Игрек Первый. Американский дедушка - Лев Корсунский

На венке алела лента с надписью: «…от коллектива покойников…»

В стороне топтался оркестр, ожидая от Мешкова знака. Видимо, стараниями директора похороны были по первому разряду.

Торжественный, взволнованный Мешков держал речь.

— Сегодня, можно сказать, мы открываем наше кладбище! Мы предаем земле тело Серафима Терентьевича Гоголева…

— Слава богу! — вздохнул кто-то. — Будет у нас хоть один настоящий покойник!

— С первым покойничком вас!

Мешков продолжал:

— Мечта Серафима Терентьевича исполнится! Его тело будет лежать в русской земле!

— Жалко дедусю! — вздохнула Инга. — Ему, наверно, и ста лет еще не стукнуло…

Гоше было трудно говорить, он молча поймал ладонь девушки, сжал ее. Она ответила на его рукопожатие.

— Он был для меня самым близким человеком! — с трудом проговорил Гоша.

Что-то мучило Ингу:

— Деньги для меня не играли никакой роли…

— Для меня тоже, — не понял ее Гоша. — У меня ведь их никогда не было.

— Русская земля! — с пафосом восклицал Мешков. — Что может быть лучше в жизни, чем лечь в тебя! Каждый из нас мечтает об этом.

К Гоше подошла Валерия.

— Мужайтесь! — прошептала она. — Теперь ваша могила будет занята. А я с радостью приму вас в свою. Мы вместе туда уляжемся, она большая, вы не сомневайтесь!

Гоша оторопело уставился на мечтательную девушку. Она всхлипнула.

— Вы не хотите лежать со мной в одной могиле?

— Хочу!

К Гоше пробился Федор.

— Георгий! Дед просил передать тебе это, когда он дуба даст! — ритуальный работник протянул опечаленному Гоше большой красивый конверт, украшенный какими-то завитушками. Тот не знал, куда его сунуть.

Зоя Сергеевна взяла у бывшего мужа конверт, тихонько вскрыла его. И извлекла оттуда гербовую бумагу.

— Завещание! — прочел Денис Ильич.

Срывающийся голос Мешкова исторгал у всех присутствующих слезы грусти и очищения.

— Серафим Терентьевич отдал свою жизнь ради того, чтобы наше кладбище жило и процветало! Спи спокойно, дорогой товарищ!

— Боже мой! — Зое Сергеевне стало дурно. — Покойник завещал Гоше и Инге почти два миллиона долларов! На двоих!

— Но это безнравственно! — воскликнул Денис Ильич. И получил от Зои Сергеевны звонкую пощечину.

— За что? — только и смог пролепетать он. Несколько рук протянулось, чтобы завладеть драгоценной бумагой, увидеть ее своими глазами.

Зоя Сергеевна покачнулась, схватилась за сердце.

— Умираю!

В толпе воодушевленных покойников пронеслось:

— Может, ее в ту же могилу?

На Гошу наследство не произвело никакого впечатления. Он взглянул на человека, с которым дедушка связал его своим завещанием.

Инга, нахмурив брови, шевелила губами.

— Миллион разделить на сто — это сколько? Десять тысяч ночей! — потрясенно прошептала Инга. Только теперь она оценила размер своего богатства.

— Почему же он прикидывался нищим? — прорыдала Зоя Сергеевна.

— У миллионеров свои причуды… — открыл рот Денис Ильич и тут же закрыл его. Ему показалось, что жена вновь испытывает желание ударить его, но у нее на это уже нет сил.

— Прошу близких прощаться с покойным! — провозгласил Мешков.

Гоша шагнул к гробу. Впервые на кладбище он посмотрел на дедушку. Тот совершенно не походил на покойника. Казалось, гусар вот — вот засмеется.

Гоша приложился губами ко лбу Серафима Терентьевича, и ему показалось, что дедушка подмигнул ему! Обман зрения объяснялся тем, что глаза внука щипало от слез.

Семен и Николай, чисто выбритые в честь торжественного случая и трезвые, ждали знака Мешкова, чтобы накрыть гроб крышкой и заколотить.

Знак был получен. Они старательно и умело принялись за работу.

Чтобы отвлечься от печальной процедуры, Гоша поискал глазами Ингу.

— Я его никогда не забуду! — шепнула она ему. — Буду его вспоминать по ночам. У меня впереди десять тысяч свободных ночей!

К воротам кладбища подъехали три черные «Волги», из которых вылезло трое мужчин в черных костюмах, приличествующих случаю, с черными же «дипломатами». Не для проводов в последний путь первого покойника прибыли они сюда. Веселый азарт, упрятанный за пасмурной наружностью, двигал ими. Молодые деятели намеревались переделать мир, но начать они хотели с кладбища, заранее предвкушая удовольствие от того, что не обнаружат в месте скорби ни одного покойника.

Увы, преобразователи просчитались.

Под звуки похоронного оркестра гроб опускали в могилу. При этом с лица Семена не сходило выражение озабоченности.

Когда гроб был опущен, Семен в панике прошептал напарнику:

— Николай, ты ничего не заметил?

— Когда мы опускали, гроб как будто плавал!

— Чего ты несешь!

— Николай, гадом буду, чего-то не того сейчас было!

— Так ты сегодня первый раз тверезый был! Как стекло! Был бы кирной…

— Не в том дело! Мне сдается, мы живого схоронили!

— Сейчас по лбу закатаю, паразит! Нельзя тебе не пить!

Семен чуть не плакал.

Не обращая внимания на сгорающих от нетерпения покойников и родственников усопшего американца, могильщики уселись на плиту и засмолили по беломорине.

— Если покойник в гробу шебутился… — рассудительно начал Николай.

— Он не шебутился! — возразил Семен, нервно затягиваясь. — Гроб повело…

— Так это нечистая сила! — успокоил Николай приятеля.

Семен замотал головой:

— Что я, не знаю, когда черти шутят!

Глядя на двух мирно беседующих могильщиков, покойники негодующе зашипели:

— Совсем оборзели!

— В такой день!

— Теперь у нас покойники сами себя закапывать должны?

— Не буду я его закапывать! — выдохнул Семен облако дыма. — Хоть руку руби!

Николай с сомнением поглядел на друга.

— Без балды?

Семен хмуро кивнул.

— Тогда давай обратно вытаскивать! А то будем себя потом, как черви, жрать!

Гроб поехал наверх. Мешков кинулся к грузчикам.

— Вы что, сдурели?

— В гробу кое‑что забыли!

— Что?

— Крокодильчика.

В толпе покойников произошло замешательство.

— Над нами измываются!

— Надругательство!

— Хотят лишить нас единственного покойника!

— Святотатство!

— Отродясь такого не бывало!

Мешков ощутил на своем затылке чье-то горячее, нетерпеливое дыхание. Обернулся с досадой, чтобы плюнуть в эту печку, и узрел трех деятелей в черных костюмах, явившихся сюда, дабы похоронить самого Мешкова.

Кинулся несчастный директор к гробу с диким воплем:

— Убивают! — И растекся по нему своим объемистым бабьим телом.

Никому из присутствующих безумство Мешкова не показалось странным.

Подошел к директору сзади Николай, обнял за живот и оттащил его, бултыхающего ногами, от гроба.

Семен выдрал клещами гвозди. Снял крышку.

В гробу никого не было.

Потрясение скорбящих выразилось в стонах ужаса, нечленораздельных криках, рыданиях.

Нечистая сила!

Гоша поискал глазами Ингу, но ее не было. Когда же она исчезла?

Какая-то сила толкнула Гоголева к выходу с кладбища.

Толпа кинулась за ним. Наверно, людей подстегивал страх. Убежать от нечистой силы! Подальше от дьявольщину! Не удалось. Толпу неотвратимо нагонял гроб дедушки, который несся с горки с огромной скоростью! Кто приделал ему колесики?

У разверстой могилы остались лишь три фигуры в черном.

«Роллс-Ройс» с ревом сорвался с места, выпустив облако дыма.

— Угнали машину! — вскрикнул Федор.

Его вопль заглушил женский переливчатый смех. Гоша сразу узнал Ингу. Но где она? Машина уезжала, и смех девушки становился все тише.

Облако дыма, которое выпустил «Роллс-Ройс», почему-то разрасталось, пока не скрыло всех прибежавших с кладбища.

Оркестр, не зная, что ему делать, играл похоронный марш.

Но в нем то и дело проскальзывали бравурные, даже веселые нотки. Наверно, это была музыка не для похорон, а для воскрешения.

Когда дым рассеялся, никаких следов похоронной процессии не осталось. По небу плыли два облака, напоминавшие своими очертаниями Георгия и Валерию. А еще выше маячил какой-то черный исчезающий предмет, на глазах превратившийся в точку, а вскоре и вовсе исчезнувший.

Разумеется, это был «Роллс-Ройс». Из его дыма и получились два переливающихся всеми цветами радуги облачка, похожие на Гошу и Валерию.