Оковы равновесия - Яна Алексеева

Темнота отступала мягко и уверенно, неспешно отпуская сознание, позволяя ему всплыть на поверхность, проявиться в реальности. Она будто истаивала, размывалась, а на ее месте проступала совсем другая, новая картина.

Светло. Беленый неровный потолок, стены в светлых деревянных узких панелях, отполированных до блеска, большой подсвечник с потухшими оплывшими свечами на столе. Банки, пузырьки, склянки, куча тряпья, большой графин. Рядом кресло, потертое и расшатанное на вид. Сквозь раздвинутые занавеси в окно просачиваются солнечные лучи. И видны кроны деревьев, подернутые зеленой дымкой.

Тепло, уютно и как-то спокойно. Под головой и спиной что-то мягкое, забинтованные руки лежат поверх цветастого лоскутного одеяла. Легкая ноющая боль в боку. Нет в теле болезненного льдистого оцепенения или выжигающего жара.

Тишина.

Спокойствие и равнодушное ожидание. Осознание того, что это не совсем нормально, но иного не ощущается…

Что дальше?

Сознание холодно и пусто, а память напоминает рваное покрывало, все в прорехах и дырах, расползающееся от прикосновений. Внутри — словно разобранная на кусочки мозаика. И даже, похоже, не одна.

Это не пугает. Зато требует действия.

Окружающее вызывает странное чувство узнавания. Двойственное, частью будто бы удовлетворенное, радостное, окрашенное любопытством, а частью пренебрежительное, но дающее уверенность в безопасности.

Спокойное ожидание.

Повернула голову на звук отворяющейся двери.

Отметила про себя, что тяжести и той боли, что сопровождала каждую попытку двинуться, сейчас нет.

Вошли двое. Кажется, что были это совершенные незнакомцы, но тут же исподволь накатило некое чувство узнавания. Понимания. Один — явно целитель. Невысокий и полноватый, в аккуратном светло-сером одеянии, похожем на мантию. По вороту шел голубой кант. На широком круглом лице, едва он увидел, что я в сознании, расплылась радостная улыбка, перекрывая привычную вежливую доброжелательность.

Второй — солдат, воин, наемник… рассматривала, перебирая в памяти всплывающие слова. Повыше целителя, в простой рубахе, но перетянутой десятком кожаных ремней. На поясе висят короткие ножны, сбоку, под рукой, целый набор ножей в удобных кармашках. На груди — бляха с каким-то гербом. Лицо хищное, худое, недоброе.

Чем-то он похож на того, вкрадчивого… Властностью?

Меня передернуло от неприятного холодка, скользнувшего по позвоночнику.

Но я внимательно смотрела…

Целитель, что-то приговаривая и протирая руки подобранным на столе полотенцем, быстро подошел к ложу, воин… пусть пока будет воин, замер у двери.

Стерпев осмотр и ощупывание, чуть морщась от боли, простреливающей бок при касании, я выслушала несколько непонятных певучих фраз, явно обращенных не ко мне. Вопросительно вздернула бровь, прокашлялась, выгоняя застрявший в горле комок.

— О госпожа, простите, с вами все будет в порядке, — проговорил целитель на понятном мне языке. — Да, уже… — он задумчиво нахмурился, — через пять дней. И вы сможете вставать, а окончательно оправитесь от несчастья всего через десять…

— Через два дня выступаем в столицу, — неожиданно категорично заявил воин. — Госпожа, прошу принять во внимание…

— Госпожа не сможет! Не вынесет нагрузок! — возмутился целитель. — У госпожи тяжелая травма! Ведь… Похищение, попытка проведения ужасного ритуала!

— Время не ждет! И именно поэтому! — резко оборвал воин, повысив голос. — Нам надо спешить!

И закашлялся, прижав руку к груди.

— Все-все, молчу! Вам тоже не стоит нервничать! И надо отдохнуть! Хотя бы эти ваши несчастные два дня. Кому лучше будет, если вы сляжете на сезон? Хоть и по приезде…

Выговаривая воину, вновь замершему у дверей, целитель смотрел на меня.

Что?

Повинуясь подсказке подсознания, я чуть двинула подбородком. Разрешающий удалиться кивок? Да…

— Мое почтение, госпожа. Сер, жду вас внизу. — И мужчина в светлом удалился, что-то бормоча себе под нос про неуемных наемников, не ценящих усилий по спасению жизней. Своих и подопечных.

Воин подошел ближе, недоверчиво на меня глянул.

Ну что еще?

Я равнодушно повела рукой, разрешая говорить.

Само получается как-то. Язык жестов повелевающих…

— Вы пролежали без сознания три дня. Ваш отец требует, чтобы вы были дома как можно скорее. Церемония передачи венца состоится через десятинник. Так что два дня на восстановление — и в дорогу.

А он меня не любит, смотрит как на нерадивую бестолковую девицу, бесполезную, вечно попадающую в неприятности, требующую постоянного контроля, но — имеющую над ним власть. Пренебрегающую безопасностью ради сиюминутных удовольствий. Глупую куклу, которую требуется беречь по приказу властителя… Опять по собственной глупости причинившую беспокойство множеству людей.

Он меня почти ненавидит… но исполняет свой долг.

И я послушно кивнула. Облизнула губы, набираясь решимости.

— Вам что-то нужно?

Я неопределенно повела рукой в сторону окна, не отрывая взгляда от усталого лица. Пожалуй, не буду затруднять ему работу. Потому что не понимаю, зачем мне спорить и ругаться с тем, кто меня охраняет, если учесть, что в последний раз непослушание привело на алтарь магического ритуала? Кто-то хотел сделать из меня куклу… Зачем?

Венец… хм. Загадка. Я, кажется, не люблю тайны?

— Пришлю служанку. — Отвесив придворный поклон, воин вышел, четко чеканя шаг, будто не он сейчас заходился в кашле и зло сверлил взглядом подопечную госпожу.

Хм…

И теперь я лежу и думаю. Пытаюсь вспомнить имя. Хотя бы свое.

Потому что надо. Надо знать имя.

Имя!

Мое имя!

Это очень важно, полагаю.

Все время, пока прискакавшая с легким топотом молоденькая служанка хлопочет вокруг, помогая подняться, умыться, меняет повязки, я пытаюсь вспомнить.

Широкое зеленое платье, дважды обернутое вокруг талии, вызывает раздражение пополам с умилением.

От запаха густой мази, накладываемой на лицо, подташнивает.

Темно-серый мешковатый наряд девицы, с длинными узкими рукавами, с подолом, обшитым черной тканью, и узким витым поясом-плеткой, кажется уродливой пародией на целительскую мантию.

Обрывки памяти складываются то так, то этак, не желая собираться в цельную картину.

— Госпожа, повернитесь… госпожа, наклонитесь… — щебечет служанка.

Я сижу, послушно поворачивая голову, а девица гребнем разбирает мои волосы, сплетает в косу. Длинные, до пояса, удивительно светлые волосы.

А перед глазами картины кружатся. Разные, странные, чуждые, непонятные.