи! Зарубите себе на носу: я плачу доктору Мансуру за излечение монахинь, а не за советы, как вести дела.

— Пациенты не исцелятся, если не изменить условия, приведшие к болезни.

Аделия приказала произвести в кухне генеральную уборку — вычистить эти Авгиевы конюшни.

В ответ Матильда Гладкая прыснула:

— Я была в здешней конюшне. Настоятельница следит за ней куда лучше!

Оказалось, что монахини пили ключевую воду. Стало быть, зараза была в загаженной посуде.

Позаботившись о гигиене, дабы не появились новые жертвы грязи, Аделия приступила к спасению больных.

Настоятель Жоффре прибыл исповедовать тяжелобольных. Это был великодушный жест: с настоятельницей Джоанной у него были постоянные контры. Проявил он и мужество: обычно в случае морового поветрия иерархи не рисковали своей головой, а посылали в женский монастырь цидулку с огульным отпущением грехов умирающим.

На дворе лил дождь. Приоресса сухо поприветствовала Жоффре и исчезла. Аделия сняла с него мокрый плащ и провела сушиться в кухню, к очагу.

— Да благословит вас Бог, добрая женщина, — сказал он. — Эта Джоанна смотрит на меня волком. Наверное, боится, что я воспользуюсь ее неприятностями и отниму мощи святого Петра. Каждый судит других по себе!

Аделия была рада видеть старого знакомого.

— Как вы себя чувствуете, господин приор?

— Преотлично. — Настоятель Жоффре подмигнул ей. — Никаких проблем с жидкостями.

— Я не думаю, что здешним монахиням есть в чем исповедоваться, — сказала Аделия. — Правда, на смертном одре они мнят себя великими грешницами. К примеру, сестра Вальпурга однажды тайно отведала соуса, который везла анахоретам. Но послушать, так она хуже блудницы вавилонской и за проступок ей во веки веков гореть в аду!

Аделия, общаясь с больными, а порой и слыша их бред, уже давно убедилась в беспочвенности обвинений брата Гилберта. По крайней мере в этом монастыре сестры вели благочинную жизнь. Единственной бедой обители было нерадение настоятельницы.

— Ну, Христос простит этот соус, я не сомневаюсь, — торжественно изрек приор Жоффре.

Ко времени, когда он заканчивал исповедовать сестер на первом этаже, уже стемнело. Аделия встретила его у кельи сестры Вероники — в самом конце коридора.

Перед тем как подняться на второй этаж, он остановился передохнуть и сказал:

— Я уже соборовал сестру Оделию.

— Вы напрасно поторопились, я надеюсь поставить ее на ноги.

Жоффре сочувственно потрепал Аделию по плечу:

— Даже вы, дитя мое, не способны творить чудеса. — Он оглянулся на келью, из которой только что вышел. — Я боюсь и за сестру Веронику.

— Я тоже.

— Исповедь не облегчила душу бедняжки, — произнес настоятель Жоффре. — Это чистое дитя напридумывало грехов и считает себя жуткой грешницей. Тяжкий крест некоторых истинно набожных людей — они чересчур боятся Бога, тогда как Господь наш милостив к молящим о прощении. Для Вероники кровь Христа и по сию пору не высохла. Она, бедняжка, полагает, что в ответе и за Его страдания.

Приор пошел на второй этаж, а Аделия присела на кровать к сестре Вальпурге. Ульф называл ее сестра Толстомяса, но сейчас монахиня изрядно похудела.

— И кто ж будет приглядывать за отшельниками, когда я помру?! — причитала Вальпурга.

— Во-первых, я этого не допущу. Вы уже поправляетесь. А на время вашей болезни я попрошу настоятеля Жоффре почаще посылать своих монахов с провиантом для анахоретов. Давайте открывайте рот.

Идущие на поправку больные ели плохо, из-под палки. Но хорошее питание было единственным залогом быстрого излечения. Чтобы меньше беспокоить вымотанных уборкой Матильд и Гилту, Аделия порой сама кормила выздоравливавших сестер.

— Вальпурга, смелее. Ложку за Отца. Молодчина. За Сына. И еще ложку за Святого Духа…

Затем салернка покормила сестру Агату в соседней келье. Но после третьей ложки у той возобновилась рвота.

— Не огорчайся, — спокойно сказала Аделия, вытирая сестре рот. — Тебе к утру непременно полегчает.

Когда настоятель Жоффре завершил обход, врачевательница заставила его хорошенько вымыть руки в вине. Процедура его позабавила.

— Я всегда полагал вино внутренним лекарством, — смеялся он. — Но раз вы говорите надо — значит, надо. Вам, умница моя, грех не доверять.

У задних ворот ждал Эдрик с двумя лошадьми.

На прощание приор сказал Аделии:

— Совершенно языческое место. Может быть, архитектура виновата. Первые монахи были чистые варвары, которые только-только обратились к Христу. А может, здешнее запустение гнетет. Сестры живут, сами видите, в нечеловеческих условиях: келейки, грязь… У себя я такого не допускаю… Мне жутко оставлять вас без помощи в таком месте.

— Ничего, при мне Гилта и две Матильды, — сказала Аделия. — Это мое маленькое войско. А вместе со Страшилой мы вообще непобедимы!

— Гилта с вами? Жаль, что я упустил случай повидаться с ней. Ну раз Гилта тут — я спокоен. Эта женщина одной рукой справится со всеми чертями ада!

Он благословил Аделию и вскочил на коня.

Дождь прекратился. Но небо оставалось затянуто тучами и вопреки полнолунию было удручающе темно. Аделия постояла во дворе пару минут, слушая шум удаляющихся копыт.

Она скрыла от настоятеля, что экономка спит не в монастыре. Хотя Аделии именно по ночам было страшнее всего.

— «Совершенно языческое место», — произнесла Аделия вслух. Настоятель точно выразил ее чувство. Не потрудившись закрыть задние ворота, лекарка пошла в дом. Ее пугало не что-то снаружи, а сам монастырь, полный резных фигур волков и драконов… и варварства. Жить так недопустимо. Страшно представить, что если Вероника выздоровеет, то останется пленницей мрачного, грязного места на грядущие десятилетия.

Чуть раньше Аделия проведывала ее. Сестры относились к этой девушке с глухой враждебностью. То ли потому, что Вероника была красивее, то ли потому, что настоятельница не скрывала своего пристрастия к молоденькой монахине. Аделии даже показалось, что это было нечто большее. Возможно, даже греховная любовь, о которой невинная Вероника пока не подозревала.

Аделия застала юную монашку за молитвой. Та просила у Бога прощения за то, что никак не умирает.

— Я так ослабла, что даже умереть и выполнить Твою волю не способна…

— Не дури! — строго сказала Аделия. — Господь вполне доволен тобой и желает, чтобы ты жила дальше. Ну-ка, открывай рот и отведай крепкого бульона.

Но Вероника, как и Оделия, отказывалась есть. Чтобы девушка спокойно заснула, Аделия дала ей немного опиума.

Сейчас за спиной Аделии, со стороны леса, что-то прогремело. Она резко обернулась. У стойки открытых ворот стоял кто-то черный и страшный.

От страха лекарка тяжело сглотнула и на секунду закрыла глаза.

Когда она их открыла, темной фигуры уже не было.

Не иначе как почудилось. Игра теней.

Страшила, по своему обыкновению, делал вид, что ничего особенного не произошло.

«Как же я устала! — подумала Аделия. — Уже черт с рогами мерещится…»

Внезапно из дома раздался заполошный крик…

Те монашки, у которых были силы двигаться, обнаружили, что сестра Оделия уже не дышит. Позвали настоятельницу. С соответствующими молитвами тело сестры-лекарки завернули в саван и положили на стол в часовне.

А следующей ночью умерла и сестра Агата.

«Похоже, ее сердце просто перестало биться, — написала Аделия приору Жоффре. — Казалось, она идет на поправку. И вдруг…» О пролитых слезах врачевательница упоминать не стала.

Однако хлопотами обеих Матильд и на добротной кухне Гилты остальные монахини стали постепенно выздоравливать. Вероника и Вальпурга, самые юные, уже ходили, хотя Аделия ворчала, что им стоит как следует отлежаться и набраться сил. Их видимое здоровье до добра не довело: настоятельница тут же решила отрядить их в обычное путешествие к отшельникам.