Мои Белые Боги - Алиса Кортно
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Попрошайничать плохо. Тебя первым одели, – отчитала Эльна и поспешила к ребенку, которого скоро ласково потрепала за щеку. Чтобы не переводить борьбу за власть в удобное для противника русло, Саша подчеркнуто не задержала на подростке взгляд. Будто видит его в сотый раз. А то начнется: детей здесь нет. Какие дети?
– Опаздываешь, я проголодалась, – отозвалась Илия и, вместе с молчаливыми сестричками, поспешила принять обед и разложить его на столе.
Это поединок. Эффект дополняла крутившаяся в голове музыка из ковбойского фильма, там где противники стоят друг против друга, внимательно, выжидательно смотрят и кто-нибудь обязательно прищурит глаз или оба глаза. Пора выяснить отношения. Противник пошел в атаку первым: вздернул подбородок и со сдержанным раздражением заявил: – Ты плохо знаешь этот мир. Надо спрашивать, что лучше шить.
– Я знаю, что нужно шить. Вы просто повторяйте, большего не требуется, – ответила Саша, балансируя на тонкой границе с хамством.
– Да, ты умная. Ты и думай, как шить теплую одежду. Придут холода, одевать станет нечего. Холода всегда возвращаются сами по себе без приказов, без страха к мори. Всегда возвращаются. Думай «как», а мы сошьем, – отстраненно закончила Гелла. С нее спал весь запал, и голос вдруг остыл под тяжестью тяжелых воспоминаний, взгляд нырнул внутрь, взгляд бросился разбирать прошлое даже со временем не переработанное в хлам.
– Иди есть, – добавила она, не отрываясь от внутренней инспекции.
– Мне надо слетать. Скоро вернусь. Оставьте мою тарелку.
– Куда это ты собралась? – не сильно интересуясь, спросила Гелла.
– Надо будет рассказать про личные границы, – назидательно заявила Саша.
– Это полезная вещь? – уточнила Гелла.
– Что?! – «запнулась» на вопросе Саша и подумала и ответила: – Конечно, полезная!
Поединок закончился ничем. Противник проигнорировал Сашу легкой прострацией и если б это был кто-то другой, можно было заподозрить трусость и бегтство.
– Куда это ты? – с улыбкой спросила уже жующая червяка Эльна.
– Куда она? – вторила Илия.
– А….за личными границами. Говорит, это полезно, – рассеянно сказала Гелла и вдруг как рявкнет: – Куда руками! Потом ткани липкие, не моешь ведь руки, – и стукнула одну из сестер ложкой по лбу.
Времени осуществить задуманное осталось немного. Саша воткнула иголку за пояс и ступила на доску. Следом от мастерской отлетели еще две доски с приставленными для охраны дозорными, которые наверняка не поймут, что случилось, а вестник Изирда Уэарз был удачно занят перевозкой тканями. День выдался теплым, солнечным. На первом уровне одетые в чистые, новые одежды люди занимались привычными делами, успевая подставлять уставшие от долгого холода, а то и изуродованные лица солнечным лучам, как к какому-то чуду. Они виделись с высоты яркими горошинами. Чтобы облегчить дневную жару на первом уровне появились три фонтана и столько же просторных каменных купален, в которых пузырилась вода. Из выложенных цветной мозаикой стен тонкими струйками жизнеутверждающе журчала вода. Каждый мог напиться, никого не мучила жажда.
Спустившись пониже, Саша заметила женщину, которую видела при первом посещении первого уровня. Ту самую, что подозрительно сильно походит на Ирину Васильевну – учительницу музыки с планеты Земля. Сейчас она сидела на краю фонтана, опустив в воду худые ноги, руками ловила капельки брызжущей воды и чуть было не смеялась: тихо улыбалась простенькому летнему счастью. А где-то недалеко, в лабиринтах укрепления по прогретому каменному полу бегают детские ноги и слышится детский смех от простых, знакомых игр. Ну во что еще можно играть летом без телефона. В догонялки, в салки, в прятки и разные вариации этих игр.
– За этот мир стоит побороться, – подумала Саша, осторожно оглянулась на сопровождение и подбодрила себя: – Ну же смелей! Решайся!
Против Халы набралось достаточно серьезных подозрений, пусть и косвенных, но требующих внесения ясности. Во время убийства Мураши, Хала была на уровне бангки, свободно передвигалась между уровнями, отлично ориентируясь на большей части укрепления, чего не скажешь об остальных представителях этого забитого людьми народца и зная признаки одурманивания каи, могла подставить казненного за убийство Иригрида. Дальше она единственная, не считая самой Саши, кто заподозрил в убийстве Мураши кого-то другого, также уверяла, что этому есть доказательства, которые так и не представила. Хала – единственная уцелевшая после встречи с мориспен бангки. Все остальные женщины были «милостиво» отравлены в тайном проходе, через который потом вынесли Сашу. Осталось только убедиться, насколько эти сомнения верны или ошибочны. Если Хала до сих пор верно служит мориспен, она притворяется больной. Скорее всего, ее рана, если это правда, не такая уж серьезная.
В виновность целительницы верится с трудом: Саша словно раздвоилась, где на одной стороне косвенные улики и сомнения, а на другой тихая, дружеская привязанность. Поэтому чем быстрей будет получен ответ, тем лучше. Если Хала в сознании и не потеряла чувствительность, как должно быть в состоянии комы, то выдаст себя.
На уровне бангки тихо и пусто. Двое мужчин-бангки, увидев приближающихся людей, юркнули в арку и пропали. Не встретив никого на пути Саша добралась до госпиталя. Хала лежала у окна на серой подстилке изо мха, укрытая новеньким синим одеялом. В госпитале чисто и пахнет горечью прогретых трав. Рядом с единственной пациенткой спиной ко входу сидит женщина-бангки в пышной красной юбке, ее желтая упругая грудь оголена. Толстыми пальцами она перемалывает лежащие перед ней на подстилке хрустящие травы, мерно покачивается вперед и назад и на разный лад распевает: аонтооо, аОнтооо, Аонтоо…
Лицо Халы – безжизненная маска. Куда подевалось милое, скромное лицо заботливой целительницы? Вместо которого теперь восковая маска с синевой и черным, неестественно расползшимся ртом. Грудь едва-едва поднимается: тихо и редко, как будто спрашивая перед этим разрешения у невидимого ангела, внимательно сверяющего все положенные вдохи с картой судьбы. Рана на голове перевязана свежими белыми бинтами, из найденной в кульките ткани. Спокойная, больничная атмосфера госпиталя постудила Сашину взвинченность и принесла сомнения: – Что я делаю? – тихо шепнула она: – Я то ли дура, то ли умная.
Один из прибывших вместе с ней дозорных заглянул в помещение госпиталя, огляделся и встал у входа, насвистывая простенькую мелодию.
– Эй, – тихо позвала Саша сиделку Халы, – привет.
Но та не отозвалась: будто не слышит ни приветствия, ни посвистывания и продолжает покачиваться вперед-назад. Саша подошла и положила руку на плечо женщины. Она замерла, потом медленно
