Великие и неизвестные женщины Древней Руси - Людмила Морозова

Некоторые историки архитектуры, правда, высказывают предположение, что Спасский собор был построен в середине 50-х гг. XII в.[620] Однако в тексте Жития никаких данных на этот счет нет.

Попытку более точно датировать возведение Спасского собора предпринял А. Л. Монгайт. Изучая фрески Спасо-Евфимиева собора, он пришел к выводу, что по манере письма они очень похожи на фрески Антониева монастыря в Новгороде. Сходство дало ему право предположить, что росписи обоих храмов выполнялись мастерами одной школы. Поскольку известно, что собор Антониева монастыря расписывался в 1125 г., то значит Спасский – вскоре после него.[621] Наблюдения Монгайта подтверждают предположение о том, что Спасский собор был построен в период гонений на полоцких князей, но до их высылки в Византию, т. е. до 1130 г.

Согласно данным летописей, около года полоцкие князья пребывали в неведении относительно своей дальнейшей судьбы. Наконец весной 1130 г., согласно Ипатьевской летописи, по приказу Мстислава Владимировича полоцкие князья с женами и детьми были посажены на три ладьи и под охраной великокняжеских дружинников вывезены в Константинополь.[622] В числе высланных были и родители Евфросинии.

По договоренности с императором Иоанном Комнином мужчин определили на военную службу и отправили на войну с арабами в Азию и Африку. Старшее поколение полоцких князей, вероятнее всего, не выдержало тягот военных походов, и все его представители вскоре умерли, в том числе и отец Евфросинии. После смерти их гонителя Мстислава Великого на родину смогли вернуться только сыновья Рогволда-Бориса: Рогволд-Василий и Иван.[623]

В источниках содержится немного сведений об именах полоцких князей и членов их семей, умерших в Византии. Так, в книге «Паломник» Добрыни Ядрейковича указано, что в предместье Константинополя в церкви Даниила Столпника была похоронена жена полоцкого князя Брячислава Ксения. Там же отмечено, что в центре Константинополя в церкви Платона была могила полоцкого правителя Бориса.[624]

Можно предположить, что в данном случае Добрыня Ядрейкович сообщил о могилах полочан, умерших в изгнании. Ксения, видимо, была женой Брячислава Давыдовича, обозначенного в Лаврентьевской летописи, как князь Логожский и Изяславский под 1127 г.[625] Борисом, насколько известно, был только Рогволд Всеславич, умерший на родине в 1128 г.,[626] но, возможно, такое имя носил кто-то из многочисленных сыновей Глеба Всеславича, поскольку в источниках указаны только их княжеские имена, а не крестильные: Ростислав, Володарь, Всеволод, Изяслав. Судьба всех этих княжичей точно не известна. Кто-то из них, вполне вероятно, и был похоронен в Константинополе, в самом центре города.

В «Житии» нет никаких сведений о дальнейшей судьбе родителей Евфросинии. Главными ее помощниками и опорой стали родная и двоюродные сестры и два младших брата, принявших постриг в Богородичном монастыре.[627]

Удалось спастись и старшему сыну Святослава Всеславича Василию, он стал изяславльским князем.

Интересно отметить, что названия основанных Евфросинией монастырей как бы должны были поменяться местами. Для женского монастыря больше подходило посвящение Богородице, для мужского – Спасу, но на самом деле все было наоборот. В чем была причина отступления от традиций – не известно.

Большие средства, пожертвованные полоцкими князьями в оба монастыря, позволили Евфросинии построить каменный храм и в мужской обители. Именно его фундамент, видимо, и был обнаружен археологами во время раскопок. Они назвали его храмом-усыпальницей, поскольку нашли в нем много мужских захоронений, преимущественно в кирпичных склепах.[628] Вероятно, это были могилы полоцких князей.

Обмеры Богородичного собора показали, что он больше Спасского, хотя он был четырехстолпным, а Спасский – шестистолпным; длина его была 17,2 м, ширина – 14,85 м, подкупольное пространство составляло 5,15 м. В Спасском соборе длина была всего 14,4 м, ширина – 9,8 м, подкупольное пространство – 2,8 м.

Несомненно, что правление в Полоцке Изяслава Мстиславича было самым тяжелым временем для представителей полоцких князей и членов их семей. Поэтому, когда в 1132 г. Мстислав Великий умер, полочане изгнали его сына Изяслава Мстиславича. На полоцкий престол взошел брат Евфросинии Василий Святославич. Можно предположить, что данное событие произошло не без участия спасской игуменьи, обладавшей в Полоцке большим авторитетом. Ведь по закону престолонаследия власть должен был унаследовать старший сын Глеба Всеславича или, на худой конец, сын Давыда Всеславича Брячислав. Были права на полоцкий престол и у сыновей Рогволда, находящихся в изгнании, т. е. у Рогволда-Василия и Ивана.[629]

Однако брату Евфросинии удалось удержаться на полоцком престоле до своей смерти в 1144 г. С великим князем Киевским Ярополком Владимировичем он сохранял нейтральные отношения, а со сменившим его в 1139 г. Всеволодом Ольговичем даже смог породниться, выдав свою дочь за его сына Святослава.[630]

Во время княжения брата Евфросинии удалось существенно упрочить материальное положение монастыря. Она смогла не только завершить строительство соборов, но и богато украсить их изнутри. Часть фресок Спасского собора дошла до нас. Считается, что на одной из них талантливый мастер изобразил саму княжну-монахиню. Поэтому мы имеем представление о том, как выглядела Евфросиния Полоцкая. Перед нами предстает не слишком молодая женщина с огромными глазами, под красиво очерченными дугообразными бровями. Облик дополняют точеный нос и маленький рот. Несомненно, на фреске изображена очень красивая и одухотворенная женщина. Но во всем ее облике чувствуется какая-то мрачная печаль. Она могла быть вызвана переживаниями за судьбу родных людей на чужбине.

Помимо строительства соборов Евфросинии приходилось решать много различных хозяйственных вопросов, связанных с украшением храмов, строительством келий для инокинь и монахов, обеспечением их одеждой и едой. Все это требовало значительных средств, которые не могли покрыть скудные пожертвования горожан после высылки князей. Поэтому Евфросиния, очевидно, вынуждена была заняться хозяйственной деятельностью: продолжала переписывать книги и отправляла рукописи на продажу, послушницы обрабатывали монастырскую землю и выращивали на ней различные плоды, излишки которых также шли на рынок. О том, что Евфросиния была вынуждена участвовать в торговых операциях с новгородскими купцами, свидетельствует найденная археологами на Рюриковом городище близ Новгорода Великого печать спасской игуменьи. На ее лицевой стороне было само изображение Евфросинии, окруженное надписью: «Господи, помози рабе своей Евфросинии нарицаемой». На одной стороне печати была сцена Преображения (она указывала на название ее монастыря), на другой – фигура Христа.[631]

Как уже отмечалось, личная печать была и у матери игуменьи княгини Софьи. Ею она скрепляла сделки с купцами Новгорода и прибалтийского города Кокнес. Из факта наличия у полоцких княгинь собственных печатей В. Л. Янин сделал вывод о существовании в Полоцком княжестве матриархата.[632] На самом деле, он вряд ли существовал, но несомненно, что после высылки князей в Византию роль оставшихся представительниц «прекрасного пола» возросла.

Вскоре в сфере ведения Евфросинии оказались не только хозяйственные, но и политические дела. Из летописей можно узнать, что в 40-е гг. XII в. между полоцкими князьями очень часто возникали конфликты, которые в любой момент могли превратиться в кровавое междоусобие.[633] Спасская игуменья не могла остаться в стороне от них. По мнению В. Б. Перхавко, на участие Евфросинии в княжеских ссорах указывают следующие строки в посвященном ей каноне: «Князем, сродником, друг на друга дерзающе подъяти меч, возбраняла еси, яко оружие обоюдоостро, словесем божиим устрашающе».[634]

Из текста «Жития» известно, что Евфросиния уделяла большое внимание вопросам обучения и воспитания детей. В монастырской школе для девочек обучали письму, чтению, счету и основным правилам поведения. Последние достаточно подробно изложены в «Житии» и состояли из следующих пунктов: ступать следует кротко, говорить – смиренно, при этом слова не должны быть ни грубыми, ни оскорбительными по отношению к другим людям. Пить и есть полагалось безмолвно, в обществе старших необходимо было молчать и всячески высказывать присутствующим уважение и покорность. Мудрых людей необходимо было слушать с большим вниманием, бедным и увечным следовало помогать и любить их без всякого лицемерия. В целом детям вообще советовалось говорить поменьше, а думать и размышлять – побольше. В помыслах и желаниях они должны быть сдержанными, заботиться о телесной и душевной чистоте и чаще думать о небесном. Таковы были основы воспитания, которые внушала своим воспитанницам Евфросиния.[635]