Люди, боги, звери - Антоний Оссендовский

— Вы будете менять лошадей в Казахудуке? Мы доберемся туда по этой дороге? Мне нужно нагнать посланца, а я толком не знаю пути.

Военный министр заверил его, что мы будем в Казахудуке уже к вечеру, и подробно объяснил дорогу. Вскоре мотор заглох вдали, а когда автомобиль появился вновь на горизонте, еле заметный на вершине холма, близ перешейка, министр приказал одному из монголов поскакать вперед и проверить, не остановилась ли машина по другую сторону горы. Монгол, стегнув своего скакуна, умчался. Мы медленно продвигались вперед.

— Что случилось? — спросил я. — Объясните, пожалуйста.

И тут министр рассказал мне, что Джам Болону вчера доложили, что Сепайлов собирается убить меня в пути. Он подозревал, что именно я настроил против него барона. Джам Болон тут же доложил барону о возможном покушении, и тот распорядился выделить для моей защиты дополнительных людей. Тем временем вернулся посланный на разведку монгол; по его словам, ничего, подозрительного он не обнаружил.

— А вот теперь, — сказал министр, — мы поедем совсем другим путем, и пусть полковник тщетно поджидает нас в Казахудуке.

Мы повернули на север, к Ундур-Добо, и к вечеру добрались до урочища местного князя. Здесь мы расстались с министром, получили свежих лошадей и продолжили наш путь на восток, оставив позади «человека с головой, похожей на седло», против которого меня так упорно предостерегал старик предсказатель близ Ван-Куре.

Через двенадцать дней благополучного, без всяких приключений путешествия мы вышли к одной из станций Восточнокитайской железной дороги, откуда я с непривычным ощущением позабытого комфорта последовал в Пекин.

Удобно расположившись в фешенебельной пекинской гостинице и постепенно утрачивая внешние признаки скитальца, охотника и воина, я, однако, все еще находился под сильным впечатлением девяти дней, проведенных в Урге в обществе барона Унгерна, «Живого Бога войны». Обращали мои мысли к тем дням и газеты, подробно описывавшие кровавый марш барона по Прибайкалью. Даже теперь, по прошествии семи месяцев, эти безумные ночи, полные вдохновения и ненависти, стоят у меня перед глазами.

Предсказание сбылось. Приблизительно сто тридцать дней спустя большевики захватили в плен барона Унгерна, преданного своими офицерами. По слухам, его казнили в конце сентября.

Барон Унгерн фон Штернберг… Кровавым мечом карающей Кармы прошел он по Центральной Азии. Что оставил он после себя? Его приказ по армии заканчивался словами из Откровения святого Иоанна Богослова:

— Не сдерживайте своей мести, пусть прольется она на осквернителей и убийц души русского народа! Революцию нужно искоренить на земле. Именно против нее предостерегал нас святой Иоанн Богослов в своем «Откровении»: «И жена была облечена в порфиру и багряницу, украшена золотом, драгоценными камнями и жемчугом и держала золотую чашу в руке своей, наполненную мерзостями и нечистотою блудодейства ее; и на челе ее написано имя: тайна, Вавилон великий, мать блудницам и мерзостям земным. Я видел, что жена упоена была кровью святых и кровью свидетелей Иисусовых…»

Документ этот — свидетельство русской и, возможно, мировой трагедии.

Но остались и более впечатляющие следы.

В бурятских, монгольских и джунгарских юртах, у киргизских, калмыцких и тибетских костров стали слагать легенды об этом сыне крестоносцев и пиратов: «Пришел с севера белый воин и призвал монголов разбить цепи рабства, сковавшие свободолюбивый народ. В воина вселилась душа Чингисхана; он предсказал приход могучего вождя, который много сделает для торжества чистой буддийской веры и прославит потомков Чингисхана, Угедей-хана и Ху-билая».

Да сбудутся его слова! Что ж, на земле воцарился бы мир, если бы азиаты показали себя учениками мудрых правителей — Угедея и султана Бабера, а не действовали, одержимые «злыми демонами», во власти которых пребывал разрушитель Тамерлан.

Живой будда

«В саду счастья и радости»

В Монголии — стране чудес и тайн — живет хранитель всего неразгаданного и неизвестного: Живой Будда Его Святейшество Джебтсунг Дамба хутух-тахан, или богдо-гэгэн, первосвященник Та-Куре; Богдо — это воплощение бессмертного Будды, представитель непрерывной, таинственно продолжающейся линии теократических властителей, царствующих с 1670 г. и хранящих облагораживающий дух Будды-Амитабы и Хан-ра-зи, «милосердного духа гор».

С Живым Буддой связано все: мифы о солнце, чары таинственных вершин Гималаев, рассказы об индийских пагодах, суровое величие монгольских императоров — властителей над всей Азией, — странные легенды китайских мудрецов, мысли браминов, строгие нравы монахов добродетельного ордена, месть вечно странствующих воинов-олетов со своими ханами — Батур Хун Тайги и Гуши, гордые заветы Чингисхана и Кублай-хана, реакционное, клерикальное мировоззрение лам, суровость основателя желтой секты Паспы и тайны тибетских королей, родоначальником которых был Сронг-Цан-Гампо.

В гуманной истории Азии — Монголии, Памира, Гималаев, Месопотамии, Персии и Китая — постоянно упоминается имя «Живого Бога» Урги. Немудрено, что его почитают и на Волге, и в Сибири, и в Аравии между Евфратом и Тигром, и в Индокитае, и на берегах Ледовитого океана.

Во время моего пребывания в Урге я неоднократно посещал дворец Живого Будды, беседовал с ним и наблюдал его жизнь.

Приближенные Живого Будды, из числа ученых марамб, много рассказывали мне о нем. Я видал его за чтением гороскопов, слышал его пророчества; мне удалось осмотреть архивы книг и рукописей, содержащих жизнеописания и предсказания всех богдоханов.

Ламы были со мной очень откровенны, так как благодаря письму хутухты Нарабанчи я пользовался их доверием.

Живой Будда, как и все ламаисты, имеет двойственную личность: он умен, прозорлив, энергичен, но одновременно предается пьянству, приведшему его к слепоте.

Когда он ослеп, ламы впали в отчаяние. Некоторые из них считали необходимым отравить богдоха-на и заменить его другим лицом, признанным новым воплощением Будды. Другие, возражая, указывали на большие заслуги первосвященника в глазах монголов и приверженцев желтого учения. В конце концов порешили умиротворить богов, воздвигнув большой храм с гигантской статуей Будды. Будда, однако, не помог зрению Богдо. Зато все эти споры подали Живому Будде повод помочь тем из лам, которые стояли за слишком радикальный метод разрешения вопроса — поскорее перейти в потусторонний мир.

Богдохан постоянно занят вопросами веры и управления Монголией. Одновременно с этим он любит совершенно бесполезные забавы. Большое удовольствие доставляет ему, например, артиллерия.