Время лечить засосы - Риверс Карин

Я начинаю верить, что на самом деле у меня чудовищно уродливая шея, поэтому народ постоянно смотрит на нее.

Я наградила адвоката убийственным взглядом, означавшим «а ну перестань зырить на меня, ты, жалкий осел». Потом попыталась взять этот взгляд обратно, ведь он, в конце концов, на нашей стороне. Не хочу портить себе карму.

Хотя, как оказалось, это не так уж и важно.

Судья: а) уже задолбался рассматривать дела, связанные с марихуаной (у нас полный город хиппи), или б) сам покуривает, или в) у него сегодня такой день, когда ему на все плевать.

Короче, я была очень разочарована. Но это даже и хорошо.

Папу осудили условно, предписав ему выполнять какие-то общественные работы. Понятия не имею, почему. Признаюсь, я проспала часть слушаний, которые даже близко не были такими интересными или оживленными, как по телику. Сегодня я плохо спала, потому что очень волновалась.

Я знаю: то, что здесь происходит, очень важно, и мне вовсе не наплевать. Я горжусь папой и его свежевыбритым лицом. Он не надел костюма или чего-то, соответствующего моменту, но, по крайней мере, на нем не было и:

1. Моей пижамы;

2. Футболки с надписью;

3. Разных носков;

4. Сандалий а-ля хиппи.

— Все будет хорошо, — сказал он, обнимая меня крепко-крепко (если бы в тот момент что-то застряло у меня в горле, он определенно спас бы меня).

— Ура! — воскликнула я. — Поздравляю!

И обняла его.

Вот так-то.

Тут его мерзкий адвокатишка тоже попытался обхватить меня ручонками, но я «нечаянно» со всей дури стукнула его локтем в грудь, когда он приблизился за своей порцией объятий; малыш охнул и согнулся пополам.

А я засмеялась.

Парень тоже засмеялся, но не могу сказать, что его смех был искренним.

Но кому какое дело? Мне точно никакого.

Мы вышли из зала суда с таким видом, словно нас сейчас покажут в прямом эфире. Ну, по крайней мере я вышла именно так. Папа прихрамывал, потому что у него нелады со спиной. Мне было его очень жалко, но, кроме этого, я была невероятно счастлива.

Разумеется, это означает, что ему придется найти настоящую работу.

И мне тоже.

Ничего страшного. Мне хочется найти работу, причем в самое ближайшее время.

Новый список поводов для беспокойства:

1. Работа.

2. Деньги.

3. Как мы выплатим арендную плату.

4. Социальная служба, которая все еще «оценивает, хорошо ли мой папа справляется со своими отцовскими обязанностями».

5. Деньги.

6. Деньги.

7. Папина спина. Кто возьмет его на работу с больной спиной?

8. Деньги.

Около 12:00

Я позвонила Кики, стоя на углу. Было холодно, и только что пошел снег. Можно было бы им полюбоваться, если бы только я так сильно не боялась.

Я. Мне очень плохо.

Кики. Успокойся.

Я. Не могу. Мне нужна сигаретка.

Кики. Ты же не куришь!

Я. Сейчас и начну.

Кики. Врушка.

Я. Хорошо. Просто скажи, что все будет нормально.

Кики. Все будет нормально. Обещаю. Позвони мне, как только все закончится.

Я. Я тебе позвоню между делом. Из туалета.

Кики. Успокойся, дорогая.

Я. Я спокойна.

Кики. Нет, у тебя гипервентиляция. Дыши так: вдох — выдох — вдох — выход.

Я (дышу). Позвоню тебе, как только смогу.

Я убрала мобильник в карман. Потом снова достала и набрала номер Брэда. Он ответил тут же.

Брэд. Хэйли?

Я. Да.

Брэд. Как я рад, что ты позвонила. Как дела у твоего папы?

Я. Отлично. Просто отлично. Он отмазался.

Брэд. А ты где?

Я. Я… на углу. Не знаю какой улицы. Представляешь…

Брэд. Что?

Я. Снег идет.

Брэд. Все будет хорошо, ты же знаешь.

Я. Да.

Брэд. Увидимся. Все хорошо. И не нервничай.

Я звонила ему на мобильный, потому раздался негромкий звук, который издают мобильники, когда закрываешь их, не нажимая кнопку «отбой». Я послушала еще на всякий случай, вдруг услышу, как он говорит с кем-то еще, но связь прервалась.

Я оставила отпечатки своих ботинок на снежном покрове, тонким слоем устилавшем тротуар. Жаль, что снега так мало, а то можно было бы сделать что-то замечательное. Например, слепить снеговика, снежного ангела или просто снежок.

Хоть что-нибудь.

Но я уже опаздывала. Немного. С этого места виден был ресторан. Симпатичный маленький ресторанчик. Окна запотели, видно, внутри что-то готовили. Наверное суп, подумала я. Или просто кофе. Ресторан выглядел по-домашнему и казался безопасным местом.

Сердце пыталось выскочить из груди. Я сняла перчатки, подняла руки и подставила ладони падающему снегу. Он шел все сильнее и быстрее. На секунду я задумалась обо всем снеге, который видела в своей жизни. Обо всех тех снеговиках, которых слепила вместе с папой. О снежных крепостях. Он всегда застегивал на мне комбинезончик, и мы шли убирать снег с дорожки у дома.

А моя мама все это пропустила. На минуту я по-настоящему испугалась, но потом это ощущение прошло. Я положила пальцы левой руки на запястье правой и нащупала пульс. Посчитала его. Это привычка. Так я понимаю, что я в норме. Пульс был семьдесят пять ударов в минуту. Тук-тук. «Ладно, — сказала я себе. — Неважно, что случится, но эта улица останется здесь. И снег тоже. А сердце будет по-прежнему биться. И все будет хорошо».

Я посмотрела на часы.

12:11. Я опоздала на одиннадцать минут. Я выпрямилась и побежала по улице. Решила, что если побегу быстро, то не смогу остановиться. Или свернуть и побежать в другую сторону.

Я практически ворвалась в ресторан и пулей метнулась мимо столиков в туалет. Ни на кого не глядя. Я не могла дышать. Казалось, я вот-вот грохнусь в обморок. Никогда в жизни так не нервничала. Я побрызгала себе в лицо водой, окончательно смазав косметику. Не понимаю, как женщины в кино умудряются это делать, не портя макияж, и потом выглядят свежо с капельками воды на коже.

Кроме испорченного макияжа, все остальное было в норме. Вчера вечером Джул покрасила мне волосы в темно-каштановый цвет, когда я зашла к ней одолжить какую-нибудь одежду. Разумеется, немного краски оказалось и на моем лице, и, кажется, ее теперь не смыть, но зато волосы блестят и имеют здоровый вид.

— У тебя чудесные волосы, — сказала Джул. — Правда. Они выглядят необычно.