Игрек Первый. Американский дедушка - Лев Корсунский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не волнуйся, все будет хорошо!
— Спи спокойно, дорогой товарищ! — пророкотал Иван Васильевич. — Мы тебя не забудем!
Подошла Костылева и поцеловала покойника в губы. Забывшись, Гоша ответил на ее поцелуй.
Несчастная слабо вскрикнула и снова хлопнулась в обморок, теперь уже на самого покойника. Он попытался ее поднять, но вовремя спохватился.
— Какая чувствительная Маргарита Семеновна! — с уважением заметил Иван Васильевич, приводя Костылеву в чувство.
— Лишь бы обратить на себя внимание! — прошипел недоброжелатель.
— Больше ее на похороны не будем брать.
— Вы знаете, что мне показалось? — прорыдала Костылева.
— В другой раз расскажете, Маргарита Семеновна!
Распорядитель следующей похоронной процессии озабоченно бросил:
— Закругляйтесь, товарищи!
— Всем отойти от тела! — торжественно объявил Николай.
— Нет, нет! — безутешная вдова не желала покидать любимого мужа. — Я не могу его оставить одного.
Покойник тоже не желал отпускать свою вдову, он крепко схватил ее за руку.
— Гроб заколачиваем! — грузчики подняли крышку, с намерением прихлопнуть ею любого, кто попадется.
Сослуживцы бережно обняли вдову за плечи и, несмотря на усилия покойника удержать ее, все-таки оторвали от гроба. Особенно активно хлопотал возле вдовы Иван Васильевич, он и получил от раздосадованного покойника тычок в бок.
Семен накрыл гроб крышкой. Но она сразу же поднялась. Нестойкая Костылева снова покачнулась, ее удержали.
— Кончай безобразничать! — прорычал Семен, заколачивая в гроб первый гвоздь.
— Мне страшно! — раздалось из гроба.
— Сам дуба дал! Никто тебя не убивал! — с удовольствием приговаривал Николай. Работа, слава богу, близилась к концу.
— Выпустите меня на свободу! — глухо раздалось из гроба. — Я закричу!
— Мы же обо воем договорились… — рассудительно начал Николай.
— Мы вас не обидим! — поспешно заверил голос из гроба. — Только не особенно заколачивай! Двумя гвоздиками!
— А у меня больше и нет! — последовал ответ.
— И земли на меня много не наваливай!
— Покойник, чего ты мандражируешь! — Семен полюбовался на свою работу. — Что я, без понятия! Сам когда‑нибудь буду покойником!
— Пухом тебе будет земля! — пообещал второй грузчик. Они опустили гроб в могилу.
— Мне показалось, что из гроба доносился голос! — на грани обморока объявила Костылева.
— Маргарита Семеновна, вам надо встать на учет в психдиспансере.
Сослуживцы бросили в могилку по горсти земли и увели рыдающую вдову.
— А кто с нами за работу рассчитается? — опешил Семен.
— Мы же с покойником договаривались!
— Ведите себя прилично! — прикрикнул на него начальственным голосом Иван Васильевич.
— Мы же договаривались! Эй, вдова!
Зоя Сергеевна не желала покидать могилу любимого мужа, но группа товарищей подхватила ее с двух сторон и поволокла со словами скорби и утешения. Напрасно Зоя Сергеевна упиралась. Неудержимый поток сослуживцев вынес ее с кладбища и забросил в похоронный автобус.
Два обманутых грузчика глотали пыль. Похоронная музыка заглушила все нехорошие слова, которые были ими сказаны о живых.
— Во, времена! — вырвалось у Семена.
— Хоть жмурика обратно доставай!
Ладно, с покойника слупим, как стемнеет! — хмыкнул Семен. — Не отвертится!
— Покойники, они вообще лучше! — философски заметил Николай.
Глава 8Чем ритуальный работник Федор мог успокоить изнывшееся сердце американского дедушки! Есть могила, но нет гроба! Есть гроб, но нет могилы! Когда же у нас, наконец, все будет!
Ранила старого гусара беспардонность соотечественников! Вместо того, чтобы с ружейным залпом без промедления схоронить российского дворянина, старого вояку, они его гроб стырили, собаки!
Доставил Федор Серафима Терентьевича до дому в «Роллс-Ройсе» со словами надежды и утешения:
— Не бери в голову, Серафим! Подберу я тебе, когда придет срок, какой‑никакой гробишко! Не дубовый, конечно!
— А до срока никак нельзя? — деликатно попросил дедушка.
— Обратно сопрут, живоглоты! Одно ведь жулье осталось! Порядочные все поумирали!
Охваченная состраданием к молодой вдове, группа товарищей устроила у нее дома поминки. Продукты и выпивка были припасены для поминовения усопшей Старшиновой, но та была одинока, поэтому поминки вышли объединенными. Удовлетворение по этому поводу выразил кто-то из скорбящих в не вполне трезвом возгласе:
— А удобно, когда сразу двое поминок, верно? Теперь всегда так будем делать!
Кроме сослуживцев с кладбища и соседей по дому, здесь хлопотал еще Денис Ильич, рядом с безутешной вдовой. Он оказывал ей различные знаки внимания в виде поглаживания ручек и ножек. Коллеги Гоголева по работе косо посматривали на этот альянс.
— Глянь‑ка, вдова только с похорон — сразу хахаля себе завела!
— При живом-то муже — гуляй сколько угодно, кто тебе слово худое скажет!
— При живом — другое дело!
— Меня так волнует Гоша! — пожаловалась вдова Денису Ильичу. — Как он там?
— Там ему лучше, чем здесь! — вставил ехидный сослуживец.
— Все там будем! — вздохнул Денис Ильич и обнял вдову за плечи. — Мужайся, девочка.
— А может, всем можно? — с пьяной задумчивостью спросил Иван Васильевич, имея в виду ласки Дениса Ильича.
Он приблизился к Зое Сергеевне.
— Милая моя, напишите заявление в профком, мы вам 50 рублей выдадим! — Иван Васильевич положил руку на плечо вдовы. — Крепитесь! — Обнял ее. — Или даже 100 рублей дадим… Пойдемте со мной. Вы напишите просьбу, а я ее удовлетворю…
— Оставьте вдову в покое! — возмутился Денис Ильич.
— А вы кто такой? — вскинулся Иван Васильевич. — Вы пьяны! Прошу вас немедленно пройти пробу Раппопорта!
Серафим Терентьевич зашел в квартиру. И не понял, куда попал. Иван Васильевич с пафосом кричал Денису Ильичу:
— Вы осквернили память нашего коллеги! Немедленно покиньте помещение!
— А где Егор? — спросил Серафим Терентьевич у вдовы.
Она тяжко вздохнула:
— Он скоро будет!
— Не знает, бедняга! — прошелестело за столом.
— Пососи валидольчик, дедуся! — заботливо проворковала Костылева и протянула американцу таблетку.
— Мне не надо!
— Сейчас будет надо!
Дедушка в растерянности переводил взгляд с одного гостя на другого. И у всех находил сочувствие.
— Что‑нибудь с могилой неладное?
Костылева печально кивнула.
— Заняли могилу? — старик был в ужасе.
— Как он странно выражается! Не русский, что ли?
— Старый человек!
— Заняли, дедушка! Что ж теперь сделаешь!
Серафим Терентьевич сунул в рот валидол.
— Это моя могила!
— Не нам решать, кто раньше уйдет, кто позже!
— Георгий Антонович от нас ушел…
— Где он? — вскрикнул дедушка. — Я хочу к нему!
— Всему свое время!
Сгустились сумерки, и заспешил народ с кладбища (кто живой, конечно), а работяги Семен и Николай — на свежую могилку Гоголева устремились.
— Эй, покойник! — окликнул Гошу Семен. — Понравилось в могилке? Вылазь, разговор есть!
Мертвая тишина была ему ответом. Грузчики встревоженно переглянулись.
— Может, вправду помер?
— Пусть сначала расплатится!
Николай спрыгнул в могилу. Гроб, слегка землицей присыпанный, был на месте. Смахнул Николай землю, отодрал крышку гроба. Ничего этого Гоша не услышал. Он был недвижим.
— Ты живой?
Гоша вздохнул. Пробудился. Открыл глаза. Увидел звезды над головой. Но чудо возвращения к жизни было испорчено появлением на краю могилы молоденького милиционера.
Семен едва успел бухнуть напарнику:
— Атас!
— Вскрытие гроба! — милиционер засвистел. — Стой! Стрелять буду!
Первым бросился бежать Семен. Милиционер метнулся за ним, но тот растворился в сумерках. Тогда милиционер побежал за Николаем, который успел уже выскочить из могилы. Но и тот как сквозь землю провалился.
Раздосадованный неудачей, вернулся милиционер к могиле, чтоб составить акт, и узрел, как покойник вылезает из гроба.
Представитель власти всхлипнул в ужасе и сам кинулся бежать, не разбирая дороги, пока не ухнул в свежевырытую могилу.
Сердобольные сослуживцы влили в старого гусара несколько рюмок водки — чем вернули Серафима Терентьевича к жизни.
Ох, не радовала его окружащая действительность! Гости умяли все, что было в доме съедобного, включая кусочек колбасы из мышеловки. Иван Васильевич с ожесточением глодал оленьи рога, а остальные коллеги уныло голосили:
«Я могла бы побежать за поворот. Я могла бы побежать за поворот…»
Зоя Сергеевна тоже развеселилась и пела громче всех. Никто ее за это уже не осуждал. Жизнь продолжалась.
