Первый кубанский («Ледяной») поход - Сергей Владимирович Волков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но куда идти и для чего? Донская область была избрана для создания армии, конечно, по известным соображениям. Русская земля велика; везде, казалось бы, можно было найти место для сбора добровольцев. Однако собрались на Дону. Но если необходимо оставить область, то, значит, место было избрано неудачно; соображения, на которых был основан выбор, казались неосновательными?
* * *
Командующий армией созвал военный совет для разрешения вопроса о дальнейших действиях армии. На заседание совета прибыл из станицы Старочеркасской походный атаман Донского войска генерал Попов. Он отступил в станицу из Новочеркасска с 2000 казаков, оставшихся верными правительству. Генерала Попова сопровождал его штаб.
На совете выяснен был целый ряд вопросов, смущавших вождей армии и вызывавших их колебания, – относительно современного положения и дальнейшей деятельности Добровольческой армии.
Решено было вести обе армии, и добровольческую, и казачью, в южные безлюдные степи на границах Донской области, Астраханской и Ставропольской губерний. Там, вдали от железных дорог, легко было бы отбиться от большевиков, чувствовавших себя неуверенно без броневых поездов. Без дорог, без тяжелой артиллерии силы бы сравнялись. В маневренной войне большевики теряли все свои преимущества, а добровольцы выигрывали, имея искусных и опытных вождей.
Армии должны были следовать дорогами, параллельными друг другу, но разными, чтобы не обременять чрезмерно население и продовольствием своим, и средствами передвижения грузов. Все, казалось, предусмотрено. А если не удастся?
– Если не удастся, – сказал Корнилов, – мы покажем, как должна умереть русская армия.
* * *
Через день армия выступила из Ольгинской. Первый переход, около 25 верст, прошел без всяких приключений, и добровольцы остановились ночевать в станице Хомутовской. Рано утром, кто еще спал, кто умывался, вдруг: трах, трах.
– Что такое?
Та-та-та – ответили пулеметы, и свинцовые шмели зажужжали по станице.
Выскочили на улицу. По направлению от противника шел разъезд конного дивизиона.
– Что, щеголи, проспали? – посыпались насмешки добровольцев.
Несчастные «щеголи», в рваных полушубках, благоразумно промолчали. Нужно было видеть их истрепанных коней, чтобы понять, в чем дело. Беглым шагом вышли дежурные роты Офицерского полка и рассыпались в цепи перед станицей. Впереди мелькала белая папаха командира полка генерала Маркова. Снаряды сыпались на станицу как из мешка. Пулеметы подвигались все ближе и ближе. В обозе суета. Спешно запрягают коней; те пугаются выстрелов, бросаются, путаются в постромках. Начальство ругается. Вот выдвинулся санитарный обоз; на рысях прошел политический отдел.
Бум, бум, бум – заговорили, наконец, и добровольческие трехдюймовки.
На душе сразу стало легче. Пулеметы противника стыдливо умолкают, попали, значит, в самый раз. Вышел из станицы артиллерийский парк, и потянулось интендантство. Ружейная пальба удалялась. Противника, видимо, отгоняли; но артиллерийский огонь усилился. Обстреливали выход из станицы, где поневоле группировались повозки.
По счастью, у большевиков не было гранат, и они обстреливали станицу шрапнелями, поставленными на удар, и тем же способом, к удивлению, крыли и дорогу. Снаряды зарывались глубоко в подтаявшую землю, и площадь поражения была ничтожной. Тут оправдалось верное правило для движения обоза – идти по дороге в линию. Действительно, на самую дорогу не попал ни один снаряд; все ложились справа и слева. Ранены были и то всего несколько человек, те, которые из боязни обстрела сворачивали с дороги. Бой смолкал, и обоз быстро двигался по направлению к станице Кагальницкой.
Но впереди – переход через железную дорогу – Донскую ветку. А что, если большевики окончательно проспались и выслали наперерез броневые поезда? Кругом голая ровная степь: ни кустика, ни ложбинки. Ясный день. Переезд через железную дорогу один, никуда не сунешься. Перестреляют, как куропаток.
Послали вперед конницу – взорвать справа и слева от переезда железнодорожный путь, хоть не так близко подойдут броневики. Чу, выстрел, другой, третий. Впереди.
– Попались.
Промчался Корнилов с своим штабом и текинцами.
– И куда скачет. Непременно надо ему влезть в самую кашу.
Обоз остановился. Легко раненные и обозные из добровольцев приготовляли винтовки и укладывали поближе патроны. Томительное ожидание длилось полчаса. Перестрелка смолкла. Ложная тревога. Авангард, состоявший из молодежи – партизан, забавлялся расстреливанием телеграфных стаканчиков, чтобы прервать линию. За эту забаву получили несколько, но крепких слов.
Большевики еще не проспались и ограничились посылкой конного отряда с батареей для восстановления связи с противником. Этот отряд и атаковал Хомутовскую. Других войск, наперерез хода армии, послано не было, что и спасло добровольцев. Большевики потеряли удобный случай для нанесения жестокого удара армии, не имевшей иного пути, как через линию железной дороги у станции Злодейской. Два броневых поезда, слева и справа, могли бы если не закрыть совсем пути, то, во всяком случае, нанести тяжелое поражение армии с таким обозом. Случай был потерян. Но с тех пор армия за исключением крайней необходимости не переходила железную дорогу днем.
* * *
В этот день впервые держал свой боевой экзамен и обоз. И надо сказать, выдержал его недурно. Обоз, по сравнению с армией, был огромный, около 500 повозок, и тянулся, при подборе, версты на три, а в конце перехода верст на пять.
Армия, не имея никаких баз впереди, должна была везти с собой все. По дороге нельзя было ни на что рассчитывать, так как настроение населения было неопределенным. Брать же силой, и тем еще более возбуждать против себя казаков, было бы недальновидным. На первых переходах возили с собой не только печеный хлеб, но даже зерновой фураж и прессованное сено.
Потом оказалось, что за деньги можно было получить эти продукты беспрепятственно, в особенности в более южных станицах. Но тогда свободных повозок все-таки не оказывалось, а приходилось число подвод все увеличивать и увеличивать, так как, с продвижением армии вперед, росло, к сожалению, и число раненых. Оставлять же раненых по станицам, как приходилось делать потом, считалось невозможным. Противник с невероятной жестокостью добивал всех, кто попадал в его руки.
Такой огромный обоз был, конечно, большой обузой для армии. Но он был бы мертвым ее камнем, если бы не представлял некоторых отличий от обыкновенного военного обоза. Все знают особый термин – «обозная паника». Такая обозная паника, в некоторых армиях, была даже причиной жестоких поражений, когда обезумевшие от страха обозы неслись на строевые части, сминали их, запружали и ломали на своем бешеном ходу мосты, гати и т. п. Сегодня все данные
